Горчаков

Между тем отношение сардинского общества к Наполеону после провозглашения империи было крайне негативным. Пресса не стеснялась в выражениях, расписывая в красках вероломный путь Луи Наполеона к завоеванию прав на императорский трон Франции. Газетная истерия была настолько сильной, что в Турине стали опасаться разрыва дипломатических отношений. В правительстве прозвучали призывы к восстановлению жесточайшей цензуры. Однако Кавур высказался за свободу прессы. «Крайности, встречающиеся в печати, — заявил он, — находят себе противоядие в фактах ежедневной жизни» [151]. Эти слова стали известны Европе и цитируются во многих биографиях Кавура. Решительное выступление против изменения цензурного устава было своеобразным жестом «на публику». Кавур тем самым привлек на свою сторону влиятельных публицистов, издателей газет. Это помогло окончательно смыть с него клеймо реакционера и вновь принесло поддержку и доверие либералов.

Кавур прекрасно сознавал степень влияния прессы на общественное сознание. Впоследствии граф Киселев в послании Горчакову напишет: «…Он использует ежедневную прессу и активность тайных обществ в качестве самого действенного вспомогательного средства для достижения своих целей. Он расходует на это огромные суммы и в конце концов сделал из них опору своего влияния». И далее: «Сделавшись хозяином ежедневной прессы в Европе, ему удалось внушить, что Итальянское королевство с береговой линией в 1500 лье может быть верным и полезным другом Великобритании» [152].

Перемена, произошедшая в умонастроениях первого министра Кавура, колебания политических настроений, усугубленные дворцовыми интригами, стали причинами его отставки. Пауза в государственной деятельности пошла Кавуру на пользу. В мае 1852 года граф отправился в новое путешествие: вновь в Англию и во Францию, где, между прочим, познакомился и весьма близко сошелся с Наполеоном III.

Новое правительство Виктора Эммануила продержалось недолго. Король тщетно пытался сформировать консервативное правительство и в итоге вынужден был обратиться к Кавуру, который, однако, не сразу взял на себя обязанности первого министра.

Вскоре кабинет был создан. 20 января 1853 года общество смогло ознакомиться с его программой. Она предусматривала:

безусловное отделение духовной власти от светской;

разрешение гражданского брака;

неприкосновенность права свободной ассоциации;

неприкосновенность свободы печати;

свобода обучения и распространение в народе грамотности средствами правительства;

самая широкая свобода торговли и изменения в тарифе;

восстановление финансового равновесия, экономия в издержках по государственному управлению;

реформы в системе налогов;

ускорение и правильность судопроизводства;

пересмотр гражданского и уголовного свода законов;

закон о военной субординации и о повышениях по службе;

новый закон о гражданском управлении;

улучшение средств для внутренних и внешних сношений страны с помощью шоссейных и железных дорог, телеграфов и пр [153].

Во многом проблемы, обозначенные в программе Кавура, сходны с теми, которые через два-три года встанут перед Александром II в России.

Российским реформаторам, по сути дела, придется пойти по тому же пути — модернизировать страну, преодолевая консерватизм, унаследованный от прежней системы власти. «Экономия в издержках по государственному управлению» превратится в рейтерновскую политику бережливости, «ускорение и правильность судопроизводства» — во введение «суда скорого, милостивого и правого»; в России также будут строиться шоссейные и железные дороги, решаться вопросы свободы слова, будет реформироваться система государственного управления… И канцлер Горчаков будет неоднократно подчеркивать, что «политические намерения правительств России и Италии во многом совпадают».

Итак, реформы, столь необходимые для усиления Пьемонта, начались. Одновременно с внутренними преобразованиями Кавур, как и планировал ранее, занялся активизацией внешней политики. Уже зимой 1853 года ему представилась возможность привлечь внимание великих держав к итальянскому вопросу. В Ломбардии начались народные волнения, и Австрия ужесточила репрессии против восставших. Судорожные действия идущей к своему распаду империи этим не ограничились. На имения ломбардо-венецианских эмигрантов, натурализовавшихся в Пьемонте, был наложен секвестр. В дипломатической войне, завязавшейся между Австрией и Сардинией, международное общественное мнение было на стороне Кавура. Причины, по которым австрийское государство отбирало частную собственность у граждан другого государства, оставались непонятными. Действия по оказанию помощи эмигрантам существенно повысили авторитет Сардинии, особенно среди других итальянских княжеств.

В 1854 году Кавур пошел на другой, еще более беспрецедентный шаг. Он убедил правительство в том, что Сардиния должна присоединиться к англо-французской коалиции, ведущей в Крыму боевые действия против России. Участие пятнадцатитысячного экспедиционного корпуса сардинцев, безусловно, не могло произвести перелома в военных действиях. Это был, скорее, далеко идущий акт военно-политической солидарности, позволивший Пьемонту укрепить дружеские отношения с двумя сильнейшими государствами. На Парижском конгрессе (1856) сардинская делегация впервые оказалась за одним столом с представителями великих держав. Это обстоятельство имело огромное нравственно-политическое значение для будущего объединения итальянских государств: окончательно определился лидер, который имел все основания выступать независимо и твердо, в том числе и по вопросам, касающимся судьбы разделенного итальянского народа.

По окончании Крымской войны главной целью внешней политики Пьемонта стало сближение с Францией. Как можно было предполагать, разногласия между Парижем и Веной стали реальностью, и Турин по мере возможности старался поддерживать и углублять их. Что же касается отношений Сардинии с империей Габсбургов, то они после заключения Парижского мира стремительно ухудшались. Хотя в январе 1857 года австрийцы наконец сняли секвестр с имений эмигрантов, уже через два месяца вновь последовал дипломатический разрыв. В Пьемонте стали активно готовиться к войне. В 1858 году на так называемом «пломбьерском» свидании между Наполеоном III и Кавуром была достигнута договоренность о возможности совместных военных действий против Австрии в случае ее нападения. Император французов обещал содействовать присоединению к Сардинии Ломбардии и Венеции, взамен требуя уступить Франции принадлежащие Пьемонту Савойю и Ниццу. Посулив их Наполеону, Кавур, с одной стороны, подкрепил идею национальногоединства, с другой — добился согласия на вступление Франции в войну, что позволяло достичь пусть не сразу очевидного, но крайне важного результата. Вскоре был подписан секретный договор о наступательно-оборонительном союзе. Закрепил соглашение брак принца Наполеона с дочерью Виктора Эммануила принцессой Клотильдой.

Военные приготовления Пьемонта вызвали в Европе беспокойство: конфликт между Австрией и Сардинией грозил перерасти в масштабную войну, последствия которой были непредсказуемы. Если Турин имел подцержку Парижа, то Вена вправе была рассчитывать на помощь германских княжеств, связанных с ней соответствующим договором. Прусский министр иностранных дел барон Шлейнитц лично предупредил Горчакова, что в случае войны его стране «вряд ли удастся остаться нейтральной» [154]. Однако события приняли совсем иной оборот. 23 апреля 1859 года Австрия, рассчитывая на помощь Пруссии, выдвинула пьемонтскому правительству ультиматум с требованием немедленно разоружить армию. Выждав три дня, Кавур отверг его. Австрийские войска под командованием графа Гиулая перешли в наступление. Австрия, таким образом, приняла на себя роль агрессора, и Наполеон III не преминул сдержать свои обещания. В Генуе высадился французский экспедиционный корпус в составе 20 тысяч человек.

151

Цит. по: Ботиков С. Граф Кавур. М., 1861. С. 9.

152

Цит. по: Серова О. В. Горчаков, Кавур и объединение Италии. С. 298–299.

153

Ботиков С. Граф Кавур. М., 1861. С. 11.

154

Цит. по: Канцлер А. М. Горчаков: 200 лет со дня рождения. С. 226.