Айсберг

Когда Питт вошел в подземный коридор, который вел в офисы службы безопасности парка, он подумал, как хорошо было на госпитальной койке в Рейкьявике и как скоро он сможет освоиться на новом месте. Он не ясно представлял себе, что именно рассчитывает найти в офисах службы безопасности, и едва ли понимал, в какую игру ввязался.

Главный конференц-зал был огромных размеров. Он походил на командный пункт Пентагона, только меньших размеров. За главным столом, не менее пятнадцати футов в длину, собралось около двадцати человек. В углу стоял радиоприемник, и оператор озабоченно указывал местоположение сотруднику, стоявшему под огромной картой Диснейленда. Рядом с картой расположились все находившиеся в комнате. Питт медленно обошел вокруг стола и остановился около великолепно расчерченной и разрисованной карты. Он разглядывал множество цветных огоньков и ленты флюоресцентных дорожек, которые прокладывал служащий через районы движения транспорта в парке. Киппманн слегка коснулся плеча Питта.

— Готовы приступить к работе?

— Мой организм еще во власти исландского времени. Сейчас там уже шестой час. Я бы не отказался чего-нибудь выпить.

— Простите, сэр, — произнес крупный человек с трубкой во рту, который разглядывал Питта из-под великолепных, без оправы, очков. — Алкоголь категорически запрещен на всей территории парка с тех пор, как он был открыт. И мы намерены придерживаться этого и впредь.

— Сожалею, — добродушно сказал Питт. Он выжидающе посмотрел на Киппманна.

Тот поймал его взгляд.

— Майор Дирк Питт. Позвольте представить вам мистера Дэна Лазарда, начальника службы безопасности парка.

Пожатие руки Лазарда было крепким.

— Мистер Киппманн рассказал мне о вашем ранении. Вы полагаете, что вы уже в форме?

— Я владею собой, — хмуро обронил Питт. — Но надо что-то сделать с моим забинтованным профилем — уж очень он привлекает внимание.

У Лазарда промелькнула усмешка:

— Я думаю, что мы сможем сделать так, что ни один человек не заметит ваших повязок, даже сиделка, которая их накладывала.

Чуть позже Питт стоял перед высоким зеркалом, принимая угрожающие позы. Он буквально стонал от разрывавшего его хохота и потока нечленораздельных звуков при взгляде на Большого Страшного Волка, который, в свою очередь, уставился на него.

— Теперь вы признаете, — сказал Киппманн, стараясь подавить смех, — что ваша собственная мать не узнала бы вас в таком обличье.

— Да, и это вполне соответствует моему характеру, — ответил Питт. Он снял волчью голову, сел в кресло и вздохнул:

— Сколько времени у нас осталось?

— Еще час сорок минут, прежде чем мы непосредственно подойдем к Келли.

— А вам не кажется, что я должен включиться в игру сейчас? Вы оставляете мне не так уж много времени, чтобы обнаружить убийц… если их вообще удастся обнаружить.

— Здесь около сорока человек моих людей, люди из службы безопасности парка и агенты ФБР прилагают все усилия, чтобы предотвратить преступление. Я придерживаю вас до кульминационного момента.

— То есть подчищаете то, что недоделано, перед последним броском. — Питт откинулся в кресле и расслабился. — Мне не очень нравится ваша тактика.

— Вы работаете не с дилетантами, майор. Каждый из этих людей — профессионал. Одни из них — в таких же костюмах, как и вы. Другие разгуливают, взявшись за руки, как влюбленные в отпуске. Третьи под видом семейных людей занимаются верховой ездой. Некоторые работают под обслуживающий персонал. А кое-кто находится на крышах якобы заброшенных контор, с биноклями и подзорными трубами.

Голос Киппманна был спокоен, в нем чувствовалась абсолютная уверенность.

— Убийцы будут обнаружены и обезврежены раньше, чем они сделают свое грязное дело. Мы нагородили против Келли очень много — весь его замысел рухнет!

— Скажите это Оскару Рондхейму, — ответил Питт. — Правда, в ваших построениях есть один изъян, который может погубить все — вы не знаете вашего противника.

В комнате воцарилась тишина. Киппманн вытер рукой лицо, затем тихо покачал головой, как если бы собирался сделать что-то, что ему не нравилось. Он взял свой неизменный портфель и вручил Питту папку, помеченную просто: 078-34.

— Абсолютно уверен, что не встречался с ним лицом к лицу, но он для меня — не незнакомец.

Киппманн стал читать содержание папки:

— Оскар Рондхейм, известный под именем Макс Ролланд, или Хуго фон Клаузен, или Чатфорд Маразан. Его настоящее имя Карзо Бутера. Родился в Бруклине, Нью-Йорк, 15 июля 1940 года. Я могу часами рассказывать о его арестах, предъявленных обвинениях. Он был достаточно крупной шишкой в прилегающем к порту районе Нью-Йорка. Организовал профсоюз рыбаков. Затем синдикат его вышвырнул, и он исчез из поля зрения, Последние несколько лет мы вели тщательное наблюдение за мистером Рондхеймом и его «альбатросами». В конце концов, мы связали воедино все факты, и они привели нас к Карзо Бутера.

Едва заметная усмешка пробежала по лицу Питта.

— Вы сделали свое дело. Было бы интересно узнать, что в ваших записях есть обо мне?

— Это у меня как раз под рукой, — ответил Киппманн, отметив про себя усмешку Питта. — Рискнете взглянуть?

— Нет, спасибо. Это не откроет мне ничего нового, чего бы я уже не знал, — категорически отказался Питт. — Однако было бы любопытно посмотреть, что у вас имеется на Керсти Фири.

На лице Киппманна отразилось замешательство. Он выглядел так, как будто его подстрелили.

— Я надеялся, что вы не доберетесь до нее.

— Папка на нее тоже есть у вас. — Это скорее походило на утверждение, чем на вопрос.

— Да, — коротко ответил Киппманн. Он понял, что выхода нет и никакие доводы не убедят Питта. Он тяжело вздохнул и протянул Питту папку под номером 883-57.

Питт взял папку в руки. Минут десять он изучал ее содержание, листая медленно, почти неохотно, от документов к фото, от сообщений к письмам. Под конец он как будто во сне захлопнул папку и вернул ее Киппманну.

— Я не могу в это поверить. Это ужасно. Я отказываюсь верить.

— Боюсь, все, что вы прочли, — правда, абсолютная правда. — Голос Киппманна был спокойным и ровным.

Питт прикрыл глаза тыльной стороной руки.

— Никогда, никогда за тысячу лет не смог бы я… — Его голос оборвался.

— Это совершенно выбило и нас из колеи. У нас возникло первое подозрение, когда мы не обнаружили ее следов в Новой Гвинее.

— Я знаю. Я заподозрил ее по тем же причинам.

— Вы — знали? Но каким образом?

— Когда мы вместе обедали в Рейкьявике, я описал рецепт, где мясо акулы нужно завернуть в морские водоросли, известные под названием ехидна. Мисс Фири приняла это благосклонно. Не странно ли для миссионера, который провел годы в джунглях Новой Гвинеи? Как вы думаете?

— Откуда, черт возьми, мне это знать? — Киппманн повел плечами. — Я не имею никакого представления, что такое ехидна.

— Ехидна, — сказал Питт, — это яйцекладущее, покрытое шерстью, питающееся муравьями млекопитающее. Это животное, часто встречающееся в фауне Новой Гвинеи.

— Ну, я не стал бы осуждать ее за то, что она прозевала эту ловушку.

— А как бы вы отреагировали, если бы я сказал, что собираюсь делать барбекю из нью-йорских отбивных, завернутых в перья дикобраза?

— М-м, уж я бы отреагировал!

— Ну, теперь ясна вам идея?

Киппманн посмотрел на него с восхищением.

— А почему вы стали подозревать ее? Вы не стали бы расставлять ей сети, если бы что-либо не насторожило вас?

— Ее загар, — ответил Питт. — Он был очень слабым. Не может быть такого загара после стольких месяцев, проведенных в тропических джунглях.

— Сэр, вы очень наблюдательны, — задумчиво протянул Киппманн. — Но почему… зачем вам нужно было уличать кого-то, кого вы едва знали?

— Отчасти по той же самой причине, по которой я нахожусь здесь, в этом ужасном волчьем обличье, — мрачно заметил Питт. — Я добровольно взялся участвовать в вашей небольшой охоте на людей по двум причинам: во-первых, у меня появилась возможность свести счеты с Рондхеймом и Келли, не больше, не меньше. Во-вторых, я все еще остаюсь директором специальных программ НСГИ и считаю своей прямой обязанностью выяснить планы Фири по зондированию минералов морского дна Вот почему я стал приглядываться к Керсти — она знает, где спрятаны светокопии. А обладая знанием некоторых фактов, я уже не нуждался в других поводах, чтобы искать к ней подход.