Страница 2 из 9
А Ефимов изнывал в ожидании. Совесть и возможно что-то ещё никак не давали ему покоя, а в груди всё больше и больше нарастала боль предстоявшего расставания.
Побывав в райцентре и, в очередной раз посетив военкомат, Сергей возвращался к себе в деревню. Он не спешил. Небо было затянуто тучами, мела лёгкая поземка, снежок, редкими хлопьями падавший с небес, сметался с лобового стекла лениво ползающими по нему дворниками. А на душе стояла еще более беспросветная хмарь. Проезжая село, в котором жил его друг Геннадий Дворянинов, Ефимов почти автоматически сбавил скорость и крутанул руль вправо — на сердце было пакостно и требовалось поговорить, раскрыть душу, переложить хоть малую часть носимой в груди боли на дружеские плечи. Сомнений в том, что здесь его по- доброму встретят и поймут, у него не было.
Геннадия он увидел ещё на подъезде, тот стоял во дворе и широкой лопатой пытался отгрести от гаражных дверей беспрестанно наметаемый туда снег. Но тщетно.
Плавно притормозив, Сергей помахал рукой, прокатил чуть дальше, развернулся в проулке и, выехав из него, остановился напротив калитки, ведущей во двор особняка Дворяниновых.
— Привет, Геннадий! — выбравшись из машины, Сергей хлопнул дверцей и даже не озаботившись её закрыванием на ключ двинулся в сторону довольно улыбающегося Геннадия.
— Привет, привет, — улыбка на лице Дворянинова стала ещё шире, — пошли в дом, — Геннадий кивнул в направлении своего недавно построенного жилища.
— Нет, Ген не пойду.
— Давай тогда хотя бы в гараж зайдём. От ветра спрячемся. Лясы пару минут поточим.
— Собственно, я для этого и заехал, — безропотно согласился Сергей и они потопали в направлении гаража.
— Ген, — Ефимов решил, что не стоит тянуть кота за хвост, — я наверное в Чечню уеду.
— Так, — медленно протянул Геннадий. Судя по его лицу, он огорчился, но не слишком удивился решению своего друга. — Когда?
Сергей неопредёленно пожал плечами.
— Ясно, ждешь, — Дворянинов умолк, и находясь в раздумьях, стал с отрешённым видом разглядывать лежавшие в большой коробочке свёрла.
— И на фига тебе это надо? — Геннадий, словно очнувшись, оторвался от созерцания инструмента и пристально посмотрел в лицо Ефимова. — Серёга, тебе что, Афгана мало? Давно «на погоду» блевать перестал? — спросил он, намекая на полученную Ефимовым «за речкой» контузию и сопутствующие ей «прелести», вылезавшие каждый раз при перемене погоды.
— Ген, я не могу просто так сидеть и смотреть, — слова звучали пафосно, но тем не менее Ефимов был уверен, что друг поймёт его правильно, — как гибнут восемнадцатилетние парни.
— Ты думаешь, что сможешь решить исход этой войны?
— Ген, я ничего не думаю, просто я по-другому не могу, — и отвернувшись, — мне стыдно.
— С тобой всё ясно. — Геннадий сокрушённо качнул головой. — Значит, когда едешь ещё не знаешь? — повторно заданный вопрос прозвучал без нажима. Друг на то он и друг, чтобы не требовать сиюминутного ответа. Захочет скажет, не захочет- не надо.
— Правда, не знаю. Жду. — Сергей хотел поделиться тем, как тяжело у него на душе, но промолчал.
— Может зайдёшь, — Дворянинов снова кивнул в направлении находившегося за гаражной стеной дома.
Ефимов отрицательно покачал головой.
— Ты тут моим помогай, если что, — он хотел сказать «если что со мной случится», но в последнюю секунду осёкся. Не стоило раньше времени настраивать друга на похоронный лад.
— В любое время, — Геннадий широко развёл руками. — Сам знаешь.
— Ладно, Ген, я поехал, — виновато улыбнулся Ефимов, — дел полно. Надо много успеть сделать.
— Езжай, — с грустью в глазах согласился Дворянинов, — уезжать будешь, не забудь заглянуть.
— Естественно, — ответил Ефимов и попытался улыбнуться. Не получилась.
— Слушай, — уже вдогонку прокричал Геннадий, — всё-таки за каким хреном ты туда полезешь? Чеченцев не любишь?
— Да нет, — Сергей неопределённо пожал плечами. — Я же сказал… Ген, я действительно не могу быть здесь, когда там гибнут только что призванные в армию пацаны. Да и, — он уже взялся за ручку дверцы, — тянет меня туда. Знаешь, — слова признания давались ему с трудом, — возможно, война — единственное место, где я хоть иногда чувствовал себя человеком… — он грустно улыбнулся и больше не говоря ни слова открыл дверцу, плюхнулся на сиденье и, заведя мотор, покатил прочь…
В тот раз на войну он так и не уехал — через два дня из военкомата (вопреки его просьбе) принесли повестку. Жена и мать ревели одновременно. В тот раз он не смог перешагнуть через их слезы, не смог оставить маленьких ребятишек, не смог уйти в неопределённость, не смог, не смог, не смог… И целый год был сам не свой, всё переживал, нервничал, не находя себе оправдания…
И вот теперь, спустя годы, когда огонь войны на Кавказе заполыхал вновь, он перешёл свой Рубикон. Возврата назад не было.
Контракт подписан, новая форма, комната в общежитии, и жизнь потекла по иному руслу…
— Товарищ, майор… — Ефимов начал официально, но был остановлен небрежным жестом сидевшего за столом канцелярии майора Лаврентьева, командира пятой роты и своего временного начальника…
…— Твоя рота, — комбриг был в хорошем расположении духа и готов был немного пообщаться со вновь приобретённым старшим прапорщиком, — находится в Чечне, так что временно будешь прикомандирован к остаткам батальона. Они собраны в одну роту. Командир роты майор Лаврентьев, кроме него ещё два офицера — двухгодичника после военной кафедры, так что справитесь. Да, кстати, почему прибыл с опозданием?
— Товарищ полковник, я прибыл вовремя, но мне на КПП сказали приехать второго, так как строевая еще не переехала.
— Ладно, служи, — похоже, ответ Ефимова комбрига вполне удовлетворил.
— Разрешите идти? — старший прапорщик хотя по-прежнему было одет в гражданскую одежду, но для себя определил, что всё, он уже на службе.
— Ступай, — добродушно улыбнулся полковник и Ефимов, неловко развернувшись на каблуках гражданских ботинок, поспешил выйти.
Сейчас, подписав контракт, получив на складе форму, и переодевшись, он пытался как положено представиться своему временному командиру…
— Леонид, — остановив официальное представление, майор привстал и, перегнувшись через стол, протянул руку.
— Сергей, — Ефимов сжал ладонь в крепком рукопожатии.
— Старшина? — с надеждой в голосе спросил Лаврентьев.
Прапорщик отрицательно помотал головой:
— Замкомгруппы в шестую…
— Понял. Ладно, ввожу в курс дела. Личного состава немного, офицеров трое: я и два «пиджака», — Сергей хотел сказать «знаю», но промолчал, — плюс ты. Занятий сейчас в связи с переездом нет. Сплошная стройка. Так что занимаемся хозяйственными работами и два раза в неделю ходим ответственными. После ответствовывания полдня на отдых.
— Товарищ майор, — ротный хоть и был на десяток лет младше прапорщика, но всё же называть его по имени язык пока не поворачивался. Тот поморщился, но промолчал. — Как с выходными?
— Суббота или воскресенье, это как получится.
— А если после ответствовывания не отдыхать? — спрашивая, Ефремов почувствовал, как ёкнуло сердце. — А то у меня семья в деревне.
— Ладно, я думаю, решим.
— Спасибо.
— Ты, кстати, как: надолго или так, посмотреть, попробовать решил?
— Да я вообще-то на Чечню, — Ефимов и сам не знал ответа на заданный вопрос, — потом посмотрим.
— Понятно. — Лаврентьев взглянул на часы. — Так, сегодня уже от тебя толку мало, занимайся своими делами, завтра с утра к восьми.
— Разрешите идти? — Сергей всё еще не мог преодолеть стереотипа прежних армейских привычек.
— Да, — майор устало махнул рукой, похоже у него последнее время в жизни что-то не ладилось.
Выйдя из канцелярии, Ефимов прошелся по расположению, невольно выхватывая столь милые взгляду зампотылов недостатки: там было плохо заправлено одеяло, здесь отсутствовал ножной коврик, из крайней тумбочки торчала большая спортивная сумка, прямо посередине прохода валялся черный резиновый тапочек. Отовсюду высовывалась своим не армейским рылом временная неразбериха и неустроенность. Хмыкнув, старший прапорщик развернулся и, выйдя из казармы, стал спускаться вниз по лестнице. На площадке третьего этажа раздался идущий снизу топот ног и мимо Ефимова попытался прошмыгнуть светловолосый, скорее даже светло-рыжий крепыш с сержантскими лычками на погонах. Сергей почти машинально выбросил левую руку и ухватил бегущего за плечо. Тот, дёрнувшись, остановился и недоумённо уставился на державшего его прапорщика. На конопатом лице сержанта растерянность начала сменяться «праведным возмущением».