Золотая лихорадка

Филатов не опустил глаз под взглядом Кайзера.

– Крови на мне действительно много. Не хватит ли?

– А у тебя нет выбора, – равнодушно ответил ему тот. – Точнее, есть. Смерть твоя и твоего друга или спасение для него, шанс для тебя...

– В обмен на смерть кого-то другого?

– Именно так. И учти, времени у тебя не так много. Скоро заседание трибунала... И высшая мера наказания, или «социальной защиты», как говорили раньше. Дадут пожизненное, через четверть века, может, и выйдет...

– Я могу подумать?

– Думай; что я тебе, мешаю, что ли?

– Мешаете. И ты мешаешь, Кайзер, и те скоты, которые меня подставили, и Удав поганый, которого я же из говна вытащил... Мешаете. Но деваться от вас некуда. Разве что всех вас перестрелять.

– Пуль таких нету – в судьбу стрелять. А если и найдешь единственную, то она тебе же в висок полетит. Решай.

– Я убью того, кого ты хочешь.

– И даже не спросишь о гарантиях?

– Я не маленький ребенок. Если я определенное время не наберу несколько телефонных номеров, все, что знаю я, будут знать все.

– Нет уж, милый. Меня на шантаж не купишь. Знал бы ты, скольких таких я в распыл пустил! И знали они побольше твоего... Один вон до сих пор на нарах отдыхает в одиночке торгуется, сука... Предлагаю честную игру. Ты наберешь свои телефоны тогда, когда самолет с твоим корешем оторвется с земли. Потом я дам тебе день. Люблю смотреть на предсмертную агонию...

– А если я уйду?

– На этот раз не уйдешь, некуда. В прошлый раз я еще в полную силу не вошел, как тот спортсмен, был не в лучшей форме. Потому ты от меня и ускользнул. Иди, тренируйся. И про колечко не забудь. Раритет все-таки.

Глава 27

В лесу, в направлении на Малоярославец, у Кайзера был оборудован охраняемый полигон, как Форт-Нокс в Америке служивший Логвиненко для подготовки личного спецназа.

Год назад он такого себе позволить не мог и пользовался полигонами и базами ФСБ. Правда, эта территория тоже имела статус государственной, но была засекречена настолько что про нее не знали даже в родной конторе, а если и знали то помалкивали, ибо многие из государственных бонз такого уровня имели что-то подобное.

Но только у Кайзера обучение лично ему преданного подразделения из тридцати человек было поставлено на профессиональный уровень, хотя наставников там было всего три человека. Зато каждый из них сам по себе стоил батальона, пройдя почти все «горячие точки» мира.

Филатова привезли на полигон потренироваться в стрельбе из винтовки с оптическим прицелом и разного иного оружия. Логвиненко, конечно, мог бы послать на операцию любого своих, но рисковать наставниками он не хотел, а «ученики» были из необстрелянной молодежи, их подготовка только начиналась. И как раз в этот момент подвернулся Филатов.

На исходе того же дня, в который произошла их встреча Кайзер вызвал десантника к себе и сообщил:

– Устранение – через две недели. Кого – узнаешь за неделю до акции. Пока поедешь на объект-100, постреляешь, потренируешься. Когда придешь в форму – станешь знакомиться с «клиентом». Как его убрать – твои трудности.

– Когда вы освободите Жестовского?

– Освобожу, не бойся. Кстати, это ты его чадо в Германию отправил?

– Это неважно.

– Ты, ты. Иначе где бы жена деньги на лечение взяла?

Филатов нахмурился:

– Откуда вы знаете про деньги?

– Поскольку ты уже никому не проболтаешься, скажу: твой дипломат работает на меня. Не боись, твои 100 тысяч баксов пошли по назначению. Я же не вурдалак какой-нибудь, чтобы детей на смерть обрекать.

– Ну да, вы «обрекаете на смерть» только их отцов. Кто Жестовского нанимал?

– А этого тебе знать не надо, все равно не отомстишь... Граф Монте-Кристо...

– Граф не граф, а то, что мне надо, я смогу узнать. Если захочу. И поступлю соответственно своим, а не чьим-то желаниям.

– Если останешься жив... Ладно, поезжай, через неделю тебя оттуда заберут.

Ровно семь дней Филатов тренировался в стрельбе из всевозможного оружия – от «навороченного» английского «Энфилда» до израильского «Узи». В арсенале кайзеровского учебного центра были десятки моделей пистолетов, револьверов, автоматического оружия, гранатометов и тому подобного железа.

Юрий терялся в догадках, кого же ему придется «убрать» с глаз Логвиненко, и приходил к выводу, что это человек не из властных структур, иначе подготовка велась бы глубже.

Жил Юрий в бревенчатом коттедже, в отдельной комнате, не общаясь ни с кем, кроме инструктора по стрельбе. А по вечерам, включив настольную лампу, он рисовал на клочках бумаги из блокнота физиономии встречавшихся на его дороге всякого рода подонков – начиная от Гриши Каравашкина и кончая самим Кайзером, так же, как тот сам рисовал на мишени лицо покойного Фомы. Портреты, набросанные несколькими штрихами, получались весьма выразительными. И он придумал себе игру. Видно, мозг Филатова, перегруженный «военщиной», потребовал разрядки, правда весьма специфической.

Вечером в конце недели, отведенной ему на подготовку, Юрий отправился в лес, захватив портретики и удобный пистолет-пулемет финского производства «Яти-Матик». Несмотря на «игрушечное» название, машина была грозной. При весе в два килограмма и емкости магазина в сорок патронов, из «Яти-Матика» можно было прицельно стрелять автоматическим и одиночным огнем на сто метров даже с одной руки – благодаря оригинальной конструкции отдача была очень слабой, а, следовательно, кучность была высокой. Углубившись в чащу, десантник развесил на стволах деревьев свои «произведения», занял позицию и по сигналу своих электронных часов бросился в «бой».

Юрий расстреливал воображаемого противника в подкатах, в прыжках, из самых разных положений и в конце концов оказался у самой дальней сосны, на стволе которой был прикреплен листок с портретом Логвиненко, который будто бы презрительно наблюдал за устроенной Филатовым возней. За это он и поплатился. Пуля калибром 9 миллиметров пробила в бумажке аккуратную дырочку.

Филатов собрал все мишени и убедился, что ни одна не избежала своей печальной участи. Грустно усмехнувшись, он перегнул их пополам и положил в карман.

На этот раз Кайзер встретился с ним на уже знакомой конспиративной квартире в Москве. Пришло время раскрывать карты. Кайзер, который куда-то спешил, был краток.

– Твой «объект» – журналист из «России сегодня». Фамилия – Зимин. Вот о нем краткая справка. Подробности тебе знать не обязательно. Скажу только, что он, по классическому выражению, «слишком много знает». И не держит язык за зубами. Вот чтобы сей синдром не превратился в тенденцию, этого писаку ты уберешь. И не надо комментариев, – пресек он попытку Филатова что-то сказать. – Получишь фотографию, документы, ключи от квартиры. На все неделя, изучишь его распорядок, когда и куда ходит и так далее. Будешь готов – получишь оружие. Какое – сам скажешь; может, захочешь в него из снайперки пульнуть, может – из пистолета. Не вздумай что-нибудь учудить, понял? Следить за тобой никто не будет, заложник за тебя – Жестовский. Вопросы?

– Нету... – Юрий едва справлялся с собой. Больше всего на свете сейчас ему хотелось уложить Кайзера на месте. Но Леонид... «Эх, угораздило же тебя, дружище...»

– Выполняй. Связной телефон знаешь, код тебе дали, все. – Логвиненко покинул помещение.

Валентин Аркадьевич Зимин был личностью незаурядной В досье, уместившемся на страничке машинописного текста, люди Кайзера сочли нужным указать только дату рождения (оказалось, журналисту было далеко за пятьдесят), места заботы (за долгие годы работы в прессе он был связан со многими ведущими изданиями, от «Правды» до журнала «Вокруг света») и место жительства – «спальный район» в Черемушках. Но подшивки газет и журналов, которые пролистал Филатов, говорили о том, что Зимин никогда не боялся резать правду-матку. В те, да и в эти времена далеко не любой газетчик пошел бы на то, чтобы схлестнуться со всесильным МВД, защищая оболганного человека.