Железо, ржавое железо

А Ципа читала «Манчестер гардиан».

– Значит, это не миф, – проговорила она.

Она вынуждена была выехать из тетушкиного дома потому, что та сдала его какому-то профсоюзному боссу, работавшему в манчестерском отделении Торговой комиссии. Сама тетушка уехала в Лондон и заведовала там общедоступной кухней для французских беженцев. Возвращаться в Манчестер она не собиралась.

– Какой миф? – удивился я.

– На месте бомбежки работают археологи. Никогда бы не подумала, что сейчас время заниматься археологией. Там работает один старый профессор из Кардиффа с группой школьников. Они нашли камни с латинскими надписями. На одном выдолблено «GLAD ART REG», и в нем есть продолговатое отверстие, похожее на ножны. GLAD значит «gladius», меч по-латински. ART REG означает Артур-король. Автор статьи считает, что профессор Рис Джонс поторопился с выводами и нет доказательств, подтверждающих связь находки с Камелотом. Он говорит, что Камелот находился в Кэдбери. Есть еще какой-то профессор валлийской литературы, который много написал о мече, запрятанном в каменных ножнах. Ты что-нибудь об этом слышал?

– Кажется, нет.

– Он утверждает, что это и есть тот самый камень. Стоит лишь залить щель растопленным воском, и мы получим слепок меча и узнаем, как он выглядел. Война идет, а они тратят время на сказки.

– Жизнь продолжается, а она включает и археологию, и музыку, верно? – Морщась, я продолжал впихивать в себя яичницу из порошка, хлеб с маргарином и подобие чая.

Ципа подозрительно подняла на меня свои ясные черные глаза. Одета она была в радужный тетушкин пеньюар, оставлявший шею и часть груди открытыми, но, как брата, меня, конечно, не должны были волновать эти прелести.

– Как понимать твое «верно»? Ты утверждаешь или сомневаешься?

– Я слышал, ваш концерт провалился, и неудивительно. Кто в такое время захочет слушать этого чертова Брукнера?

– Жизнь – сплошная чересполосица. Бывают и неудачи, что ж поделаешь, – неуверенно отозвалась Ципа. – Возьми хоть Реджа. Странно все это. Он написал мне необычное письмо. Вот, – она протянула мне авиаконверт, – прочти.

Я нерешительно взял в руки желтоватый лист бумаги.

– По-моему, мне не следует знать, что происходит между супругами.

– Читай.

Я прочел. О, господи, лучше бы не читал.

«Дорогая Ципа, давай будем совершенно откровенны. Возможно, ты способна сублимировать сексуальную энергию, колотя по барабанам, гонгам и тому подобным штуковинам, а я – нет. Можешь назвать это изменой. Она была так на тебя похожа, что я не устоял! Нет, конечно, не в смысле ума, таланта и красоты. В общем-то, пародия на тебя в мантилье. Потом мне было ужасно стыдно. По крайней мере, я принял необходимые предосторожности, – понимаешь, о чем я, – так что ничего не подцепил. А теперь я не могу уснуть, мечтая о тебе настоящей, которую я заменил жалким подобием, воняющим чесноком. Прости бога ради».

– Тут дырка вырезана, как будто бритвой, – сказал я, покраснев до ушей.

– Наверно, цензура. Ответь мне, может ли мужчина в здравом уме писать жене такие письма?

– Твой муж – большой оригинал. Обычно мужчины о таких вещах не распространяются.

– Вот именно! Я же этого не видела! На что сдались мне его откровения? Какая мерзость!

– Знаешь, война всех делает немного ненормальными. Иногда человеку необходимо выговориться, хотя бы в письме, чтобы облегчить душу. Это для таких, как Черчилль, война – средство сделать карьеру, а до нас им дела нет. Постарайся простить его и молись, чтоб Редж вконец не свихнулся.

– Мы уже никогда не будем такими, как прежде. Что бы там ни было. Я имею в виду нашу юность, время, когда личность только формируется. Наверно, мы совершили много ошибок. Я поторопилась выйти замуж Да и он тоже поспешил с женитьбой. Не было времени смотреть по сторонам.

– Так ты что же, сейчас надумала смотреть по сторонам? – осторожно спросил я.

– Я отчитываться перед тобой не обязана, но если тебе так уж любопытно, он сам виноват. Случилось это сразу по окончании его увольнительной перед отправкой в Гибралтар. Глупое выражение – «смотреть по сторонам», по крайней мере применительно к женщинам. Это мужчинам свойственно провожать глазами каждую юбку и ходить налево. Джефф Терстон, ты его не знаешь, второй гобой. В тот вечер он исполнял соло английского рожка из «Лебединого озера». После концерта в Гомонте он угостил меня парой рюмок джина, и я у него осталась.

– Стало быть, можешь ответить Реджу таким же откровенным письмом.

– Рехнулся? Зря я проговорилась. Он сам толкнул меня на такой шаг.

– Каким образом?

– Ты все равно не поверишь.

– Война учит верить в самое невероятное.

– Это все чертова Библия. Мы захватили ее с собой при переезде сюда. Я на кухне накрывала ужин. Потом вхожу в комнату, чтоб позвать Реджа, и вижу, как он мастурбирует, глядя на картинку в этой книжонке. И что ты думаешь, его не смутило мое появление, он сказал, что учится удовлетворять плотские потребности иным путем. Раньше, говорит, жена была моей правой рукой, а теперь пусть правая рука побудет женой. Я велела ему немедленно убраться, а он заявил, что и так уходит, иначе опоздает на поезд. И после этого еще лез целоваться.

– Да, дела… Что это – безумие, искренность, бестактность?

– Плевать мне, как это называется. Я уверена, ему следует показаться врачу.

– Да проверяют его врачи во время медкомиссий. Действительно, трудно поверить, надо же – с Библией! Весь в папашу. Представляешь, того в юности родитель застукал в тот самый момент, когда он извергал семя прямо на «Пир Валтасара», и вздул за святотатство так, что мальчишка сбежал из дому. Редж рассказывал мне эту историю.

– Именно «Пир Валтасара»! Мне потом пришлось. вытирать этот лист тряпкой. Какие же мужчины свиньи!

– Кстати, я тоже опаздываю к поезду, – сказал я, вставая. – Не принимай близко к сердцу. Редж – человек эксцентричный. Думаю, что и тебя многие считают чудачкой из-за твоего увлечения ударными. Твои подруги собирают танки для русских, а ты… Не грусти. Не видела, куда я фуражку задевал?

Я с трудом отыскал ее под продавленным диваном, любезно предоставленным домохозяйкой Ципы, и тепло попрощался с сестрой. Затем я втиснулся в 44-й автобус и доехал до Лондонского вокзала. Там я сел на поезд, следовавший в Юстон. Вагон был битком набит солдатами с такими же вещмешками, как у меня. Тренировочный лагерь, в котором я служил, закрыли во время моего отпуска, и мне пришлось возвращаться на базу в Олдершот.

В Лондоне я отрапортовался на Бейкер-стрит, 62–64, где находился штаб войск специального назначения под командованием знаменитого бригадного генерала Колина Габбинса. Капитан Соме с сухим длинным лицом расспросил меня о послужном списке, обращаясь ко мне запросто, как к старому знакомому. В конце беседы он сказал:

– Инструкторы нам нужны, но инструкторы тоже нуждаются в инструктаже, согласны? Отличная физическая подготовка и быстрая реакция в нашем деле необходимы, как и наличие приличного образования, что подтверждает ваш диплом бакалавра. – Тут он нахмурился, глядя в мое досье. – Но скажите мне, на кой вам сдалась философия? Если б не Канты и Гегели, возможно, мы бы не оказались в этой трясине, ну да что теперь поделаешь… Вашими инструкторами будут лица гражданские, причем большинство из них не британцы. Курс включает технику допроса, методы устрашения и даже убийства. Как вы догадываетесь, все это связано с предстоящей высадкой на континент.

– Методы устрашения, сэр?

– До сих пор мы следовали тактике сдерживания и пытались вести эту чертову войну как джентльмены, не то что немцы и красные. Вас будут натаскивать не белоручки, сами увидите. Что теперь скажете, по-прежнему серьезно настроены служить у нас?

– Что значит серьезно, сэр?

– Значит, что вы можете забрать назад свое заявление и с чистой совестью вернуться к лечебной гимнастике. А если согласны, вы обязаны немедленно явиться на шестой транзитный пункт и ждать дальнейшего приказа. Итак?