Страница 4 из 13
– Мне ничего более не оставалось, как заночевать в придорожной гостинице. Вы даже представить себе не можете, какой это был кошмар! – прижал артист к груди холеные полные руки. – Мало того, что там было полнымполно клопов, так в гостиницу заявились еще какието базарные комедианты! Они так свистели в свои дудки, что у меня от этих звуков просто закладывало уши. Так что в город я заявился разбитым и усталым настолько, что не передать словами.
– Представляю, как вам обрадовалась ваша красавица жена. Вот она уж вдохнула в вас силы, – живо произнес Варнаховский.
На лице артиста промелькнуло блаженство: было видно, что ему есть что вспомнить, и прошедший день не был для него бесцельно потраченным. Не замечая плутоватых улыбок господ офицеров, он с жаром продолжал:
– О да! Дуняша у меня такая умница. Она просто утопила меня в своей нежности.
Дуняша принадлежала к той категории женщин, которые особенно рьяно замаливают перед мужем свои мелкие грешки, что дает им право вновь оказаться в крепких объятиях своего тайного воздыхателя.
Офицеры дружно рассмеялись.
– Мы нисколько не сомневаемся в этом, – хитроватым взглядом покосился штабскапитан на Леонида Варнаховского. – Ведь она так чувствительно играет любовь на сцене! Можно только предполагать, какая она в жизни. Знаете что, Павел Иванович, вы необычайно счастливый человек. Заполучили в собственность такую женщину!
Круглое лицо артиста расползлось в довольной улыбке. Не замечая откровенной иронии, он сказал:
– В самом деле, господа! Вы даже представить себе не можете, насколько я счастлив. Дуняша у меня такая очаровательная, такая замечательная… У меня просто нет слов передать вам все то, что я чувствую к ней, – произнес артист дрогнувшим голосом.
Варнаховский высоко поднял фужер с шампанским.
– Господа, я предлагаю выпить за любовь!
– Замечательный тост, – дружно отозвались за столом.
Бокалы столкнулись, выплескивая шампанское на расставленные на столе салаты.
– А вы почему не пьете? – обратился Леонид к артисту, ловко подцепляя вилкой ломтик ветчины.
Артист чувствовал себя невероятно сконфуженным.
– Дело в том, господа, что у меня сегодня генеральная репетиция. Поверьте мне, я никак не могу, – прижал он полные руки к пухлой груди. – Меня просто не поймет ни директор театра, ни режиссер.
– Что же это получается, любезнейший, – энергично работал челюстями поручик. – Мы здесь пьем за любовь и дружбу, а вы сидите, как стеклышко, совершенно сухой и на нас эдак пренебрежительно посматриваете.
В дальнем конце зала, заглушая речь, заиграл оркестр. Стараясь перекричать громкие аккорды, артист подался вперед, и теперь Варнаховский мог рассмотреть его на расстоянии вытянутой руки. Казалось странным, что у такой красивой женщины, как Дуняша, мог быть столь невыразительный супруг. Одутловатое лицо делало его отталкивающим; кожа под скулами слегка обвисла, а толстую шею рассекали длинные глубокие морщины. Артист был склонен к полноте; через какихто пяток лет он превратится в кусок сала, и тогда скакать по сцене ему станет значительно труднее – впрочем, как и присматривать за своей очаровательной женой.
– Помилуйте! – глаза артиста широко округлились. – Я очень горжусь вашей дружбой. Мне приятно находиться в замечательной офицерской компании, но я просто должен держаться. Сегодня у нас генеральная репетиция! – произнес он по слогам. – Меня могут отстранить от спектакля, если я заявлюсь выпивши.
– Давайте, господа, выпьем за милых дам! – предложил Варнаховский.
– Великолепный тост, – похвалил блондинистый поручик, пододвинув фужер.
Штабскапитан с рыжими пышными усами подхватил бутылку с шампанским, ловко выдернув пробку, и скомандовал:
– Подставляйте бокалы, господа офицеры! Наливаю по полной!
– Предлагаю выпить за женщин стоя.
Шумно двинулись от стола стулья. Бокалы встретились в одной точке с мелодичным звоном и плеснули шипящим напитком прямо на поданные блюда.
– Так что же вы здесь делаете, любезный, если совсем не пьете? – спросил Варнаховский, усаживаясь на прежнее место.
– Понимаете, тут такое дело, – смутился артист. – Я знаю, что вы большой друг моей супруги…
Леонид невольно насторожился: разговор начинал приобретать неприятный оборот. Интересно, до чего еще додумается этот лицедей?
– Нуу… Вы преувеличиваете. Мы просто любезно раскланиваемся при встрече, иногда разговариваем. Вот и все. А в чем, собственно, дело? Вы меня хотите в чемто обвинить?
Артист отпрянул назад, будто обжегся.
– Боже упаси! Не подумайте чегото дурного… Я совсем не то имею в виду… Просто, когда я пришел на квартиру, то моей жены не было дома. Я очень переживал за нее, ведь она единственное, что у меня есть. Я люблю ее понастоящему. Она пришла такая взволнованная и, как мне показалось, была немного не в себе. И вот я хотел бы узнать у вас: может быть, вы как близкий ее знакомый знаете, где она была в это время. Дуняша бывает со мной не до конца откровенна, и у меня есть основания предполагать, что она просто не ночевала дома.
– Вы что, шпионите за своей женой? – посуровел Варнаховский.
– Поймите меня правильно, господин поручик, – перепугался артист. – Я не имею в виду ничего такого, просто я очень за нее переживаю.
Разговор за столом умолк, офицеры внимательно прислушивались к беседе артиста с гусаром, гораздым на всякого рода розыгрыши и забавы. Штабскапитан даже отложил в сторону вилку и откинулся на стул, приняв более удобное положение.
– Вы что, любезнейший, хотите сделать меня соглядатаем вашей ненаглядной супруги? – Брови Леонида сомкнулись у переносицы.
– Вовсе нет, как вы могли подумать о таком?! – не на шутку перепугался Павел Иванович. – Просто я бы попросил вас как друга нашей семьи повлиять на нее.
– Вы о многом меня просите, милейший, – малость смягчился Варнаховский. – К делам вашей жены я не имею никакого отношения… Господа, вы посмотрите на нашего уважаемого Павла Ивановича. Он не пьет!
– Это непорядок, – покачал головой брюнет.
– Совершенно не понашему, – поддержал Леонида штабскапитан, поглаживая усы.
– Господа, Павел Иванович не любит дам!
– С чего вы это взяли?! – перепугался тот.
– А потому что вы за них не пьете!
– Вы же знаете, что мы делаем с такими людьми! Давайте искупаем его в бассейне!
– Господа, я не могу, мне предстоит генеральная репетиция! Я никак не могу! – запротестовал артист, пытаясь вырваться из крепких офицерских рук. – Что скажут мои коллеги, когда я заявлюсь в театр в подобном виде?
Офицеры дружно поднялись, подхватили сопротивлявшегося артиста под руки и за ноги и слаженно, под громкий смех собравшихся, потащили к бассейну. На какоето время умолк даже оркестр, а дирижер, вытирая полотенцем испарину, выступившую на блестящей желтоватой макушке, с отеческой улыбкой посматривал на развеселившихся офицеров. Палочка взмоет вверх в тот самый момент, когда артиста подтащат к бассейну, а в воду он упадет под барабанный бой. Все присутствующие воспринимали происходящее как часть ресторанного развлечения, смотрели на офицеров с понимающими улыбками, кому здесь было не до смеха, так это раскрасневшемуся артисту. Он немилосердно ругал себя за то, что появился в ресторане в неурочный час. Будь он более дальновиден, так сидел бы сейчас на диване в объятиях своей ненаглядной супруги.
– Ваше сиятельство, граф! – вопил он, обращаясь к штабскапитану с рыжими усами. – Хоть вы както повлияйте на офицеров! Ведь это же форменное безобразие.
– Ничем не могу помочь, голубчик, – ответил штабскапитан, сгибаясь под тяжестью огромного холеного тела. – Пить за женщин – это святое! А вы, батенька, нарушили заповедь. Стало быть, должны поплатиться. Ну и тяжеловаты же вы, однако!..
Артиста, наконец, подтащили к бассейну, раскачали и на счет «три» под удары барабанов бросили в воду, окатив волной сидевших около бассейна группу молодых людей с певицами из оперетты. Девицы тонко взвизгнули, отряхивая с блестящих платьев воду, а молодые люди делано растянули губы, давая понять, что оценили шутку по достоинству.