Эпоха Пятизонья

«Какой?» – хотел спросить Костя, но промолчал.

Они выпили по полной, и Костя обреченно поплелся вслед за Редом. Нет, один я не пойду, ворочал он мыслями. Что я, дурак? С Редом пойду, а один – нет! Потому что я ничего не умею, потому что меня сразу укокошат. А «анцитаур»?! Что это за штука?! А?! Нашли простака! Камень судьбы подсунули! Больше он ни о чем не думал, потому что враз опьянел и переставлял ноги чисто автоматически, стараясь не потерять из поля зрения спину Реда. На автопилоте зашел в номер, увидел широкий велюровый диван, рухнул плашмя на него и провалился в пьяный сон.

Ночью он проснулся от страшной жажды и долго не мог понять, где находится. Шарахался в темноте, пока что-то не опрокинул, и только после этого нащупал дверной косяк, а возле него – выключатель. Зажег свет и сообразил, куда попал. Большая комната, оклеенная темно-синими, почти черными бархатными обоями, с тяжелыми гардинами на окнах, была обставлена мебелью на гнутых ножках. Телевизор во всю стену. Аквариум, как бассейн, в котором плавали сонные рыбки. На стенах – картины маслом в золоченых рамах. Диван, на котором спал Костя, вообще показался ему сплошным антиквариатом. Стеклянный бар, забитый под завязку и подсвеченный изнутри разноцветными огнями. От вида водочных и коньячных бутылок Косте сделалось плохо, во рту появился кислый привкус. Он выполз из комнаты, как водолаз из трюма, и обнаружил справа от прихожей ванную. Припал к крану, и вода в нем показалась ему самой вкусной в мире. Тяжело фыркал, как тюлень, и думал о своей непутевой жизни. Больше никогда, никогда… никогда не буду пить, клялся он, поливая себе голову из душа. Капли воды стекали по груди и казались ему горячими, как кипяток. Захотелось залезть в ванну с холодной водой, но он вовремя передумал, а то бы так и уснул от удовольствия. На обратном пути обнаружил на полу куртку Бараско, постоял над ней, как над покойником, соображая, что к чему. Из соседней комнаты доносился мерный храп Бараско. Костя вытащил из кармана куртки смартфон и пошел к себе.

– Алло… – сказал он хриплым от волнения голосом, понимая, что только в пьяном виде может отчебучить что-то подобное. – Это я… и я… я… я тебя люблю! Не перебивай меня, иначе я забуду…

Она что-то ему залепетала о том, что волнуется, что он ушел так быстро, что бесконечно долго не звонил, но он ее перебил и сказал:

– Слушай… я страшно пьян… Я устал бороться и сейчас усну. Но перед этим хочу тебе сказать следующее. Если ты меня будешь ждать, то я вернусь!

– Откуда? – спросила она. – Где ты?! Что происходит?!

– Не спрашивай. Я сам не знаю. Но я вернусь!

– Хорошо, я буду ждать, – сказала она. – Только ты обязательно вернись.

– Я вернусь! – пообещал он. – Слово даю! – И отрубился.

Глава 3

Ошибки молодости

Его снова разбудил Бараско. На этот раз он держал в руках не пистолет, а бутылку пива, из горлышка которой лезла непокорная коричневая пена.

– Будешь?.. – спрашивал он, покачиваясь, как уличный фонарь. – Будешь или нет?..

В окна струился дневной свет. Часы в деревянной раме на стене показывали десять утра. Пучеглазые вуалехвосты в аквариуме тыкались мордами в стекло. Бараско был в майке, трусах и в одном носке. Правая рука у него уже сносно двигалась, а глаза были пьяные-пьяные, аж стеклянные. Переживает, наверное, умилился Костя, прощая в этот момент Реду все-все его прегрешения, грубость и высокомерие черного сталкера.

– Давай… – Костя сел, расставив для равновесия ноги, и в одни присест влил в себя содержимое бутылки. – Фу-у-у… – выдохнул пивной воздух. – Что же мы так напились с тобой вчера, Елизарыч?

У него возникло чувство, что они снова в Чернобыльской Зоне и все хорошо, как прежде, когда они дружили.

– Как что? – Бараско стоял враскорячку, стараясь сохранить равновесие и одновременно изучая содержимое бара. – А у тебя здесь лучше – выпивки навалом… рюмочки всякие… Проводы были! – хищно улыбнулся он, меняя тон на коварный и подленький.

– Чьи?!

– Твои, – насмешливо ответил Ред, выпрямляясь и рассматривая картины в дорогих багетах.

– Куда?! – Костя посмотрел на него, как на сумасшедшего.

В голове у него мелькали предположения одно страшней другого: в армии он уже служил, на войну не собирался, жениться – тоже, разве что на Лере…

– В Зону. Куда еще? – как о свершившемся факте сообщил Бараско, выбрал бутылку водки покрасивее и свернул ей колпачок. – Ну, давай опохмеляться.

Он нашел в баре две хрустальные рюмки и подул в них.

– Я не хочу… – сказал Костя, с трудом припоминая события вчерашнего вечера.

Неужели я согласился? – никак не мог вспомнить он. Неужели?.. Вроде закусывал. Помню, что звонил Лере. Помню, что плохо было. А больше ничего… Ни-ни… От этой мысли ему стало легче. Значит, не наделал глупостей.

– Да ты не дергайся, – успокоил его Ред. – Звонил генерал, мы свободны до обеда. Что-то в Зоне произошло, он и укатил. Может, он вообще сегодня не явится. Гуляем! – И так плюхнулся в антикварное кресло, что оно жалобно отозвалось протяжным стоном, а сам Ред едва не вывалился из него.

Словно в подтверждение его слов далеко-далеко что-то грохнуло и покатилось эхом через весь город и пригороды. Посуда в баре издала мелодичный звон.

– Нет, – сказал Костя, не обращая внимания. – Не больше одной. Да и закусывать нечем.

– Хорошо, что напомнил. Айн момент! – Бараско, не очень расторопно избегая углов, метнулся к себе и через мгновение появился с банкой черной икры. – Чтобы я так жил! – закричал он. – Сейчас мы ее ложками!

– Ложек нет… – напомнил Костя.

– Это я для рифмы. Значит, пальцами, – сказал Бараско, усаживаясь в кресло и ловко вскрывая банку. – Жаль, хлеба нет.

Водка в красивой фирменной бутылке с портретом какого-то усатого дядьки с булавой в руках оказалась такой дрянной, так воняла ацетоном, что, во-первых, Бараско едва не подавился, тяжело кашлял и страшно раскраснелся, а во-вторых, если бы не Костя, точно зашвырнул бы бутылку в окно. Костя поставил бутылку в бар от греха подальше, выбрал обычную поллитровку «Ржаной» за триста девяносто девять рубликов и принес к столу. Бараско долго и с подозрением ее нюхал, потом выпил, сипло крякнул и сказал, зачерпывая из банки пригоршню икры:

– Вот это по-нашему: запах черного хлеба и спирта и никакой гадости!

Костя тоже выпил. Закусил, облизывая пальцы, и понял, что жизнь удалась.

– Знаешь что?.. – сказал Ред, безуспешно пытаясь поддеть грязным ногтем бусинку черной икры с полировки стола. – Я конечно, не вправе тебя учить, но первопроходцам всегда везет.

– Первопроходцы уже были, – напомнил Костя, – с танками и самолетами.

– Ну-у-у… – упрекнул его Бараско. – Понимать надо! Они шли с недобром, с силой!

– А я, значит, с добром пойду? – иронично спросил Костя.

– А ты с добром, – настырно согласился Бараско, снимая носок с ноги и положив его на край стола. – Спокойно сходишь, посмотришь, что к чему. Оценишь обстановку и доложишь, когда вернешься. Станешь национальным героем.

– А если не вернусь? – выдохнул все свои страхи Костя и подумал о себе как о самом большом дураке в мире.

– Куда ты денешься?! – заверил его Ред. – Тебе деваться некуда! Понимаешь? Расклад такой. Расклад! А расклад – это судьба! Может, ты еще не понял? Ты влип, милый, по-крупному! У тебя один «анцитаур» чего стоит! Он тебе судьбу и накликал. Да и сам ты парень не промах, везучий, можно сказать. Уж я-то знаю! Со стороны виднее. А какой репортаж, – вспомнил он, что Костя телевизионщик, – получится! Всем репортажам репортаж! Репортаж века! Сразу станешь богатым и знаменитым. Все девушки твои!

– Что же я, камеру с собой потащу? – удивился Костя.

От девушек он не отказывался. Девушки ему всегда нравились, но камеру тащить ему не хотелось, даже самую маленькую.

Бараско налил, быстренько выпил и занюхал носком. Костю едва не стошнило. Он закрыл глаза, а когда открыл, Ред наливал по новой. Водка журчала, как живительный родник.