Золотая лихорадка

Филатов, одетый в камуфляжку и обвешанный пудом разного снаряжения, устало опустился на траву. Рядом стоял инструктор, одетый так же, как он, но свежий, будто и не пробежал только что десять километров.

– Слабоват, браток. Пил, наверное, водочку, да и куришь много... Бросай гнилое дело, а то из тебя задрипанный охранник получится, а не спецназовец! – инструктор, естественно, не знал, что готовит именно бывшего охранника.

Юрий проходил индивидуальную подготовку в лагере под Саратовом в качестве спецагента ФСБ, и лишних вопросов там никто не задавал. В том числе и насчет его бороды, которая успела превратить Филатова в некоего попа-расстригу.

После того как Филатов узнал, что ему предстоит изучить тонкости не только профессиональной стрелковой подготовки, но и минного дела, основ мимикрии, прослушать лекции и пройти практику диверсионной и антидиверсионной подготовки, он начал понимать, что «Валерий Филиппович» предназначил его не только для исполнения разовой акции. Выводов пока он решил не делать, тем более что ему прозрачно намекнули, что знают фамилии и адреса многих близких ему людей.

Во время одного из тренингов по уходу от преследования он так удачно смог скрыться от опытных преследователей в переулках старого Саратова, что выкроил время и позвонил в Москву Жестовскому. С ним пока все было нормально, и прапорщик намекнул, что ожидает повышения по службе. Филатов недоумевал: какое такое повышение может получить обыкновенный прапорщик?..

На территорию лагеря он вернулся в одиночестве, выслушал сдержанную похвалу инструктора, и отправился спать – время было позднее. А на завтра намечалась большая программа – практические занятия по закладке мины с дистанционным управлением и отрыв от преследования уже в условиях пересеченной местности.

За месяц, проведенный в лагере, Филатову прочно вложили в голову столько знаний по теории и практике диверсий, что поневоле он стал уважать тех неизвестных педагогов, которые разработали такую сжатую, но до предела насыщенную и эффективную программу, которой в его родном десантном училище отвели бы, как минимум, год. Он не знал, что многие годы сотрудников ГРУ Генштаба и спецподразделений КГБ готовили по программам, включавшим не только эти с точки зрения большой разведки мелочи, но и знания стратегии, тактики, иностранных языков, психоанализа; они проходили не технику выживания, каковым, по сути, являлось Рязанское училище, а настоящую его Академию. Агентов, причем не суперагентов, а обычных, – «суперами» их делал опыт, да и в любом деле нужен талант, – учили вскрывать сейфы чуть ли не мизинцем, запоминать с первого раза огромные тексты, они обучались у профессионалов мастерству карманников-»щипачей» и многому другому. Такой агент мог не только добывать разведданные, но и анализировать их; он был в состоянии командовать крупными соединениями в боевых условиях. Недаром советская школа разведки считалась лучшей в мире, что, впрочем, не страховало ее «студентов» от провалов. Опыт, как известно, увеличивает мудрость, но не уменьшает глупости.

В первых числах августа Юрий Филатов был препровожден в Институт красоты. Он не мог возражать против изменения своей внешности – слишком много его портретов висело в разных городах и весях страны. Официальная версия его пребывания в стенах Института, отраженная в карточке истории болезни, гласила, что гражданин Дмитриев нуждается в устранении последствий травмы, полученной в автодорожной аварии, в связи с чем рекомендовано провести пластическую операцию, а именно коррекцию определенных участков лица пациента.

Лишних вопросов тут тоже не задавали. Но, как он понял, в отличие от официальной «крыши» спецназовского лагеря, система здесь была иной и опиралась она не на государственную, а на криминальную структуру: врачам просто платили, а не вешали на уши лапшу о «секретных агентах». Их же, настоящих, преображали в других местах и, конечно, другие медики. Скорее всего «Валерий Филиппович» решил пойти по пути наименьшего сопротивления, дабы избежать вопросов типа «И на черта легавым «оборотень»?».

На этот раз Логвиненко перемудрил сам себя...

... Зеркала в палате не было, и только в оконном стекле Юрий мог иногда разглядеть свое отражение – белый кокон с прорезями глаз и рта. Какое лицо глянет на него, когда бинты снимут, он не мог даже предположить. Но в том, что это будет лицо Дмитриева, а не Филатова, он не сомневался.

В палате было жарко, и Юрий открыл окно, вдоль которого, как он заметил, проходила отставшая от стены толстая металлическая полоса громоотвода. Взглянул с третьего этажа на газон под окнами, посреди которого разбили клумбу, усаженную циниями. Невдалеке виднелась стоянка машин, полускрытая высоким, несколько лет не стриженным кустарником. Там отсвечивали бликами под ярким солнцем припаркованные рядом «мерседес» и «Нива», чуть подальше стоял невзрачный «фольксваген-гольф», около которого маялся с сигаретой в зубах какой-то парень. И дальше, за стеной густых деревьев и забором из металлических прутьев, был город.

«Сегодня вроде обещали снять повязки», – подумал Юрий и содрогнулся от мысли, что увидит в зеркале не себя. Закурил, выпустил в окно струю дыма и тут услышал за дверью какой-то шорох. Обернулся и насторожился, увидев, как кто-то медленно, явно стараясь не спугнуть обитателя палаты, поворачивает дверную ручку...

И в тот миг, когда в дверь ринулись вооруженные люди в черной форме спецназа, он уже стоял на подоконнике. Мгновения хватило, чтобы повиснуть на громоотводе, соскользнуть по нему вниз («черт, руки ободрал...») и с высоты второго этажа, оттолкнувшись от стены, грохнуться на клумбу. Десять, двадцать, тридцать, пятьдесят метров! Когда он уже нырнул в спасительную глубину кустарника, краем глаза заметил, как по громоотводу один за другим стали спускаться спецназовцы из группы захвата.

Ни одна ветка не шелохнулась, когда десантник под прикрытием кустов бежал в сторону автостоянки. Чтобы проникнуть туда, надо было преодолеть метров двадцать парковой дорожки, как назло прекрасно просматриваемой со всех сторон. И тут Филатову пришла мысль использовать свою неузнаваемость и похожесть на всех местных пациентов. Он выскользнул из-за кустов и мгновенно пристроился к какой-то женщине – голова ее была также замотана бинтами. Та глянула на него, он в ответ поклонился ей и сказал первое, что пришло в голову:

– Не правда ли, сегодня чудесная погода? Так и хочется рассуждать об экзистенциализме...

В этот момент их догнали омоновцы, но пронеслись мимо, не подозревая, что преследуемый – такой редкостный нахал. «Боже, как медленно гуляет эта тетка!» А «тетка» тем временем прелестным голоском юной девушки произнесла из-под бинтов:

– Вы тоже интересуетесь экзистенциализмом? А вы читали «Тошноту»?

– Естественно, Сартр – божественен... – автоматически ответил Филатов и рванул в кусты, только спустя много времени осознав, что о существовании этого произведения знали в нищей спившейся стране едва ли несколько сот человек. В том числе и Филатов – совершенно случайно...

Мужик на стоянке еще не успел докурить сигарету. Юрий одним толчком запихнул его за руль, сам скользнул на заднее сиденье и приставил к шее владельца «фольксвагена» дуло пистолета – подарок Кайзера, с которым не расстался даже в больнице.

– К выходу, быстро! – прошипел он, пригибаясь. – Ты что, не понял?

Водитель понял. Мотор завелся с пол-оборота, и в окнах машины промелькнули физиономии ментов, так и не догадавшихся за эти минуты перекрыть ворота на территорию больницы и удивившие Филатова своим непрофессионализмом. Когда они все поняли, Юрий уже был далеко.

– Гони по переулкам! – скомандовал он, лихорадочно развязывая бинты, прикрывавшие залепленные пластырем шрамы. – Так, теперь заедешь во двор... Хорошо. Раздевайся! Раздевайся, я сказал!

Мужик, которому сегодня не повезло, обреченно стащил с себя рубаху и джинсы, получив в обмен больничную одежду. Он даже не попытался дернуться, когда, не выпуская пистолета, Юрий переодевался в тесные шмотки.