Страница 2 из 11
Вообще-то, честно говоря, сначала я вообще был против этой трехмесячной командировки. Мне как раз трех месяцев не хватало, чтобы хотя бы более-менее подготовить молодых солдат к ведению боевых действий. И изначально нас никто отправлять не планировал. Но сложились какие-то обстоятельства, изменившие планы командования, и наш взвод поставили на замену. А что такое обучение в процессе боевых действий? Это повышенная опасность для солдат. Но нынче на Северном Кавказе полноценные боевые действия не велись, и командование бригады обещало, что даже в командировке мой взвод будет только в запасе. Честно говоря, в запасе мы и оставались, и проходили подготовку на не слишком подходящей для этого базе мотострелкового батальона. Тренировал я парней усиленно, стараясь за счет интенсивности привести их в боевую форму. А отдыхать дома будут. Какой-то начальник в порыве реформаторства придумал, что служить солдату положено только год. А настоящего солдата – по крайней мере, настоящего спецназовца – готовить нужно не менее полутора лет. Солдат только к четырехчасовому режиму сна, принятому в спецназе ГРУ, год привыкает. И лишь через год перестает страдать от недосыпа, чувствуя себя всегда бодрым и выспавшимся. Но уже через год ему отправляться домой…
Впрочем, в армии приказы, как известно, обсуждать не принято. И в самых скверных условиях мы старались выжать из ситуации максимум. Кроме того, меня еще одолевали и противоречивые чувства. Воевать с бандитами, тоже не обученными, мои солдаты могли бы, пожалуй, и на нынешнем уровне подготовки. Тем более что почти половина личного состава взвода – парни с опытом. Их даже обижало положение запасных. Бойцам хотелось серьезного дела. Хотя, конечно, одновременно оставались и опасения. Спецназ ГРУ привык воевать практически без потерь, это еще со времен Афгана так повелось. За счет более качественной и жесткой подготовки наши бойцы не позволяли противнику нанести себе урон. Но, опять же, желания в армейской действительности значат мало. Здесь все решают приказ и обстоятельства…
* * *
Мой взвод действительно берегли, что меня, честно сказать, даже слегка обижало. В других взводах тоже есть необстрелянные солдаты, хотя и не в таком количестве, как у меня. А моим тоже было бы не грех получить боевое крещение. Но если уж решили не брать на очередной выход, то хотя бы предупредили, а то я узнал обо всем только от дежурного по мотострелковому батальону. Правда, бывают ситуации, что и предупредить некогда, это я понимаю, но все же хотелось бы к себе больше внимания от командира, хотя мы с ним из разных бригад и раньше не встречались.
Весь отряд, кроме моего взвода, по тревоге отправили на границу с соседним районом. Что-то там произошло, о чем мне не сказали, да и командиру отряда, наверное, сообщили только по прибытии на место, как это обычно бывает. А нам освободили для занятий спортивный зал. Правда, он был небольшим. Наверное, меньше бывает только в старых сельских школах. Тем не менее, нас и это устраивало. Все-таки в зале заниматься лучше, чем в казарме. Тут, по крайней мере, есть маты, которые можно использовать при отработке приемов, пока бойцы не научатся правильно падать. Когда техникой овладеют, можно будет занятия и на асфальте проводить. Умение падать – это очень важный момент в рукопашном бою, потому что любое неправильное падение вполне можно сравнить по силе воздействия с пропущенным сильным ударом в челюсть.
Но мы даже разминку провести не успели, как дверь в зал распахнулась и вошел давешний капитан, зампотех батальона, а вместе с ним – трое местных, судя по физиономиям, ментов. Один из них, видимо, старший офицер – хотя погон под бронежилетом видно не было, но по возрасту ему пора уже было быть старшим офицером, – был рослым, широкоплечим и важным. Капитан сделал мне знак, приглашая к двери. Я подошел.
– Старлей, тут такое дело… Меня дежурный к тебе послал. К нам за подмогой приехали. А мы кого выставить можем? Выручай. Наши пацаны в такой ситуации не потянут…
– Что случилось-то? – спросил я, чувствуя, как глаза у меня загораются надеждой.
– Вот, товарищ подполковник объяснит.
Старший мент важно, как будто делал одолжение, протянул мне руку для рукопожатия. Мне его жест сам по себе не понравился. Не люблю в людях важность, хотя уважаю чужую самооценку. Но когда самооценка становится гордыней, это неприятно. И я с силой пожал протянутую ладонь, ожидая, что этот большущий подполковник поморщится, как морщатся практически все, кому я жму руку. Но он вытерпел, хотя и сильно напрягся, показывая, что тоже человек не слабый. А у меня пальцы такие, что гвоздь-двухсотку в узел завязываю. Правда, затянуть узел не получается, тем не менее редко кто может повторить то, что я делаю. А однажды в бою, когда у меня кончились патроны, я ногой выбил у противника автомат, увернулся от его кулака и мне в кисть каким-то образом попал его бицепс. Не знаю, как это получилось, позже повторить это у меня случая не представлялось, но я вырвал бандиту из руки всю мышцу, начисто разорвав связки. В тюремном лазарете с хирургической операцией не справились, и бандит на всю жизнь остался одноруким.
– Старший лейтенант Самоваров, – представился я.
– Подполковник Нажмутдинов, Шахмарданом Саламовичем меня зовут. Начальник отдела вневедомственной охраны района, – представился он в ответ все так же важно.
Говорил офицер с сильным кавказским акцентом, при этом совсем без напряжения, даже слегка флегматично. Значит, акцент не от волнения и не от торопливости, как часто случается, а от природы.
– У нас в городе ограбили ювелирный магазин. Целый сейф с драгоценностями вывезли. При ограблении убит наш лейтенант. Грабителей преследовали. Они укрылись в жилом доме на окраине пригородного поселка. Бандитов было трое. В доме находятся по крайней мере еще четверо мужчин. Все вооружены, оказывают сопротивление. Мы сначала сунулись в открытую – нас встретили автоматным огнем. Убиты еще два наших сотрудника, один ранен. А у нас, как назло, почти весь личный состав в соседний район перебросили. Туда же, наверное, куда и ваших. И весь ОМОН там же. Говорят, в ущелье обложили большую банду. У меня сейчас три человека здоровых и один раненый держат на мушке дом и двор, выйти бандитам не дают. Больше и выставить некого. Вот я к армии и пришел за помощью. Комбата не застал, а дежурный к тебе направил. Может, поможешь? Вы все-таки спецназ…
– Поможем, – без раздумий согласился я, даже радуясь, что в отсутствие основных сил спецназа нам досталась достаточно сложная задача.
По нынешним временам, конечно, сложная. Сейчас ведь как бывает? Двух, от силы трех бандитов где-нибудь обложат – и вызывают спецназ на уничтожение. И большие, кстати, силы подтягивают. А здесь силами одного взвода нам предстоит штурмовать дом, в котором засели семеро бандитов. Да еще и гражданские там наверняка есть. Может, женщины и дети. Это делает штурм более сложным. Кроме того, ночное время тоже накладывает свой отпечаток и создает дополнительные трудности. Да еще операция предстояла не спланированная заранее, а предусматривающая действия наобум. Конечно, приказа я не получал. Но существуют действия по получении приказа – и действия по обстоятельствам. Сейчас выпал как раз второй вариант. И я этим обстоятельством, честно говоря, был в глубине души даже доволен. И ребят обстрелять можно, и себя показать.
– Капитан, три бэтээра сможешь выделить?
– Я не могу. Не уполномочен, – зампотех снова прокашлялся, хотя в спортзале был без сигареты. Похоже, впрок накурился, на всю оставшуюся жизнь себе кашель обеспечил. – Дежурный, наверное, комбату уже дозвонился. Он после согласования может распорядиться. Прикажут – я отправлю. Без проблем. Машины в боевой готовности.
– Пока мы собираемся, сгоняй к дежурному, – попросил я. – Три бронетранспортера с полным боекомплектом. Только, естественно, со своими водителями и наводчиками. Хотя… Наводчика только одного дай. Вместо второго я сам сяду, вместо третьего своего сержанта посажу. Иначе мы все не поместимся.