Замерзшие поля

(1954)

Часы после полудня

перевод М. Немцова

Все отзвуки памяти, если бы их можно было пробудить одновременно, образовали бы собою стройный хор, утешительный или скорбный, но логичный и гармоничный. Как бы противоречиво ни было то или другое человеческое существование, человеческая природа не перестает быть единою.

— Ах ты — мужчина! Да что мужчина в этом понимает? Я тебе отвечу, чт о : абсолютно ничего!

Пререкаясь с супругом за столом, миссис Каллендер часто взывала к поддержке остальных обедающих. На сей же раз призыв ее остался чисто номинальным, поскольку в данный момент среди присутствующих она была единственной женщиной, а это само по себе предполагало всеобщее внимание. Ее глаза негодующе сверкали, перебегая с одного едока на другого, и она даже обернулась, чтобы досталось и мистеру Ричмонду, старому кассиру «Банка Британской Западной Африки». Тот поднял голову от тарелки и произнес:

— Э? О да, похоже на то.

Пансион «Каллендер» в эти дни был удивительно безлюден — даже для жаркого сезона. Помимо мистера Ричмонда, жившего у них одиннадцать лет, с самого дня открытия, имелся мистер Бёртон, приехавший из Лондона писать книгу, прибыл он прошлой осенью и пока не выказывал готовности убыть. Мистер Ричмонд и мистер Бёртон были единственными настоящими постояльцами пансиона. Остальные либо время от времени селились и съезжали — вроде археолога мистера Ван-Сиклена и Клайда Брауна, который вел дела в Касабланке, — либо останавливались просто на несколько дней — дожидались денег или виз, а затем двигались дальше на юг или север, как те два молодых бельгийца, что уехали утром.

— Юная девушка любая юная девушка — невероятно чувствительна. Как термометр или барометр. Схватывает все, что носится в воздухе. Так и есть, я вам говорю. — Миссис Каллендер с вызовом всех оглядела; ее черные глаза блистали.

Мистер Каллендер пребывал в благодушном настроении.

— Может, и так, — снисходительно вымолвил он. — но о Шарлотте я бы не беспокоился. Да мы и вообще не знаем, приедет мсье Ройе или нет. Знаете же, у него семь пятниц на неделе. Сейчас он, вероятно, где-то на пути в Марракеш.

— Еще бы он не приехал — и тебе это известно! Ты просто не хочешь смотреть в лицо фактам. — (Иногда мистер Каллендер действительно не хотел. Если становилось очевидно, что кто-то из слуг-мусульман систематически крадет провиант из кладовки, он и пальцем не шевелил, дабы разоблачить виновного, а предпочитал выжидать, чтобы изловить его на месте преступления.) — Ты надеешься, что он почему-либо сюда не доедет. Но он доедет, этот грязный, кошмарный человек, и за столом всякий раз будет усаживаться прямо напротив твоей дочери. Хотелось бы верить, что тебе это небезразлично.

Ее супруг несколько изумленно оглядел едоков:

— Не думаю, что она станет падшей женщиной лишь потому, что он будет сидеть напротив за столом, а?

— Абдалла! Otra taza de café! — Мальчик, стоявший у камина, напряженно прислушиваясь к беседе, шагнул вперед и наполнил ее чашку. — Дурачок! — воскликнула она, отхлебнув. — Он уже остыл. — Тот понял и взял со стола чашку, чтобы унести. — Нет-нет. — вздохнула она, протянув за чашкой руку: — Déjalo, déjalo. — И без малейшей паузы: — Зловещая он личность. Вот так воздействует. Женщины такое чувствуют. Я и сама это чувствовала.

Супруг приподнял брови:

— Ага! Стало быть, вот к чему весь этот разговор. Господа! Не следует ли присматривать за моей женой, что скажете? Не кажется ли вам, что это ее не следует подпускать к мсье Ройе?

Миссис Каллендер жеманно запротестовала:

— Боб! Ты положительно несносен!

Мистер Ричмонд тут же испуганно вздернул голову:

— К мсье Ройе? О?

Клайд Браун был единственным из четверых гостей, кто следил за беседой с самого начала. Его водянисто-голубые глаза загорелись интересом:

— Кто этот мсье Ройе? Донжуан Латинского квартала?

Повисло легкое молчание. Ветер постукивал ставнем за окном столовой; снизу доносился грохот тяжелых волн о скалы.

— Донжуан? — отозвалась миссис Каллендер с тонким смешком. — Дорогой мой, вы бы его видели! Да он похож на разъяренного омара, которого только что сварили. Абсолютно омерзителен. И ему лет пятьдесят, не меньше.

— Ты ступила на опасную почву, — произнес мистер Каллендер в свою тарелку.

— Я знаю, дорогой, но ты же не досаждаешь юным девушкам, не впутываешься в истории. А он влипает в ужаснейшие истории. Ты ведь не забыл племянницу сеньоры Коэльо в прошлом году, когда он…

Мистер Каллендер отодвинул стул; скрежет ножек по плиточному полу разнесся по всей комнате.

— Может, и ужаснейшие, и может, вполне заслуживает тех неприятностей, в которые влипает, — объявил он. И быстро, нетерпеливо добавил, повернувшись к супруге: — Я все про него знаю. Чего ты от меня хочешь — чтобы я ему телеграфировал, что у нас нет мест?

Он знал, что она ответит «нет», и она ответила. В городских магазинах всегда отыскивалось такое, чего ей страстно хотелось: шелковый шарфик, перчатки или туфли, — а деньги приходили к ним только от постояльцев пансиона.

— Но я бы надеялась, что ты проявишь больше интереса к тому, что касается твоей дочери, — добавила супруга.

Мистер Бёртон, только что сообразивший, что разворачивается дискуссия, поднял голову от книги и любезно улыбнулся миссис Каллендер. Старый мистер Ричмонд сложил салфетку, протолкнул ее сквозь алюминиевое кольцо и произнес:

— Полагаю, пора возвращаться в город.

Мистер Каллендер объявил, что пойдет к себе в коттедж — у него сиеста. Вскоре за столиком у окна остался только мистер Ван Сиклен — прихлебывал кофе и рассеянно созерцал обветренный пейзаж. Человек молодой, он отпустил бороду во время войны, когда его отправили служить на какой-то далекий тихоокеанский остров; а теперь понимал, что с нею выглядит внушительнее (слишком уж он молод для археолога, говорили ему), и потому не сбривал. Миссис Каллендер поймала себя на том, что разглядывает его: интересно, будет он выглядеть лучше без этого черного убранства или нет — не так романтично, это уж точно, решила она, а может, и лицо у него хиленькое. Он обернулся, и она вздрогнула от возбуждения, но взгляд его быстро успокоил дрожь. Казалось, мысли археолога всегда витают в чем-то приятном; а циническая усмешка, трепетавшая изредка на губах, отдаляла его еще больше — лучше бы он вообще не улыбался. Дружелюбие он проявлял так — отрывался от книги и произносил: «Доброе утро. Ну как вы сегодня?» — очень твердо; а когда вы принимались ему отвечать, снова погружался в книгу. Миссис Каллендер считала такое поведение невыносимо грубым, но с другой стороны, она ни разу не встречала американца, который был бы, на ее вкус, достаточно вежлив. Все дело, скорее, в их отношении к жизни, а не в том, что они делают или не делают. Сама она родилась в Гибралтаре, отец — англичанин, мать — испанка, в школу ходила в Кенте, и хотя мистер Каллендер был американцем, себя она считала англичанкой до мозга костей. И Шарлотта станет типичной английской девушкой — здравой и простой, без этих смехотворных ужимок и безмозглых увлечений, что свойственны большинству американских девиц. Да и такой вольности ей не полагается, какую американские мамаши предоставляют своим дочерям. В миссис Каллендер плескалось довольно Средиземного моря, чтобы верить: у мальчика должна быть полная свобода, у девочки — никакой. Ветер не переставал колотить ставнем.

— Понимаю. Пытаемся избавиться от старины Ройе, — лениво протянул мистер Ван-Сиклен, покачивая головой с насмешливым осуждением. — От бедняги Ройе, который не сделал ничего плохого — ну разве что портил девушкам жизнь, то здесь, то там.

— О, я так рада! — воскликнула миссис Каллендер; сила ее чувства перепугала археолога. Он с подозрением взглянул на хозяйку:

49

Шарль Бодлер. Искусственный рай. Перевод В. Лихтенштадта.