Страница 30 из 90
– Бог тебя простит, но я прощу не раньше, чем отправлю спать без ужина и отшлепаю по попе, так что и думать об этом забудь.
Кристобаль щербато улыбнулся, открывая молочные зубы, а кардинал выхватил носовой платок, чтобы задержать новую струю зеленых соплей.
– Нет, съесть нельзя, – сказал его преосвященство, угадывая просьбу.
– Я и не собирался, – ответил Кристобаль, притворяясь обиженным. – Мама говорит, можно ковырять в носу, когда никто не видит. Она сказала, все так делают, так что я подожду. Почему они убили Иисуса?
– Потому, мой маленький сеньор Почемучка, что он говорил и делал вещи, которые принесли ему беду от иудейских священников. Мы-то знаем, что Иисус был прав, но с их точки зрения, он – еретик.
– А откуда мы знаем, что он был прав?
– Кристобаль, ты меня убиваешь своими вопросами. В тебе их больше, чем в маминой книге с викторинами.
– Ага, не знаешь? – Кристобаль торжествующе вскинул руки.
– Разумеется, знаю. Я – кардинал, знать такие вещи – моя работа.
– Тогда скажи!
– Ну все, – сказал кардинал, взглянув на башенные часы, – тебе пора ложиться. Беги скорей, а то мама твоя на нас рассердится.
Кристобаль нахмурился и повернулся.
– А вот я еще хотел узнать: почему ты носишь платье?
Кардинал понарошку вскинул руку, будто собираясь стукнуть сына, и проделал знакомый трюк – почесал голову.
– Чтобы показать, что я – кардинал. Ну давай, брысь!
Кристобаль прошелся колесом по лужайке и из-за колонны состроил его преосвященству рожицу.
– Чертенок! – возопил отец. – Изыди!
Малыш скрылся, и кардинал снова уселся на стул, поглядывая на колибри. Через несколько мгновений липкие пальчики Кристобаля накрыли ему глаза, послышалось хихиканье и озорной голосок произнес:
– Ага! Проморгал, как я изыдил!
Кардинал схватил мальчика и на вытянутых руках понес его, брыкающегося и визжащего от восторга, в кухню, где и вручил Консепсион. Та подхватила сына за ноги, и они вдвоем раскачивали Кристобаля вверх и вниз, пока от смеха у него не полились слезы.
Часом позже в приемном зале кардинал ожидал монсеньора Рехина Анкиляра – тот собирался прибыть с докладом о подготовке проповеднического крестового похода. Анкиляр опаздывал уже на полчаса, и его преосвященство подкрался кокну глянуть, караулят ли набожные вдовицы. Они были на месте, и кардинал отскочил – посмотреть на город не суждено. «Как бы сделать, – подумал он, – чтобы Консепсион перестала накручивать волосы на валики от туалетной бумаги? Возможно, у негритянок и мулаток это писк моды, но, по-моему, просто смешно. Хотя, может, если ничего не говорить, само пройдет?»
В запахе реки чувствовалось что-то новое. Что же это? Кардинал втянул носом воздух. Трупный запах. Вот почему, наверное, Консепсион дала ему новое лекарство для защиты от «кхайка» – неслыханной болезни, которую вызывал запах смерти. К берегу, несомненно, что-то прибило.
Монсеньор Рехин Анкиляр уже вошел и постучал в дверь, чтобы привлечь к себе внимание; затем приблизился поцеловать кардинальский перстень.
– Я снова сильно опоздал, за что приношу извинения вашему преосвященству. Только что я наблюдал невероятно кровавую сцену, она меня и задержала.
– Что вы говорите?
– Да, к сожалению, это так. Как вам известно, заторы на дорогах сейчас просто ужасны, и многие люди продают всякую всячину водителям стоящих автомобилей. Я попал в такую пробку, а впереди находился правительственный лимузин с государственным флажком на крыле. Один человек торговал последним романом Амаду. Но когда лимузин поравнялся с ним, он бросил книги, вытащил револьвер и дважды выстрелил в машину. Стрелявший убежал, есть пострадавшие.
– Ужасно, ужасно, – пробормотал кардинал.
– Я бы поспел вовремя, но моя мантия привлекла внимание, и дорожный полицейский настоятельно просил, чтобы я соборовал министра юстиции.
– Уже третий министр юстиции за год! В голове не укладывается! – воскликнул кардинал. – Дело рук наркокартелей, вне всякого сомнения. Бедняга умер?
– К сожалению, да, но все же в этом невольно чувствуешь Божью десницу. Убитый был не просто либералом, а выступал за секуляризацию. Абсолютно точно.
– Монсеньор, об этом не следует вспоминать, когда происходит подлое убийство. Я должен выразить вам порицание.
Барабаня пальцами по ручке портфеля, монсеньор Анкиляр выдержал паузу, давая понять, что не согласен.
– Желаете ли узнать, как продвигается наше предприятие?
Кардинал уселся и жестом предложил Анкиляру последовать примеру. Монсеньор раскрыл портфель, откуда появилась тонкая пачка бумаг, подровнял ее и положил на стол между собой и кардиналом.
– Первое: мы направили по два проповедника в места, указанные в докладе Святой Палаты как нуждающиеся в духовном возрождении. Все проповедники вызвались добровольно и проверены нами на предмет высокой нравственности, усердия и богословской ортодоксальности. Таким образом, ваше преосвященство, мы смогли отсеять тех, кто просто соблазнился перспективой длительного отпуска.
– Прекрасно, очень хорошо. Весьма разумно. Отличная работа. И что, они преуспели в своей деятельности?
– Боюсь, ваше преосвященство, большинство из них столкнулось с крайней враждебностью, доходящей в некоторых случаях до жестокости. Может, мне стоит привести пример?
– Разумеется, было бы весьма интересно.
– Мы послали двух святых отцов в Ринконондо, где существует ересь, утверждающая, что Магомет – новое воплощение Господа нашего, который вернулся, дабы потерять невинность. По прибытии в город отцы прочитали на площади проповедь, разоблачающую это верование. Затем они устроили аутодафе и сожгли, среди прочего, несколько экземпляров Корана, протестантскую Библию, собрание философских работ Ортеги-и-Гассета, книгу Пауло Фрейре, принадлежавшую школьной учительнице, и несколько романов Габриэля Гарсиа Маркеса, который, как вы знаете, поддерживал атеистические опыты Фиделя Кастро…
– Монсеньор, книги сжигать не следовало. Index librorum prohibitorum [55]не имел места с 1966 года. У нас нет полномочий жечь книги.
– Как я понимаю, ваше преосвященство, это на добровольной основе сделали те, кого убедила проповедь.
– Понятно. Продолжайте.
– Но затем, видимо, дело приняло скверный оборот – проявились некоторые антиобщественные элементы, которые забросали святых отцов камнями, избили и выгнали из города.
Кардинал озабоченно нахмурился:
– Как это ужасно. Что предпринято? В полицию сообщили?
– По всей видимости, полицейские находились там, но закрыли глаза на происходившее. В следующий раз мы намереваемся послать шесть священников, дабы избежать новой жестокости, и предпримем сходные меры везде, где отмечались такие же неприятные и возмутительные инциденты.
– Весьма похвально, я вас поздравляю. Похоже, вы превосходно оправдываете наше доверие. Не забудьте оставить свои отчеты секретарю. Я вновь увижусь с вами через две недели. А пока продолжайте благое дело, и помоги вам Бог.
Пораженный краткостью беседы, монсеньор Анкиляр собрал записи и вышел, чувствуя себя оплеванным. В приемном зале его преосвященство обхватил руками туго вздувшийся живот и от боли согнулся пополам. Он слышал жесткое шарканье ног, взрывы непристойного хохота. Уловил отдававший железом запах старых склепов и прикрыл глаза, чтобы не видеть сборища бесов, потешавшихся над его мукой.
В столице вновь зарядил нескончаемый моросящий дождь. Благоухающий мертвечиной воздух расплывался по улицам и заполнял городские стоки, вызывая тошноту у беспризорных детей, что нашли в них приют.
22 о том, что на самом деле произошло в Ринконондо
Накаленные праведной восторженностью и застрахованные от ошибок духовным авторитетом церкви, отец Валентино и отец Лоренцо прибыли в Ринконондо как раз в начале сиесты, когда отвесно палящее солнце льяносов пребывало в особо немилосердном настроении. Ни дуновения; птицы замертво падали из гнезд на сейбе, а скотина мечтала превратиться в слонов и хоботами поливать себя водой из реки. Над красной землей парила туманная дымка живого марева, и в очаровательном мираже из крыши алькадии беспечно росли пальмы. Ночные летучие мыши срывались с насестов в дуплах деревьев и носились над прудами, в поисках воды отваживаясь на самоубийство, а лимоны в цитрусовых рощах поспевали прямо на глазах. Блохи ускакали с собак в тень, а городских обитателей в человеческом облике охватила вялость сродни похмелью. Жители единодушно удалились на покой, чтобы прохрапеть в гамаках весь полдень.
55
Случай запрета книги (лат.).