Горчаков

Между тем решение о продаже Русской Америки вынашивалось на протяжении более десятка лет начиная с 1856 года. При этом весьма тщательно взвешивались все «за» и «против». Созданная здесь компания (РАК) не проявила себя способной управлять территорией, обеспечивать законность и нормальную хозяйственную деятельность. В годы, пока решался вопрос о будущем Аляски, с обеих сторон, с российской и американской, имелось немало взаимоисключающих точек зрения. Целесообразность сделки наталкивалась на противодействия разноречивого свойства. Верх брала точка зрения, в соответствии с которой данная часть земли ни для США, ни для России не представляет никакой ценности. Перспективы ее освоения каждой из сторон рисовались весьма призрачно. Общественности трудно было объяснить, кто и кому оказывает услугу в намечающейся сделке. Владельцам Аляска приносила одни убытки. Для потенциальных покупателей перспектив ее освоения в суровых условиях Крайнего Севера не было никаких. Согласие на приобретение этой части суши мотивировалось в том числе и стремлением как-то возместить затраты, понесенные Россией. Рискованные военные переходы в 1863 году двух ее флотов к берегам США с целью оказать солидарную поддержку правительству Авраама Линкольна в войне между Севером и Югом стоили немалых материальных и людских потерь.

Территориальные приобретения России в Средней Азии, а также потребность в первоочередном порядке обустраивать Приамурье, Дальний Восток, Сахалин, Курилы отодвигала для России возможность не только осваивать, но даже контролировать Аляску.

Найденные здесь месторождения золота добавляли сомнений. Обеспечивать законность и порядок в силу удаленности и дефицита средств по тем временам было нереально. Разработка золота диким способом осложняла возможность управлять территориями, а в случае возникновения войны у России здесь не имелось средств противостоять возможному колониальному переделу. Немаловажное значение имел политический аспект сделки. Россия и США находились в обстоятельствах, способствовавших особому расположению друг к другу. И за океаном, и в России происходило много такого, что особенно сближало два государства. Проблемы, вызванные необходимостью преодоления рабовладельческой системы, угроза агрессии со стороны великих держав Европы, внешнеполитическая изоляция довлели тогда над США. Сходство решаемых проблем сближало политические позиции обеих стран, побуждало к актам солидарности и взаимной поддержки. Несмотря на разделяющие страны огромные расстояния, преодолевать которые было не просто, установился весьма оживленный двусторонний обмен. В критический для Александра II период — после покушения на него Каракозова в 1866 году — в Россию из США прибыла мощная экспедиция поддержки — военно-морская эскадра во главе с заместителем морского министра Фоксом. «16 декабря 1866 г. с участием царя состоялось совещание, на котором присутствовали вел. кн. Константин Николаевич, А. М. Горчаков, М. X. Рейтерн, морской министр Н. К. Краббе, прибывший из Вашингтона посол России Э. А. Стекль. Все они безоговорочно высказались за продажу российских владений США. В пользу такого шага были выдвинуты следующие основные доводы:

1. Убыточность компании (РАК) и невозможность правительственной поддержки ввиду тяжелого финансового положения страны.

2. Невозможность обеспечения защиты колоний в случае войны от неприятельского флота, а в мирное время — от мародеров и иностранных судов, ведущих хищнический рыбный промысел.

3. Ослабление значения колоний в Америке в связи с утверждением России в Приамурье и Приморье.

4. Стремление избежать столкновений с США из-за колоний и продажей их укрепить дружественные отношения между Россией и США» [177].

Из процитированной выше записки становится очевидным, насколько глубоко российский министр иностранных дел видел причины трудностей государства. Многое из того, что прежде, казалось, составляло его силу и обеспечивало преимущества, в реальных исторических условиях делало его весьма незащищенным. «Ввиду протяженности и очертаний своих границ Россия нигде не смогла бы располагать достаточными силами, когда стремилась бы их иметь повсюду, но сама указала бы уязвимые для неприятеля участки, попытавшись сосредоточить их в одном месте», — писал Горчаков. «Сырая, непереваренная масса, Россия слишком тяжеловесна, чтобы легко отзываться на каждое проявление политического инстинкта» [178], — вторил ему Бисмарк, наблюдавший в ту пору российскую реальность изнутри. Проявлением одного из таких инстинктов была тенденция к расширению границ империи вне конкретной связи с решением задач освоения и управляемости новых владений. Мыслящим политикам прежних времен с трудом удавалось противостоять династической традиции, довлевшей над домом Романовых, когда каждый приходящий к власти престолонаследник хотел украсить свое царствование новыми завоеваниями. Горчаков видел другую цель государственной политики: «Достижение такого положения, при котором дух благоразумия и примирения» пропитал бы все слои российского общества. Главная мысль всего документа заключена в двух лаконичных фразах: «Во-первых, оградить Россию от участия во всякого рода внешних осложнениях, которые могли бы частично отвлечь ее силы от собственного внутреннего развития; во-вторых, приложить все усилия к тому, чтобы в это время в Европе не имели места территориальные изменения, изменения равновесия сил или влияния, которые нанесли бы большой ущерб нашим интересам или нашему политическому положению».

Несколько иначе эта мысль формулируется и в другом докладе императору: «Устранить все, что могло бы нарушить работу в области реформы и преобразования; это является главнейшей задачей страны.

Препятствовать, поскольку это зависит от нас и не противоречит нашей основной задаче, чтобы в это время равновесие не было нарушено в ущерб нам» [179].

Опасность «большой крови», непредсказуемых последствий в случае ввязывания России в военные конфликты становилась едва ли не последним аргументом в дискуссиях Горчакова с противостоящей стороной, в том числе и с самим Александром II. По мнению министра, масштаб и сложность внутригосударственных проблем предопределяют и характер внешней политики императорского Министерства иностранных дел.

Добиться успеха в решении этих весьма сложных, противоречащих друг другу задач было не просто. Если оградить Россию от участия во «всякого рода внешних осложнениях» с трудом, но удавалось, то оказывать результативное воздействие на имевший место передел сфер влияния, на изменения в соотношении сил не всегда представлялось возможным.

В резюме Горчаков писал: «В какой области ни возьмись мы строить предположения, будь то Европа или Восток, мы приходим к одному выводу — для своей безопасности, равно и ради своего могущества на внешней арене, и в интересах народов, заботу о которых возложило на нас Провидение, а также в интересах мира и общего равновесия, наипервейший долг России есть завершение внутренних преобразований, от чего зависит будущее России и всех славянских народов.

Сие есть основа основ нашей политики».

Мерная и поступательная работа, обеспечивающая внешние условия для реформирования и возрождения России, — вот самая важная работа, по мнению министра. Как бы отвечая оппонентам, игравшим на чувствах императора и подбивавшим его на непредсказуемые военные авантюры, Горчаков завершает доклад словами: «Лихорадочное волнение не к лицу здоровой нации, равно как и лукавое проворство недостойно народа, перед которым открывается будущее — еще более великое, чем его прошлое; 20 лет бездеятельности и застоя — ничто для жизни такого народа, силы его лишь крепнут, в то время как одна политическая ошибка может отбросить его на полвека назад, пусть даже она и не будет чревата непоправимыми последствиями».

Как видим, на деле Горчаков более чем кто-либо из российских политиков своего времени был реалистом, государственным деятелем, отдающим и себе, и другим отчет, в каком положении находилось российское государство.

177

История внешней политики России. Вторая половина XIX века. С. 152.

178

Бисмарк О. Мысли и воспоминания. Т. 2. С. 243.

179

Канцлер А. М. Горчаков: 200 лет со дня рождения. С. 315–316.