Последняя обойма

Гордеев, привыкший просыпаться от малейшего хруста валежника, от едва слышимого шороха, издаваемого падающим в тишине листом, на этот раз проснулся от трескотни выстрелов и, толкнув в бок ещё спящего Алферова, прислушался: эхо разносило отзвуки перестрелки и сразу было не ясно, где располагается источник звуков.

— Крутских, «Мавра» живо, — приказал он дежурившему по связи радисту.

— Что случилось? — еще не привыкший просыпаться от шума войны, Алферов слепо таращился в окружающую пустоту, пока ещё не понимая, что происходит.

— Перестрелка, — пояснил Гордеев и, повернувшись к радисту: — Что со связью?

— «Мавр» на приёме, товарищ майор, — доложил Крутских, сдирая со своей головы наушники и протягивая всё это добро командиру роты.

— Отставить! — Гордеев уже понял, что выстрелы звучат гораздо дальше той части леса, где должна была находиться группа Кузнецова. — Запроси, далеко ли от них идёт бой, — приказал он и, вскочив на ноги, прислушался, уже стоя пытаясь определить расстояние до источника звука. Но, увы, метавшееся по склону эхо делало его потуги бессмысленными.

— Есть! — Крутских вернул на место наушники и принялся что-то едва слышно бормотать в поднесённый к самым губам микрофон.

— Квадрата полтора, — доложил он немного позже. — «Мавр» сказал, что они будут пока находиться на связи.

— Давай мне «Центр», — Гордеев хотел знать, кто воюет в закрытых для постороннего вмешательства квадратах «без его разрешения».

— «Центр» — «Аферисту». Приём.

— «Центр» для «Афериста» на приёме.

— В квадрате… слышу звуки двустороннего боя большой интенсивности. Приём.

— Понял вас. — Вадим зримо представил, как дежурный радист передаёт полученную информацию в центр боевого управления, как оперативный офицер, уяснив суть вопроса, начинает запрашивать Ханкалу, как… Одним словом, как медленно, но уверенно раскручивается маховик перепроверки полученных сведений. — «Аферист», оставайтесь на приёме.

И снова тишина. Меж тем, пока в ПВД переваривали информацию, стрельба, длившаяся больше десяти минут, начала постепенно стихать. Наконец эфир снова ожил.

— «Аферист» — «Центру». Приём.

— На приёме.

— В данном квадрате наших подразделений нет. Информации по ведению в вашем районе каких-либо боевых действий не имеется. Прошу подтвердить правильность переданных сведений.

— Крутских, передавай: перестрелка стихла. И вырубай шарманку, — раздражённо приказал Гордеев и, оглянувшись на стоявшего за спиной командира группы, виновато пожал плечом. «Мол, ты, командир, должен бы командовать сам, но так уже получилось». А Алфёров только слегка улыбнулся и, не говоря ни слова, опустился на ещё не остывшую лежанку. Большой разницы в том, кто в данном случае диктовал радистам радиограммы, он не видел…

Утро снова оказалось солнечным. В лесу ещё царил полумрак, ощущалась влажность и ночная свежесть. Казалось, дымные струйки тумана источаются самими деревьями. Почти невидимые, сливаясь вместе, они превращались в колышущуюся сигаретную дымку, медленно понимающуюся вверх и тут же тончайшей водяной плёнкой опадающую на мерцающие в рассветных полутенях листья. Солнечные лучи, словно ещё находясь в ночной дреме, медленно потягивались, спускаясь вниз по плавно опускающемуся склону. Закончивший осмотр боевого охранения старший лейтенант Алферов, проверив крайнюю тройку и ободряюще похлопав рукой по плечу бдящего Минаева, осторожно приблизился к окраине леса и тотчас упал в холодную и влажную от росы траву. На противоположной стороне поляны ему почудилось чье-то неосторожное движение. Палец сам собой потянулся к предохранителю, но заставив себя не торопиться, Сергей лишь предостерегающе поднял руку, призывая видевшего его Минаева к вниманию. В следующее мгновение из кустов вышло так переполошившее его существо и оказалось грациозным самцом косули. Животное смешно вытянуло шейку, осмотрелось по сторонам и, как ни в чём не бывало, принялось щипать влажную от росы травку. Старлей мысленно чертыхнулся, и с некоторым облегчением, поднявшись, неслышно пошёл вглубь леса. Он уже почти миновал тройку Минаева, когда со стороны спящего ефрейтора Семёна Симакова раздались такие рулады, что Алферов непроизвольно вздрогнул. А тут же послышался глухой удар локтем.

— Не храпи! — строго прошипел лежавший рядом с храпуном рядовой Зотов. Симаков что-то сонно хмыкнул и успокоился. Старший лейтенант невольно обернулся, и чуть пригнувшись, чтобы не мешали опускающиеся с деревьев ветки, всмотрелся в осветившуюся первыми лучами солнца поляну. Косули на ней уже не было.

Ротный планировал сняться с ночной засады в семь часов утра, чтобы не позднее, чем к обеду, выйти к месту эвакуации. Но сбыться его планам было не суждено. Вместо ожидаемого «Добро» на выдвижение был получен приказ: «находиться на месте до особого распоряжения». Складывалось впечатление, что наверху совершенно забыли об отсутствии в группах продовольственных пайков.

Раннее утро постепенно перетекло в день. День медленно стал приближаться к своей середине… Неспешно потягивающий из фляги остатки сладкого чая, Алферов рассматривал суетившуюся в кроне соседнего дерева птичку. Лежавший рядом Гордеев со скучающим видом пялился на текущие по небу бело-серые перистые облака.

— Командир, чех! — шепнул вынырнувший из куста орешника Зотов.

— ??? — подняв взгляд, командир группы дёрнул подбородком, требуя уточнений, а Гордеев мгновенно сел и машинально потянулся к оружию.

— У ручья… Сёмен заметил. Из овражка выбрался, по пояс голый, с пулемётом. Барин его пока на мушке держит, уходить начнет — срежет. Он из овражка вышел, — повторился Зотов, и задумчиво: — Может там ещё есть?

«Есть?» — мысленно спросил у самого себя Алферов, и так же мысленно ответил: — «Должны быть. Хотя они иногда и по одному ходят», — додумал он, уже вскакивая на ноги.

— Чи, — лейтенант привлёк внимание ближайшей (тыловой) тройки, знаками показал «ты и ты встаём» и сразу — «Тихо. Выдвигаемся». Бойцы поднялись с занятой позиции и развернутой цепью двинулись в указанном направлении.

Сергей вылез на окраину леса второй раз за утро, и аккуратно раздвинув ветки небольшого куста, вгляделся в окружающее пространство. Впрочем, и за всю ночь, и за всё утро, и за наполовину прошедший день ничего не изменилось. Опушка, представлявшая собой довольно пологий склон, в самом низу отрывисто обрывалась берегом небольшого, не по-весеннему чистого «форсированного» ими вчера ручья. А на противоположном его берегу под лучами тёплого солнышка нежился заросший щетиной чех. Жаль, что расстояние до него было приличным и даже в оптику не удавалось рассмотреть выражение бандитского лица, но Алферов почему-то думал, что оно выражает крайнюю степень довольства. Этот тип сидел на корточках, и время от времени черпая ладонью бегущую мимо воду, плескал её себе на спину.

— Больше никого? — опускаясь рядом с державшим чеха на мушке снайпером, уточнил Гордеев.

— Никого, — не отрываясь от прицела и имея ввиду других боевиков, ответил Симаков. — Стрелять?

— Ждём, — приказал чуть сместившийся в сторону старший лейтенант. Он всё ещё надеялся, что чех здесь не один. Какое-то время они ещё продолжали наблюдать, но вскоре стало понятно, что бандиту то ли надоело бесплодное сидение у ручья, то ли чех куда-то внезапно заторопился, но он суетливо огляделся по сторонам и, по-видимому, собираясь уходить, встал.

— Он твой, — шепнул Алферов, и палец Симакова на курке ВСС стал медленно выбирать свободный ход.

Уже приговорённый к смерти боевик потянулся к одежде — мгновение, и на голове у него оказалась всем знакомая панама.

— «Димарик»!!! — холодный пот шибанул по спине готового нажать на курок снайпера.

— Димарик! — уже вслух сказал он, оглядываясь на напряженно замершего командира.