Змей

— Мне нужно несколько минут. Немедленно.

— У него сейчас есть время, — ответил женский голос. — Десять минут между встречами.

Мужчина вышел из кабинета с папкой в руках и проследовал по целому лабиринту коридоров, устланных ковролином. Он был высок, по меньшей мере шести футов ростом, немолодой; пожалуй, лишь волосы, чуть тронутые сединой, да еле заметная сутулость указывали на возраст. Его тело было гибким и сильным благодаря спартанскому режиму и тренировкам. Поскольку мужчина редко улыбался, морщин вокруг глаз и рта не было. Казалось, кожа просто натянута на высокие скулы.

Пройдя идентификацию голоса и отпечатков пальцев, он оказался на этаже, где располагались административные офисы компании.

Приемная была оформлена в красных, коричневых и зеленых тонах. На полу и стенах повторялся орнамент, стилизованный под индейские узоры. А за спиной секретарши висело сюрреалистическое полотно. Загорелые люди, какие-то перья, непонятно откуда взявшиеся монеты так перепутались на этом произведении искусства, что невозможно было определить, какая сцена изображена на картине: приношение жертвы или вечеринка с коктейлями.

Человек остановился прямо перед столом секретарши и молча взглянул на массивную дверь, украшенную резьбой.

— Мистер Алкон ждет вас, — негромко проговорила секретарша — женщина средних лет.

Ее ценили за спокойный характер, точное знание своего дела, отсутствие любопытства и преданность.

Дверь в кабинет распахнулась. Помещение по размерам не уступало приемной, а в декоре также проглядывали индейские мотивы. Алкон стоял у стеклянной стены спиной к двери.

— Сэр, если у вас есть время...

Алкон слегка повернулся. Благодаря орлиному профилю он в свое время и заработал прозвище Сокол.

— Подойди, Гусман.

Тот встал рядом. Алкон выглядел на сорок лет с небольшим и был выше Гусмана на пару дюймов. Благодаря тонкой стройной фигуре он казался хрупким, однако внешность была обманчивой. Занявшись бизнесом, он давно отрезал косичку матадора и забросил подальше костюм для выступлений.

Теперь Алкон носил баки а-ля Валентине и дорогой костюм, но под этим деловым костюмом скрывалось мускулистое тело матадора. Не одну дюжину быков сразил он молниеносным ударом.

Почитателей Сокола не устраивало в нем лишь одно — абсолютная бесстрастность и холодный расчет. Родись он в другом веке, его меч также был бы смертоносным.

— Знаешь, почему я построил офис именно здесь, Гусман?

— Смею предположить, дон Алкон, что отсюда открывается великолепный вид на владения компании.

Алкон усмехнулся:

— Искренний ответ. Другого я и не ожидал от старого опекуна. Но вряд ли такой ответ польстит мне. Я не какой-нибудь бюргер, обозревающий свое добро.

— Прошу простить меня, дон Алкон, я вовсе не хотел вас оскорбить.

— Брось. Это не оскорбление. Просто естественная реакция, хоть и ошибочная. — Улыбка моментально исчезла с лица, а в голосе появились стальные нотки. — Я выбрал это место по одной причине: вид на миссию Сан-Антонио де Валеро. Это всегда заставляет думать о прошлом, настоящем и будущем.

Алкон указал на раскинувшийся внизу город:

— Я часто стою здесь и думаю о том, какие драматические повороты случаются в истории из-за действий отдельных людей. Штат Техас, например, получил независимость от Мексики из-за одного вовремя принятого решения. Урок истории, не так ли?

— Это не первый случай, когда смерть мучеников помогает свергнуть власть имущих.

— Именно. И не последний. Зачастую решимость немногих может перевернуть мир для всех. — Алкон замолчал, погрузившись в какие-то свои мысли. Через некоторое время он спросил: — А зачем ты хотел меня видеть?

— Важное дело, сэр. Я только что перехватил информацию, переданную из Марокко в университет Пенсильвании.

Гусман подал папку.

Алкон полистал бумаги, остановился на рисунках и пробормотал:

— Поразительно. А ошибки быть не может?

— Наша система слежения хорошо защищена. Как вам известно, все археологические экспедиции присылают заявки в наш фонд «Тайм квест» и просят дать денег и прислать добровольцев. Потенциально перспективным предложениям оказывается предпочтение. Компьютеры автоматически принимают всю информацию, передаваемую с места раскопок на домашнюю базу, и отслеживают запрограммированные ключевые слова или факсы, телексы, сообщения по электронной почте.

— Там есть наш наблюдатель?

— Да, Гонсалес.

— Отлично. Он знает, что делать.

Гусман кивнул и направился к выходу. На его губах появилось нечто вроде намека на улыбку. Однако это была всего лишь игра света и тени, вызванная шрамом на правой щеке, идущим от скулы до уголка рта.

Глава 4

Марокко

Нина поднесла фотокамеру к маске, поймала видоискателем фрагмент стены и нажала кнопку. Готово. Последний кадр для фотомозаики. Наконец-то. Можно возвращаться. Составление карты подводных руин — непростое занятие. Здесь Нина использовала свою методу. Она разметила территорию буйками, чтобы не запутаться, ведь ей пришлось нырять и щелкать затвором фотоаппарата много-много раз. Теперь в памяти у Кирофф ясно отпечатался план древнего порта. Если бы вода каким-либо волшебным образом отступила, Нина могла бы пройти здесь с закрытыми глазами, не натолкнувшись ни на одну стену и не упав в огромную ванну для рыбы.

Кирофф хотела, чтобы фотографии были впечатляющими, чтобы снимки произвели эффект на тех, кто финансировал экспедиции и мечтал о крупных заголовках в «Ю-Эс-Эй тудэй» и прочих внушительных изданиях.

Она выбралась на ступеньки, сняла костюм, вытерлась и, бросив взгляд на лагуну, решила, что на сегодня хватит. Ей уже есть чем гордиться — за такой короткий срок проделана большая работа.

Пора возвращаться в лагерь.

Прочие члены экспедиции еще работали на раскопках, и лагерь был пуст. Почти пуст. Чуть поодаль от палаток Гонсалес разговаривал с кем-то, сидящим в джипе. Когда Нина подошла ближе, джип тронулся с места, и она не увидела лица водителя.

— Кто это? — спросила она, глядя вслед удаляющемуся автомобилю и клубам пыли.

На лице Гонсалеса тут же появилась стандартная улыбка, словно кто-то нажал специальную кнопку.

— Да так, никто. Заблудились. Я указал дорогу.

Заблудились? О чем это Гонсалес толкует? Здесь нет шоссе. Лагерь находится в десятках миль от самого маленького поселения. Эта страна пустынна и не привлекает никого, кроме сумасшедших археологов. Нужно захотеть заблудиться здесь.

За завтраком доктор Физель объявил о скором прибытии марокканских аквалангистов. Он настоятельно порекомендовал Нине свернуть свои исследования, дабы не повредить древние останки. Кирофф тут же перегнулась через стол и прямо в лицо Физелю сказала, что фотокамера не имеет никакой разрушительной силы. Как потом заметил профессор Нокс, от тона его бывшей ученицы у него на усах даже иней выступил. Физель напомнил всем о своей ответственности перед королем и, как бы извиняясь, заявил, что заботится о сохранении целостности находки. Однако извинения прозвучали неубедительно.

Справедливости ради Нина готова признать свою неискренность. Она ведь в самом деле брала кое-какие предметы, являющиеся ценными образцами искусства древних, и не говорила об этом ни Физелю, ни Ноксу. Кроме того, марокканец ничего не знал о передаче информации в базу данных университета. Каменная голова — также никому не известный секрет.

Нина осознавала, что ведет себя не совсем честно.

А что делать? Ужасные времена требуют принятия соответствующих мер.

Включив компьютер, Нина увидела, что пришло сообщение по электронной почте — послание от доктора Сэнди Стэнфорд, сотрудницы факультета, которой она и посылала информацию.

Сэнди Стэнфорд и Нина вместе учились в аспирантуре до начала специализации. Сэнди занялась изучением Латинской Америки, объяснив, что предпочитает иметь дело с поваренным искусством, а не с исследованием культур. Ее кулинарные предпочтения можно подвергнуть сомнению, но заслуженность стипендии — ни в коем случае. Совсем недавно Сэнди назначили куратором университетского музея. Кирофф принялась читать послание: