Мазепа

Это был очень сильный ход, выбивавший оружие как у поляков, так и у внутренних недоброжелателей Мазепы. Поэтому сразу началось активное давление на гетмана. К нему писали помимо Войнаровского (мужа его сестры) гетман великий литовский Казимир Сапега, гетман польный литовский Иосиф Слушка и сам гетман великий коронный Станислав Яблоновский. Все они просили «вернуть детей», «не разрушать семью» и заставить сестру выполнять супружеский долг [336]. Однако такое негодование поляков, с одной стороны, и верность его семьи православию, с другой, только поднимали акции Мазепы в глазах Москвы. Разумеется, гетман поддерживал решение сестры, осыпал милостями племянников, и ни о каком возвращении их в Речь Посполитую не могло быть и речи. К тому же вскоре пани Войнаровская умерла.

Значительно сложнее было Мазепе поднять свой авторитет среди казаков. На Запорожье его открыто называли «не отцом, но отчимом Украины». «Народный герой» Петрик, использовавший популистские лозунги, старательно подчеркивал «антиказацкий» характер политики гетмана. Этому надо было противопоставить какой-нибудь пропагандистский шаг. И таковым для Мазепы стало покровительство другому «народному герою» — Палею.

Семен Палей родился в Борзне, казаковал сначала в Нежинском полку, затем, овдовев, на Запорожье. Потом, когда Ян Собеский для борьбы с турками восстановил казачества на Правобережье, Палей поступил на королевскую службу, собрал горячие головы из Молдавии и Поднестровья и засел с ними в Фастове, получив от короля титул полковника. Здесь он активно занимался заселением безлюдных территорий и стал практически правителем Белоцерковщины. Формируется так называемая Палеивщина, территория от Полесья до Дикого Поля, управляемая по «казацким законам». Крестьяне здесь чуть ли не поголовно «показачивались», переставали платить налоги и работать на панщине. Нередко Палей со своими казаками занимал имения соседних польских панов. Многие из его людей просто разбойничали на дорогах, одним словом, вели образ жизни в стиле Запорожья. Палеивщина стала идеалом украинской вольницы, куда стекались крестьяне из всех районов Правобережья, а зачастую — и с левого берега, где жесткая политика Мазепы, направленная на установление государственных порядков, не нравилась многим.

Разумеется, очень скоро деятельность Палея стала вызывать сильное беспокойство и раздражение польских властей. Зная это, еще в 1688 году Палей впервые обратился к царям с просьбой разрешить переселиться в пределы Московского государства. Мазепа тогда, как мы говорили, отнесся к этому негативно, недолюбливая Палея, как всех «самовольцев», и не возражал, когда Голицын решил, что покровительство правобережным казакам поставит под угрозу мир с Речью Посполитой. Другое дело было теперь, в 1690 году. Встать на защиту своих братьев-казаков и к тому же досадить интриганам-полякам и тем самым повысить свой авторитет на Правобережье — все это было очень заманчиво.

У Палея к этому времени возникли большие неприятности с польскими властями. Дошло до того, что после неудачного нападения на Немиров его посадили в тюрьму. Пока он был в заключении, в Фастов явились униаты и попытались отобрать православную церковь, построенную им. Вернувшись, Палей не долго думая отрубил униатам головы, что, разумеется, не могло пройти безнаказанно. В конце мая 1690 года Палей писал Мазепе, что польское войско было направлено к Фастову, чтобы силой вынудить его к повиновению [337]. Осведомитель Мазепы запорожец Прокоп Лазука предупредил Палея, что некоторые его товарищи обещали выдать его полякам [338]. Трудно сказать, истинно ли было это предупреждение или это была уловка Мазепы. По крайней мере Палей во главе своего отряда присоединился к казакам гетмана и участвовал в успешном налете на Кизикирмен.

Награды участникам похода, разумеется, коснулись и Палея. Мазепа не поскупился в выражениях, подчеркивая его храбрость, и в Москве решили поддержать Палея. В начале 1691 года Мазепа по царскому указу посылает к нему своего человека с увещеванием оставаться в верности царю. Однако письменного подтверждения отправлено не было, гетман велел все сказать на словах, опасаясь повредить мирному договору с Речью Посполитой [339]. Палей продолжал засыпать Батурин просьбами о разрешении переселиться в Левобережную Украину. Ответ из Москвы был прежний: пусть вдет в Запорожье, а уж оттуда через некоторое время сможет перейти в Левобережье. Чтобы не отталкивать Палея, гетман обратился за поддержкой к своему доброму приятелю Льву Кирилловичу Нарышкину, и Палею тайно прислали бархат и соболей.

В марте 1692 года Палей вместе с левобережными казаками участвует в походе на Очаков. Казаки сожгли посады города и набрали богатую добычу [340]. Этот поход принес Палею небывалую славу. Казаки увидели в нем идеального вождя — храброго и счастливого. То, что казакам только небольшую часть добычи удалось вывезти из Очакова из-за страшного бездорожья и потери лошадей, в расчет не принималось. В Запорожье послышались возгласы: «Дадим Палею гетманство, вручим ему все клейноды. Палей пойдет уже не Петриковой дорогой, он знает, как украинских панов к рукам прибирать». В Крыму Палея, в свою очередь, сравнивали с легендарным Сирко, в свое время наводившим ужас на татар, пытались привлечь на свою сторону, пророчили судьбу Хмельницкого. Заискивания татар и восторженное отношение казаков начали понемногу кружить Семену голову. При личной встрече с Мазепой он так и заявил, что если царь не примет его немедленно на службу, то он найдет себе другое место. Гетман снова и снова писал в Москву, предупреждая, что если Палей перейдет к татарам, то запорожцы последуют за ним и это будет иметь крайне негативные последствия для России.

Мазепа к этому времени уже понимал, насколько опасен ему может быть Палей в качестве соперника по булаве, однако пока считал возможным его поддерживать. Он был полезен в борьбе с татарами, к тому же сохранял казацкое влияние на Правобережье, получить которое под свою булаву с помощью московских властей рассчитывал и сам Мазепа. Кроме того, пока Палей был союзником Ивана Степановича, запорожцы отказывались поддерживать Петрика. Больше всего гетману хотелось столкнуть двух «народных героев». Случай не замедлил представиться.

В конце 1692 года Палей сообщил Мазепе о планах татар вновь напасть на Левобережье. И действительно, в январе 40-тысячная орда во главе с Нураддин-султаном вместе с остатками отряда Петрика подошла к Сечи, предлагая запорожцам присоединиться. Кош ответил отказом. Не решаясь штурмовать Сечь, татары обошли ее стороной и подошли к Переволочной.

Мазепа был готов к нападению. 6 февраля к нему прибыл Палей, из России шли 40 тысяч во главе с Шереметевым. Вдоль Днепра и границ Полтавского полка были расставлены заставы, усилены гарнизоны крепостей, налажена система оповещения. Сам гетман стоял в Лубнах. Татары, убедившись, что гарнизон Переволочной был готов к бою, ушли левым берегом Ворсклы, грабя села и забирая людей в полон. Им так и не удалось взять ни единого укрепления, и, получив известие о приближении Мазепы и Шереметева, они ушли в Крым.

Этот провал означал конец «предприятия Петрика», равно как и других смут. В конце февраля к Мазепе приехал дьяк Посольского приказа Андрей Виниус, доверенный человек Петра. Миссия имела стратегический характер. Виниус должен был обсудить со старшиной перспективы дальнейших военных действий и разобраться во внутренней ситуации в Украине, равно как и оценить положение Мазепы. Виниус сделал благоприятные выводы, убедившись в том, что большинство жителей твердо придерживались православия и хранили верность царю. В разговорах с Виниусом они крайне негативно отзывались о татарах и поляках, равно как и о Петрике, ставшем причиной многих разорений крымцами. Стабилизация внутренней экономической жизни делала свое дело — теперь поднять людей на восстание в Гетманщине против Мазепы было не так-то просто.

336

Письма к гетману Ивану Мазепе об его сестре, госпоже Войнаровской // ЧОИДР. 1848. № 5.

337

Листи І. Мазепи. Т. I. № 184. С. 398–399.

338

Там же. № 185. С. 399–400.

339

Там же. № 206. С. 436.

340

Самовидец. С. 152–153.