Страница 7 из 46
— Есть, — скорее пошевелил губами, чем ответил радист и, прихватив автомат, юркнул в серость начинающегося утра.
— Кошкин, — чувствуя, как его начинает колотить мелкой дрожью, Кузнецов понял, что не взяв с собой ни спальника, ни бушлата, он малость погорячился, — давай связь с «Центром».
Вынырнувший на свет божий старший радист кивнул и снова скрылся в своё плащ-палаточное укрытие. Зашуршала настраиваемая антенна.
— «Центр» — «Мавру», «Центр» — «Мавру», — забубнил радист. Кузнецов, слушая его, даже скривился. Столь экстравагантный позывной его группа получила благодаря всё тому же Димарику:
…Второй день шли занятия. Бойцы Кузнецова отрабатывали действия в составе троек. Время близилось к обеду, и Олег уже собирался объявить сбор, когда из ворот КПП вышел как всегда весело улыбающийся комбат.
— Противник с фронта! — закричал он, и мгновенно прыгнувший за ближайший бугорок старший лейтенант громко продублировал поданную команду.
— Противник с фронта, радисты связь! — постоянного позывного у него ещё не было, и поэтому работали, обзывая себя по номерам групп.
— «Центр» — «Четвёртому», «Центр» — «Четвёртому», — понесся в эфир голос вызывающего отряд радиста…
В общем, отработали хорошо. Комбат остался доволен. А когда построил группу, не смог удержать улыбки: Димариково лицо было чёрным. От корней волос до самого подбородка тянулись черные, грязевые полосы, оставленные широкой пятернёй сержанта.
— Маркитанов, это что у тебя такое?
— Маскировка подручными средствами! — бодро отрапортовал Димарик, и комбат перестал улыбаться. Когда он начал говорить, голос его был совершенно серьёзен.
— Становись! Равняйсь! Смирно! За проявленную находчивость в ходе проведения занятия сержанту Маркитанову объявляю благодарность!
— Служу Отечеству! — радостно рявкнул отличившийся Димарик…
На этом занятия окончились. А группа получила позывной «Мавр». Группники смеялись, командир роты только пожимал плечами: — Мол, решение комбата. Утверждено в группировке.
А потом добавлял: — Да ты не переживай, мавр он и в Африке мавр.
Кузнецов сколько не пытался убедить комбата переиграть и дать ему нечто более подходящее, тот остался непреклонен.
И вот сейчас слушая выходящего в эфир радиста, старший лейтенант мысленно плевался, но изменить что-либо не мог. «Мавр» действовал ему на нервы, «Мавр» казался ему глупым и ничего не выражающим словом, будто относился не к нему, а к кому-то другому. Будь он таджик, узбек или хотя бы смугл, тогда бы он ни на мгновение не воспротивился такому позывному, а так… Другое дело у других: «Сокол», «Ястреб», «Ворон» — стремительность, полёт, ум. «Звезда» — свет, «Лесник» — знание природы. И по фамилиям: «Звонарь» — Колокольчиков, «Биатлонист» — Лыжин. Все позывные что-нибудь да означают, а у него чёрная рожа сержанта Маркитанова, шутка командира отряда. Тьфу!
— Товарищ старший лейтенант, центр передал приказ выдвигаться в квадрат…. организовать засаду по координатам Х… У…
Кузнецов кивнул, озябшими руками вытащил из разгрузки карту и, присев на корточки, нашел заданную точку. Требуемое место оказалось на пересечении двух лесных дорог. Старлей оценил расстояние до перекрёстка и мысленно прикинул требующееся время на прохождение этого участка. «К двум часам дня должны добраться», — решил Олег и начал прокладывать маршрут движения, но из раздумий его вывел голос подошедшего Борисова.
— Завтракал? — без всякого предисловия спросил заместитель комбата и, стряхнув набежавшие в углубление коврика капли воды, сел рядом.
— Нет, — старший лейтенант отрицательно покачал головой.
— Так чего ждёшь? — в голосе Борисова свозило легкое раздражение.
— Да вот задачу поставили. Думаю, как идти…
— Ну, ну. Думай голова, картуз куплю. Я вмешиваться не буду. Только по минам не попрись. У меня лапок запасных нет, если что — твои возьму.
— Не попрусь, — в тон заместителю комбата ответил Кузнецов, и наконец-то спрятав карту, принялся за ублажение собственного желудка.
Олег рассчитывал добраться к нужному месту не позднее четырнадцати ноль-ноль. Но не пришли они ни к четырнадцати, ни к пятнадцати, ни даже к шестнадцати. Дождь только усиливался, развякшая под дождём почва липла к ногам, выскальзывала из-под ступней. Оказавшийся на пути небольшой, но крутой хребет пришлось преодолевать почти полтора часа. Влажные с утра и за день промокшие насквозь берцы, казалось, наполнились свинцовым грузом. От холода и усталости начали поднывать икры. Кузнецов, на мгновение остановившись, чтобы перевести дух, обвел взглядом растянувшуюся по склону группу: первый боец ядра ещё только-только начал выползать на ещё минут сорок назад осёдланную головняком хребтину, а тыловой дозор всё ещё телепался где-то на середине подъёма.
«Ничего, эти догонят», — сам себя успокоил Кузнецов, в конце концов, не зря он в головной и тыловой дозоры поставил самых сильных, видит бог, не зря.
Единственное о чём старший лейтенант сильно жалел, так это о том, что начал восхождение на этом участке, а не поискал местечка с более пологим склоном. Подъем действительно оказался крут. Чтобы хоть как-то продвигаться вперёд, бойцы буквально вгрызались в раскисшую землю. Каждый метр давался с трудом — удар ноги, чтобы хоть как-то краем подошвы зацепиться за скользкую поверхность, и руками за мелкие деревца, за обдирающие до костей утыканные шипами ветки шиповника, за плетущиеся под ногами стебли ежевики, за напичканную влагой почву и шаг вперёд. Упереться ботинком в корневища растущего на склоне дерева, встать и немного отдышаться, чтобы снова идти. И так метр за метром, к вершине, к ожидающему и, наверное, уже продрогшему головняку. А вот поднимающимся было жарко: промокшая насквозь от дождя и пота одежда валила паром. Не чувствовались ни промозглый, пронизывающий до костей ветер, ни бесконечно шлёпающий по листве и такой же холодный дождь. Сухое, средней величины дерево, вершиной вниз лежавшее почти на самом верху подъёма и воткнувшееся обломанными ветвями в почву несколько ускорило продвижение. Теперь разведчикам только и оставалось, что, хватаясь за его раскорячившиеся во все стороны сучья, добраться до его комля, а там перебираясь от дерева к дереву, (росли они там густо, Олег видел их поднимающиеся ввысь стволы), добраться до вожделенной вершины. Самому же старшему лейтенанту до заветной валежины надо было пройти ещё десятка полтора шагов…
— Чёрт, — слово, сорвавшееся с чьего-то языка, треск переломившейся ветки, и сержант Маркитанов, едва не выпустив из рук пулемёт, заскользил вниз. По пути сбив с ног не сумевшего отпрянуть в сторону Лисицына, но, так и не сумев остановить своего скольжения, он в считанные мгновения оказался напротив группника. Уставший и сам с трудом переставлявший ноги Кузнецов едва успел схватить неудачливого «слаломиста» за ремень пулемёта и, наклонившись вперёд, с трудом удержался, чтобы вместе с ним не полететь дальше.
— Уф, блин, повезло! — то ли выругался, то ли восхитился тяжело дышавший сержант-пулемётчик и, поднявшись на ноги, попробовал отряхнуть налипшие на ноги комья. Серая земляная масса полетела во все стороны, забрызгав собой и поднимающегося на ноги радиста и стоявшего чуть впереди группника.
— Командир, извини, командир! — успокаивающе подняв руку, пробормотал Димарик, и со всей пролетарской любовью попробовал стряхнуть с «горки» Кузнецова налипшие на неё небольшие куски грязи — своей совершенно уляпанной грязью перчаткой.
Не сразу понявший намерения Маркитанова Кузнецов не успел среагировать, и мелкие точки, успешно растёртые Димариком, превратились в обширные глиняные разводы. Олег с тоской посмотрел на это гадство и молча махнул рукой:
— «Продолжаем движение».
«Всё равно дождём смоет», — не желая сильно огорчаться, трезво рассудил он и, пропустив Маркитанова вперёд, шагнул следом. Поднявшийся на ноги Лисицын что-то зло выговорил проходящему мимо Димарику, но тот, вопреки своему обыкновению, не разразился ответной тирадой, а лишь виновато разведя руками, поплёлся дальше. Когда радист случайно повернул голову в сторону Кузнецова, тот сразу всё понял: на носу радиста виднелась широкая царапина, оставленная прикладом пулемета, от него же под правым глазом расплывалось темное пятно синяка…