Вратарь Республики

Глава XL

ИЗ ДАЛЬНИХ СТРАНСТВИЙ

Команда «Магнето» вернулась домой, поспев к московской весне. Зима продулась вконец. Дворники давно сгребли лопатами с улиц ее снежную ставку. И сквозь прозревшие окна трамваев москвичи увидели весну. Она была прекрасна. Бледная немочь заморозков, свойственная ранним веснам, не портила ее.

У Токарцевых Антона встретили уже совсем как своего. Мария Дементьевна не могла наглядеться на новый покрой парижского костюма. Профессор расцеловался с Антоном.

— Ну как? В Версаль ездили? А на Эйфелеву взбирались? Что? Вот я как сейчас помню 1909 год…

Лада встретила Антона еще на вокзале. Она бросилась к нему, вскинула руки на его габардиновые плечи. Но Антон заметил, что она успела посмотреть, снимают ли в это время их фоторепортеры.

Команду встречали торжественно, с цветами и музыкой. Антон искал в толпе знакомые лица ребят из Гидраэра, но их не было. Он поднял тяжелый чемодан, сплошь оклеенный розовыми, желтыми, зелеными этикетками отелей. На другой его руке повисла Лада.

Поздно вечером был банкет. Антон порядочно выпил.

Он долго потом не мог уснуть. В последние недели поездки он страшно, до взвоя, скучал по родине. Ему хотелось к себе. Ну вот, он вернулся. Но он опять чувствовал себя в стенах чужого дома. И тоска о других, недавно еще своих, а теперь тоже чужих людях, растравляла его бессонницу.

— Настя, Настя… Ребята, поймите… — шептал он ворочаясь.

Еще в вагоне ему попалась «Правда». Там сообщалось, что молодежная бригада гидраэровцев спустила на воду и закончила испытание двухлодочного глиссера. Этот глиссер, сконструированный под руководством профессора Токарцева, показал на испытаниях блестящие результаты. Машина имела большое оборонное значение, указывалось в газете. Намекалось, что это только промежуточный этап в работе Гидраэра и что бригада Баграша предполагает построить сверхмощный быстроходный глиссер-экспресс того же типа. Рядом была помещена фотография глиссера и групповой портрет. Ухмылялся белобрысый и лукавый Фома Русёлкин. Исподлобья, взметнув брови, подтянутые изуродованной переносицей, глядел серьезный Баграш, торчали вихры Яшки Крайнаха. Хмурился честный, грубоватый Бухвостов. Сосредоточенно смотрела вперед, слегка выпятив губы, Настя. Карасик, не в силах сдержать радости, откровенно сиял. Тут же была помещена беседа с бригадиром и капитаном Баграшом.

«Мы думаем в этом году успеть еще выиграть кубок спартакиады по футболу», — говорил Баграш.

«Ну, это уж положим!» — усмехнулся про себя Антон.

Ах, хорошо бы сейчас потолковать с ребятами за жизнь, как говорится, рассказать им, что видел на белом свете. Но теперь это было невозможно. «Слабо, слабо тебе, Антон», — твердил он сам себе. Он проснулся на другой день очень поздно. Боль разламывала голову. Антон не хотел просыпаться. Он не хотел дня. Он старался отодвинуть его начало. Он накрылся с головой. Но день настиг его и под одеялом. И начался он теперь какими-то звуками. Курлыкала вода в унитазе за стеной, в соседней квартире взыграл примус, засипел и испустил дух.

Антон еще долго валялся. Идти было некуда и не к кому. Но он решил прогуляться. Он ступил на улицу. Ему показалось, что она ушла вниз, как пристанские сходни, на которых еще так недавно взлетал он, балансируя под многопудовой кладью.

Была весна, был час пик — час суматохи и заторов. Трезвоня, таранили трамваи запруду перекрестков. Там, над людоворотом, невидимый жонглер, ловчась, играл тремя светящимися шарами: красным, желтым, зеленым. Красный, желтый, зеленый. Казалось, что у автомобилей от игры светофора начинало рябить в фарах.

Час пик… В конце концов в жизни у каждого настает свой час пик — когда ты оказываешься спертым в заторе или в нерешительности стоишь на перекрестке, а так надо перейти на другую сторону! Когда отношения перепутываются, словно телефонные провода, и ты выясняешь, что соединен совсем не с тем, с кем бы хотел.

Час пик наступил и в жизни Антона Кандидова, вратаря Республики, голкипера сборной СССР. Час пик!

Внешне все обстояло как будто благополучно. Здоровье Кандидова цвело с неиссякаемой силой, если не считать некоторых неприятных ощущений в сердце, появившихся, вероятно, от перетренированности. Удача сопровождала Антона всюду. Его «сухая» репутация не была размочена ни в Париже, ни в Брюсселе, ни в Стамбуле… Он продолжал быть спортивным феноменом, загадкой для многих и любимцем всех. Почти ни один вражеский мяч не касался за эту поездку сетки сборной СССР, зорко оберегаемой вратарем Кандидовым. Самые блестящие шуты гасли в его мертвой хватке, пушечные удары глохли, мяч трепетал и смирялся.

Только один раз, в Праге, мяч оказался в сетке за его спиной, когда он не успел, споткнувшись, броситься в ноги нападающего. И это было уже сенсацией. Игрок, забивший гол Кандидову, прославил себя на весь мир этим ударом…

Но все равно Антона продолжали звать «Вечный ноль», «Зеро». Он плотно вошел в славу. Кипа газетных вырезок хранилась в крокодиловом чемодане, вывезенном из того, чужого мира. В тучных заголовках, широко расставив непривычные буквы, стояла фамилия «Кандидофф», «великий вратарь России», «чудо советских ворот», «невиданная красота и смелость броска», «точность и сила», «это какая-то огневая завеса», «большевик в голу», «вратарь, заставляющий пересмотреть всю систему игры». Даже в белых эмигрантских газетах писали о воскрешении русского духа, воплотившегося в Кандидове. И Антон невольно вспоминал Ласмина.

Спортивные репортеры раздували мехи славы. И слава Кандидова гремела, трубила, пела, как орган, по Франции, Австрии, Чехословакии, Турции в продолжение всего турне советской футбольной команды. В сепии и умбре, в анфас и в профиль глядело с хрустких страниц журналов его корректное европеизированное лицо джентльмена и атлета. Но сквозь ретушь явственно проступала добродушная физиономия Тошки Кандидова, волжского крючника и тамады. Вся его жизнь, начиная с первого шага, была взята нарасхват докучливыми интервьюерами. Она была превращена в легендарную биографию «ушкуйника фон дер Вольга», богатыря, бурлака и скифского гения футбольных ворот. Это был «гранд-рюсс», это было «колоссаль».

Правда, фамилия Кандидова еще не бежала взапуски огневыми буквами но ажуру Эйфелевой башни, но появилась уже зубная паста «Улыбка Антуана». Она запечатлела на этикетке добрую, белозубую усмешку Антона. Была выпущена краска для волос. На флаконе была изображена буйная голова вратаря Республики с прославленной седой прядкой.

Можно еще упомянуть о желтой пудре «Песок его ворот» или о конфетах «Семиатшки» (семечки). Так хитроумные воротилы кондитерского дела использовали пристанскую привычку Антона. Он, стоя в воротах на самых торжественных матчах, нагло лузгал подсолнухи с чисто волжским шиком. Ему устраивали овации на улицах. За ним бегали мальчишки. Люди в рабочих каскетках, с оглядкой подходя к Антону, жали ему руку и шептали: «Браво, совьет!»

Но уже начали шмыгать вокруг Кандидова упитанные люди на коротких ножках и плечистые молодцы с бритыми по-боксерски висками, в баллонообразных штанах гольф. Это были любители односложных восклицаний, обладатели двусмысленных улыбок, четырехугольных подбородков, шестифутового роста и двенадцатицилиндровых лимузинов. Без назойливости, но достаточно настойчиво они заводили разговор о падении класса мирового футбола. Они вздыхали сокрушенно, остря насчет пустующих ворот и касс своих клубов, и скромно отводили глаза. Они углублялись в рассмотрение пепельных кончиков своих сигар. Как бы невзначай разговор касался райского житья буржуазных фаворитов спорта. Почтительно заговаривали об их баснословных окладах и различных махинациях, позволяющих футболисту-профессионалу сбить себе капиталец. Потом собеседники Антона приподнимали шляпы, каскетки и оставляли его до следующего раза.

Его познакомили в ресторане, как будто случайно, со знаменитым Рикардо Замора. До появления Кандидова Замора считался лучшим вратарем мира. В особый список заносились форварда Европы и Латинской Америки, которым удалось забить ему гол. Голенастый испанец, окруженный почитателями, с надменной благосклонностью поздоровался с Кандидовым и сказал через переводчика несколько приятных слов о последних матчах. Он говорил о спорте снисходительно и утомленно. Он собирался покинуть ворота национальной сборной Испании, уйти на покой в свою виллу. У него уже был скоплен миллиончик.