Страница 32 из 44
— Я это достану.
— Но как? Насколько мне известно, деньги в Варшаве с неба не падают. Мне казалось, ты уже располагаешь необходимым капиталом.
— Нет. У меня ничего нет.
— Это для меня новость. Не думай, что мое отношение к тебе из-за этого изменится, но наши планы не могут оставаться прежними. Я уже сообщила кое-кому из близких людей, что собираюсь за границу. Галина не может вечно сидеть дома. Девочке надо учиться. Пожениться мы с тобой здесь не можем. Это доставит неприятности и тебе и мне. У тебя тут семья и кто знает что еще. Хотя я и не сплю по ночам из-за твоей жены, но, если уехать за границу, все отдалится. Отнять мужа у жены, зная, что она станет из-за меня убиваться, — такого я себе позволить не могу!
И отрицательно мотнула головой, что было похоже и на решительное несогласие, и на нервный тик.
— Я деньги достану.
— Как? Ограбишь банк?
Вошла Галина.
— Ой, дядечка Яша!
Эмилия свела брови.
— Сколько раз было сказано, что полагается стучать! Тебе уже не три года.
— Раз я помешала, я пойду.
— Ты не помешала, — сказал Яша. — У тебя красивое платье!
— Что уж красивого? Я из него выросла. Но оно белое, а белый цвет я люблю. Мне хочется, чтоб наш дом в Италии тоже был белый. Разве нельзя, чтобы крыша была белая? Это же замечательно — дом с белой крышей!
— И чтобы трубочист был белый? — спросил Яша.
— А почему нет? Сажу тоже можно покрасить. Я читала, что, когда выбирают папу, из трубы в Ватикане идет белый дым. Раз дым бывает белый, почему сажа не может?
— Хорошо-хорошо! Всё сделают по-твоему! А пока ступай к себе. Мы говорим о делах, — сказала Эмилия.
— О каких же? Не смотри так сердито, мама, я ухожу. Я собиралась только попить. Но пока я не ушла, мне хочется сказать, что вы, дядечка Яша, по-моему, в плохом настроении. Что случилось?
— В простокваше лодка утопилась!
— Что? Какое смешное выражение!
— Это еврейская поговорка.
— Вот бы знать еврейский! До чего же охота знать все языки: китайский, татарский, турецкий. Говорят, у животных тоже свои языки. Я один раз проходила мимо Гжибовской площади. Евреи так смешно выглядели в своих длинных капотах и с черными бородами. Что это такое — еврей?
— Кому сказано, ступай к себе! — Эмилия повысила голос.
Галина повернулась уходить, но постучали в дверь. На пороге стояла Ядвига.
— Какой-то человек желает говорить с пани.
— Кто такой? Что ему надо?
— Не знаю.
— Почему ты не спросила фамилию?
— Он не пожелал себя назвать. С почты, кажется, или что-то вроде…
— Какая-то чепуха, наверно. Секундочку, пойду погляжу.
Эмилия вышла в прихожую.
— Кто бы это мог быть? — забеспокоилась Галина. — Может, это из-за книги, которую я брала в школьной библиотеке и потеряла? Вообще-то я ее не потеряла, просто она упала в канаву, и мне противно было доставать. Я боялась принести ее домой, потому что, если бы мама увидела книжку в таком виде, она бы накричала на меня. Она хорошая, но очень сердитая… И в последнее время какая-то странная. По ночам не спит, а когда не спит она, мне тоже не спится. Я прихожу к ней в постель, мы сидим и разговариваем, словно две потерянные души… Иногда она садится к столику, кладет на него руки и ждет, чтобы столик сообщил ей будущее. Она бывает очень смешная, но я ее ужасно люблю. А ночью она добрая. Мне иногда хочется, чтобы всегда было «ночью» и вы, дядечка Яша, тоже были с нами и чтобы мы втроем проводили время. А может, вы меня сейчас загипнотизируете? До чего охота загипнотизироваться.
— Зачем?
— Так просто! Жизнь такая скучная…
— Твоя мама против, а я не стану делать ничего такого, против чего она возражает.
— Но пока ее нету!
— Это делается не быстро. Да ты уже загипнотизирована.
— Как это?
— Ты должна меня любить. Ты всегда будешь меня любить. Ты меня никогда не забудешь.
— Это правда. Никогда! Мне ужасно хочется говорить глупости. Можно я буду говорить глупости? Пока мама не вернулась…
— Говори конечно.
— Почему все не такие, как вы, дядечка Яша? Все надутые, важные, а вы добрый. Я люблю маму, ужасно люблю, но иногда терпеть ее не могу. Когда у нее плохое настроение, она все вымещает на мне. «Здесь не ходи! Тут не крутись!» Один раз я нечаянно уронила вазон, так она не разговаривала со мной целый день. Ночью мне приснилось, что по нашей квартире ездит омнибус с лошадьми, кондуктором и пассажирами. Я страшно удивлялась: зачем это омнибусу ездить по квартире? Куда направляются пассажиры и как он проехал в дверь? А он катит себе, делает остановки, а я думаю: «Если придет мама и такое увидит, она устроит ужасный скандал!» Вот какой дурацкий сон, смех прямо! А я получаюсь виновата… Вы, дядечка Яша, тоже мне снитесь, но, раз вы тоже противный и не хотите меня загипнотизировать, я вам ничего не расскажу.
— Не расскажешь?
— Не расскажу. Мои сны или смешные, или полоумные. Подумаете еще, что я ненормальная. Может, я и вправду ненормальная. Мне в голову приходят такие мысли, что просто ужас. Я хочу их прогнать и не могу.
— Что же тебе приходит в голову?
— Этого рассказывать нельзя.
— Мне можно. Я же тебя люблю.
— Вы только так говорите. А на самом деле вы мне враг. Или, может быть, вы — черт, который прикинулся человеком? Вдруг у вас рога и хвост?
— Угадала. Вот они.
И Яша приставил два пальца ко лбу.
— Ой, не надо… Я ведь бояка. По ночам я от страха прямо умираю. Боюсь привидений и злых духов. У нас была соседка, а у нее — дочка Янинка. Такая хорошенькая, с белокурыми локонами и голубыми глазками. Как ангелок. Вдруг в шесть лет она заболела скарлатиной и умерла. Мама не хотела, чтобы я про это знала, но я все равно все узнала. Я даже видела в окошко, как выносят гробик — маленький, весь в цветах. Ох, смерть так ужасна! Днем я про это забываю, а ночью начинаю думать.
Вошла Эмилия и, поглядев на Яшу с Галиной, сказала:
— Ничего себе парочка.
— Кто это был? — спросил Яша, удивляясь своему вопросу.
— Вы будете смеяться (при Галине Эмилия говорила Яше «вы»), хотя это совсем не смешно. У нас по соседству завелся знакомый. Старый человек по фамилии Заруский, ростовщик и скупец, сидящий на своем золоте. Вообще-то он нам никакой не знакомый, но Ядвига в дружбе с его прислугой, и поэтому он со мной раскланивается. Нынешней ночью его пытались ограбить. Вор забрался через балкон, и ночной сторож увидел, как вор спрыгивает. Сторож за ним погнался, но человек этот сбежал. Сейф ему взломать не удалось, зато он оставил бумажку с адресами квартир, куда собирался залезть. Там оказался мой адрес тоже. Это приходил сыщик, предупредить, чтобы я была поосторожней. Я сказала, что у меня взять нечего, разве что унести картину или ковер. Странная история, правда?
У Яши заколотилось сердце:
— Зачем он оставил бумажку с адресами?
— Как видно, потерял.
— Что ж, придется быть настороже.
— Как это сделать? Варшава — просто воровское гнездо… Галинка, ступай к себе.
Галина нехотя встала.
— Ладно, пойду. Про что мы говорили — секрет, — строго сказала она Яше.
— Ясное дело! Страшная тайна.
— Тогда я пошла. Что поделаешь, если выгоняют. Но вы, дядечка Яша, пока не уходите?
— Нет. Побуду.
— До свидания!
— До свидания!
— Au revoir!
— Au revoir!
— Arrividerla!..
— Иди же, кому сказано, — рассердилась Эмилия.
— Иду, иду.
И Галина вышла.
— Что у нее с тобой за секреты? — спросила полусерьезно, полушутя Эмилия.
— О, чрезвычайной важности!
— Иногда я жалею, что у меня дочка, а не сын. Мальчик не просиживает столько времени дома и не вмешивается в мамины дела. Я ее люблю, но иногда она действует на нервы. Не забывай, что это еще ребенок, не взрослый человек.
— Я с ней и разговариваю как с ребенком.
— Забавная история с этим вором. Неужто он не мог подыскать кого-нибудь побогаче меня? Откуда у них такие сведения? Читают в подворотнях списки жильцов? Но я все же боюсь. Вору недолго стать убийцей. Входная дверь запирается на ключ, но балконная — только на цепочку.