Травести

Глава 6

Приснился дом. Старый, с ветхими ставнями, с голубями под кровлей и большим жестяным флюгером, скрипевшим, когда дул ветер. О том, что она станет актрисой, Оля знала с детства. Или певицей. Но обязательно выйдет на сцену, в этом не сомневалась ни минуты. Поэтому, получив аттестат, она твердо выдержала все уговоры матери и отправилась покорять столицу. То, что случилось после, вспоминать не любила, а уж тем более не рассчитывала увидеть во сне. Тем более в таком ярком и до мелочей похожем на реальность.

"Yesterday, all my troubles seemed so far away..." - тягучая мелодия в ранних сумраках. Она разглядывала остатки наличности, сидя на скамье недалеко от привокзального киоска. "Двести двадцать пять... почти триста не хватает, - в который раз вздохнула она и растерянно замерла. - Как же так, ведь еще вчера было пятьсот? - провела по дну сумочки, ощупав неровную изнанку: - Нету". В нелепой надежде глянула в кармашек. Отправлять телеграмму было бессмысленно. Мать собрала на поездку все, что смогла. А занять в нищей деревне три сотни? Шутка? Тяжело вздохнула и вновь попыталась открыть сумку. Поняв глупость, замерла. Огромный, чужой город, Пыльные окна старинных зданий, ободранная лепнина фасадов. Зеркала витрин, отражающие смешную провинциалку в несуразном пальто. Она провела рукой по бежевому драпу: "Кто виноват, что в магазинах у нас только такие?" В детстве Оля твердо верила в свою звезду. В школе, на занятиях по английскому, в кружке пения, но город живет по своим законам. Не важно, что у тебя трехоктавный диапазон. Ежели ты дочь скотницы, то ни к чему мельтешить под ногами у тех, кто рожден с правом на достойную жизнь. - Мысли, вовсе не эти, а куда прозаичные, крутились вокруг недостающей для покупки билета суммы. "Ну и куда, подскажите, обратиться в столь отчаянной ситуации? Поезд в восемь. Следующий - послезавтра. А ночевать? На вокзал ведь не пустят... Да еще эти... с волчьими глазами". Она прижала сумочку и выпрямилась на жесткой скамье. Вновь зазвучала мелодия положенного на битловский хит "инструментала". "Продать? А кто купит? Да и что тут продашь? - Оля сжала губы, успокаивая предательски дрожащий подбородок. - Господи, ну помоги, мне всего-то нужно двести восемьдесят рублей", - мелькнула заполошная мысль. - Все брошу, ни ноты... Господи... - пробормотала, понимая дурость заклинания. Но течет мимо людской поток, и звучит хрипловатое соло заморского саксофона из пыльного ларька. "Подумаешь... Я ведь могу, куда лучше и точнее. Да пусть смеются. Кто меня здесь знает? Только уехать... Дома хорошо, расцвела земляника, а возле протекающей конуры ждет вислоухий барбос Мишка". Представила, как откроет истертую калитку и увидит родной двор, с тусклыми огоньками васильков и ромашек в заросшем палисаднике, неизменные полотенца и фартуки, сохнущие на проволоке. Суетливых хохлаток, ковыряющих золу у щелястого забора. "Только выбраться... - выдохнула, усмиряя застучавшее сердце. - Будь что будет... Пусть смеются. Только уехать". Дождалась, когда прозвучат вступительные аккорды "закольцованной" мелодии, и прошептала первые слова шлягера. И вдруг вспыхнуло бездумное, собранное из неведомых тайников души, решительное отчаяние. Сдернула берет, бросила на скамью и запела, уже не сдерживая голос. Оглянулся сутулый мужик в потертом плаще, покосилась, сурово сжав синеватые губы, очкастая, снулая, как плотва, пенсионерка в китайской куртке. От волнения взяв чуть выше, приноровилась к тягучему ритму "инструментала" и продолжила. Голос лег на музыку идеально. Было в нем и еще что-то, заставляющее замереть и прислушаться. Возможно, отчаяние или стыд, но не та неловкость, которую вызывает неумелое исполнение переходных менестрелей, силящихся подражать эстраде. Люди шли мимо. Никто не тыкал пальцем, не крутил у виска, но и не спешил расстаться с купюрой. "Отступать уже поздно", - решила исполнительница. Поднялась и, включив диафрагму, прошла самый сложный момент композиции. Первую десятку бросил седоватый мужчина с сумкой ноутбука на плече. Он неловко склонился над беретом и уронил мятый червонец. Задерживаться не стал и уже через пару секунд исчез в провале метро. Следующей бумажки пришлось ждать долго. Окончилась мелодия, пауза, и вновь зазвучал бессмертный шлягер, но денег в копилке не прибавлялось. Она допела куплет и даже сумела поднять глаза, однако полтинник, опущенный на стартовую десятку, стал неожиданностью. Женщина расправила купюру, смущенно, точно совершая какую-то нелепость, сунула деньги и поспешила влиться в поток пешеходов. Блестящая иномарка припарковалась в двух шагах от скамьи. Дверца распахнулась, из полумрака тонированного салона показалась затянутая в эластин стройная ножка, а следом появилась и сама пассажирка. Холеная, в мягкой переливчатой норке, с умело наложенным макияжем на неподвижно-красивом лице, она выплыла из машины и, не оборачиваясь, хлопнула дверцей. Ее спутник, в сталистом пальто из добротного кашемира, поправил разлетающиеся концы узорчатого кашне. - Послушай, - мужчина тронул спутницу за рукав, кивая в сторону скамьи. - Колхозный рок, - брезгливо повела уголком рта дама. - Понаехали, - с внезапной злостью вырвалось у нее быдловатое восклицание. Мужчина смущенно пожал плечами. Однако не сумел удержаться: - Зря... Вполне приличный голос, и чувство ритма, хороший английский. - Ты, если не в голосе, куда хуже звучишь, - не подумав, ляпнул случайный защитник. Глаза, в обрамлении невероятно длинных ресниц, полыхнули нешуточным огнем: - Ты... С кем меня сравнил? Я Фрида, у меня три альбома, и Фан-клуб, и... - оскорбленная прима задохнулась от возмущения. - А эта, шалава, ей три рубля цена. И то... - громко, стараясь перекричать поющую, произнесла норковладелица. - Ладно, ладно, все, проехали... - поспешил отступить, сообразив, что попал в "непонятную", спутник, но было поздно. Потеряв всю величавость и грацию, дама обернулась к замершей девочке и вдруг взорвалась. Оля сжалась, но продолжала петь. Ей было стыдно. Чудовищно стыдно, не за себя, а за эту, красивую, как супермодель, женщину, выплевывающую забористую, матерно-похабную ругань. Истерика привлекала внимание. Но остановиться дама уже не могла. Она подскочила к замарашке и плюнула в берет: - На, сука... Только вмешательство испуганного директора, который схватил "звезду" в охапку и затолкал в салон, прекратило безобразную сцену. Оля замолчала и посмотрела на испоганенную шапку. Резкость исчезла, и неудержимые слезы потекли по щекам. Она развернулась и медленно пошла прочь. Дальше от выезжающей со стоянки машины, от скамьи, с лежащим на ней беретом, от хриплого саксофона. Пустота в мыслях, красные от стыда и обиды щеки, соленые на вкус губы. - Эй, а ну, стой, - голос догнал у самого поворота. Мужчина в кожаном жилете, с невероятно толстой и блестящей, явно фальшивой, цепью, потянул ее за рукав. Рванулась, но выдернуть суровую ткань из громадной ладони не сумела. - Да погоди, - мужик не зло усмехнулся. - Ты мне на этом диске недельную выручку сделала, - он выпустил руку, порылся в кармане. - На, - сунул в маленькую ладонь "пятисотку": - Спасибо. Хозяин развернулся и двинулся назад, в киоск. А Оля побрела дальше, сжимая в руке заветную бумажку. Она сидела на крыльце, задумчиво обняв кудлатую голову лопоухой дворняги. Счастливый пес преданно глядел на хозяйку и пытался лизнуть в щеку. Вечерний ветерок раскачивал сохнущие фартуки, а с реки доносился едва слышный звук модного "инструментала". Оля прижала к груди морду безмолвного приятеля и прошептала чуть слышно: - Спасибо. Я помню. Никогда, слышишь, никогда. Однако все проходит, минул год, потускнела горечь обиды, вернулась прежняя уверенность в себе, и она вновь отправилась поступать, только уже на актерский факультет. А через пять лет оказалась в труппе Театра Юного Зрителя большого сибирского города...

Сон оставил двойственное чувство. Словно летняя гроза, внезапная, но короткая. Промочившая до нитки всех случайных прохожих, но и смывшая пыль и грязь с задохнувшихся от июльского зноя улиц. Где она теперь, та сказочно красивая женщина? Да и сама Оля уже вовсе не та растерянная девчонка, оказавшаяся одна в чужом городе без копейки денег. Проснулась она от страха. Потолок с традиционными неуловимо моргающими лампами и сеткой мельчайших трещин на пыльных плафонах. Почудилось на миг, что все это ей приснилось. И мост, и старик, и пес со смешной кличкой... Что ничего этого не было и нет, а сама она лежит в той же вонючей палате городской травмы. Слабыми пальцами провела по лицу. Маска. Но морок уже исчез: "Было. Все было. И палата эта совсем другая, и врачи". Повернулась и увидела сидящего на стуле Михаила Степановича. Старик благостно улыбнулся и выдохнул: - Ну, вот Оленька и проснулась. Все в порядке. Будет... Поперхнулся: - Обещаю. Вот я тут тебе подарок... Потом глянешь, - дед ткнул заскорузлым пальцем в коробочку. - Ты, это, отдыхай. Если что захочется - в холодильнике, а вот телефон. Звони. Кнопка один. Ясно? Пару дней еще здесь придется полежать, а потом и заберу. Минька привет передает, - старик погладил ее короткие волосы. Оля вздохнула: - Спасибо тебе. Отвернулась, пряча повлажневшие глаза. Дед заторопился: - Ну, побежал я, а то меня и пускать не хотели. Пришлось вот... - посетитель развел руки, тонущие в громадном халате. - На секунду позволили. Она закивала: - Иди, иди. Гость вышел и тихонько прикрыл дверь. Подошел к сидящей у стойки медсестре: - Девушка. Вот мой номер. Если что, звоните. Дежурная поднялась, памятуя, какое звание прозвучало в разговоре о смешном старике. - Так точно, - по-военному четко отозвалась медсестра. - Все будет в порядке. Михаил Степанович вышел из корпуса и двинулся к проходной. Мысли его вернулись к странному визиту. За суетой совсем выбросил из головы, и лишь сейчас закрутились в мозгу обрывки недавней беседы. Схема выстроилась в четкую связку: Южане. Завод - главный поставщик деталей для корпусного цеха местного авиазавода. "Что у них сейчас там на конвейере? Правильно, - он припомнил последнюю информацию. - Контракт, заключенный с веселым парнем Уго, оказался настолько крупным, что окрысились многие". "Такое бывает раз в жизни, и то не у каждого", - вспомнилась старая шутка в исполнении неподражаемого актера. - Теперь считаем варианты: "Ну, сели вы на руль? Дальше? Сломать график поставок не дадут. Голову открутят враз, только заикнись о возможных проблемах. Тогда что? Прибыль с откатов? Ой, не смешите меня... Даже не интересно. Остается одно. Как говорят наши братья славяне: - Не зъим, так понадкусываю..." "Предположим, завалили технологию. И проскочило. А поймать практически невозможно. Там ведь не дети, будут химичить. Отгрузили... Пошла серия. И отловят только после испытаний. А еще лучше, после отправки первой партии. Представим. Десяток бортов ушел. Экспертиза. Конфуз. И что? Естественно... Срыв контракта? Неустойка? Пять миллиардов, только шуба завернется. А кроме того, контракт перейдет конкурентам. Что следует?" - дед тяжко вздохнул, вытирая испарину: "А следует, Михал Семенович, что влип ты. За такие деньги не то, что номер дома, район не спросят. На покойника все и спишут". "Если уж Губернатора купили, значит, играют по крупному. А скорее и не купили. Взяли за жабры компроматом, вот и отрабатывает. Кто ухватил? А какая разница". Он замер: "Разница большая. От того, кто заказчик, зависит многое. А в первую очередь, его, Степаныча, жизнь. - Нужно думать". Дед присел на заснеженную скамейку: "Итак. То, что подошли, не проверив досконально его биографию, говорит либо о глупости, либо о полной уверенности в своих силах. А что, собственно, меняет, знай они его подноготную? Наоборот. Если даже и поймет дед, чьи уши растут. Так, ежели не дурак, и сообразит быстрее, что бодаться себе дороже. Тут, скорее, тонкий расчет. C другой стороны, контактеров с центром, такого уровня, в городе почти нет. А те, кто мог бы продавить решение, слишком публичные люди, их интерес и возможное впоследствии устранение, вызовет целую череду вопросов. Так? Похоже. Вот и получается. Просчитали они все правильно. И будут гнуть меня как липку-березку. На чем? Денег мне не нужно. Это наверняка просчитали. Близких тоже нет. Про девчонку, когда разрабатывали операцию, никто и подумать не мог". "Стоп. А не может ли быть?.. - Михаил Степанович даже похолодел. Ему страшно расхотелось заниматься анализом. Но пересилил. - Ладно, скрипя зубами, предположим, что девочку подвели... В жизни и не такое случается". "А если втемную? Нет. Втемную не выходит. Слишком тонко. Она?.. - Степанович тяжело задумался. - Или я уже совсем из ума выжил, или... Тогда чем планируют дожать?" Слепил снежок и, не целясь, бросил в одинокий ствол. Угодил: "Помнят руки-то", - но не обрадовало. Ответ так и не пришел. Дед поднялся и уже совсем другой, сгорбленной, тяжелой походкой двинулся к воротам. Оля лежала, разглядывая бархатный футляр. Дед сказал: подарок. Наконец, сдерживая любопытство, нажала кнопку. Колечко, маленькое, но изумительно элегантное, с камнем. Бижутерия так сверкать не может. Вокруг небольшого изумруда сияло пять прозрачных, переливающихся бриллиантов. Даже если не знать, что камни чистой воды, а Оля прочитала на этикетке загадочные цифры. Один дробь один, ноль пять карата. (Это много?) Такого блеска и манящей прозрачности она не встречала. Удивительное колечко пришлось точно по безымянному пальцу. Покрутила. "Даже странно. А с другой стороны. Она никому ничего не обещала. Ну что теперь, отказаться? - поняла, что вернуть безделушку сможет только с рукой. - Казалось бы, много ли нужно?.." - она задремала, чувствуя касание колечка. Степанович вел машину в глубокой задумчивости. Ситуация казалась патовой: "Тут, как говорится, не до выбора. "Пищи да лезь". А может и правда. Бог с ним. Закрыть глаза. Получить денежку. Пока откроется... Пять раз успею... Да куда ты успеешь с Земли? Это да. Найдут. Ты ведь не паршивого олигарха кинешь. Ты государство "иметь" попытаешься. А люди? Что скажут? Степаныча "лимоном зелени" купили? - Да уж. И ведь поверят. Как не поверить, если вот он. Факт. На лице, как говорится. Или на крыльях". Задумчивость и подвела: его мирно плетущийся в первом ряду тарантас нахально подрезал поворачивающий из третьего ряда перламутровый "паркетник". То, что джип не включал поворот, никого не извиняло. И если водила, шедший по второму ряду, успел благоразумно прижать тормоз, то Степанович опоздал. Жигуль прополз на заблокированных колесах по жидкой снежной каше и легонько ударил в заднее крыло пляжника. Картонный металл японца энергоемко сморщился, тогда как бампер "славного представителя советского автопрома" даже не поцарапался. Дед тряхнул головой, отгоняя заботы, и озадаченно уставился на замершую поперек дороги пижонскую мыльницу. - Эй ты, пенек, - услышал Степанович стук в окошко. На него смотрела расфуфыренная соплюха. Маникюр на выращенных до неприлично длинных размеров когтях навеял неприятное воспоминание о давней командировке, когда ему пришлось общаться с редкой разновидностью земноводных. - Помер, со страху или обо**ся? - вопрос, довольно закономерный, был произнесен, скорее, с предвкушающей развлечение интонацией, чем с угрозой. Еще раз вздохнул и выбрался из-за баранки. Обошел место аварии. Заглянул под крыло своей ласточки и перевел взгляд на владелицу бегемотика. - Я, в принципе, особых претензий не имею, - он почесал затылок. - Разве что... Да ладно, ты, дочка, аккуратней... А то ведь... - @ля, охренел? - девица выплюнула такое хитро оформленное выражение, что он удивленно покачал головой. - Ну, это ты как-то сложно... Сама-то хоть поняла, что сказала? - наконец, он сообразил, что его пошлым образом пытаются загрузить на десяток тысяч не рублей. - Девочка. Или я чего не понимаю, или все в этом мире встало с ног на голову? - он показал на машины. - Это ведь ты, нарушив все что можно, меня стукнула. - Дед, сейчас подъедут люди, они тебе быстро объяснят, и поставят раком, - выплюнуло дитя времени, добавив пару совершенно неприличных эпитетов. Степанович задумался: "А что, это идея. Попасть в "непонятную". Сейчас подлетят торпеды. Стоит только сказать против, уложат на недельку в травму, гарантированно. А там... - " Ну, извините, какой из меня покупатель с гипсом да сотрясением?" "Нет, не пойдет, - Степанович горько усмехнулся. - Пусть даже собрали только вершки информации, но класс я здесь уже засветил, и убедить, что деда могли "сработать" какие-то отморозки, пожалуй, не удастся. Сразу поймут, что прячусь. А раз прячусь, значит, что-то подозреваю. Зачистят влет, просто в качестве страховки". Степанович взглянул на разоряющуюся малолетку: "А может, дать ей эту десятку? И пусть катится? - Покой дороже, - но этот вариант его как-то не грел: ГАИ все равно приедет. Да и снова вопросы. Пойдет звон: "Почему Степанович откупился? - а ответа не будет. - Снова нехорошо". Он слегка разозлился. Ему крайне не хотелось устраивать пошлую разборку на дороге. Валять молодцов по асфальту. И вообще, некстати это все... Тем временем, вызванная владелицей форсистого авто подмога наконец прибыла. "Лэнд Крузер" в девяностом кузове, с парочкой плотных мордоворотов за густо-тонированными стеклами. Не бойцы даже, а так. Авторитетные предприниматели. Три ларька у обочины, две авторазборки на выезде, и недостроенный коттедж на Ельцовке. "Дожились, - Михаил Степанович снова вздохнул. - Кому скажи, засмеют". Однако разговор начался на удивление мирно. Мордатый номер один, как определил его для себя дед, сочувственно закачал головой и мимоходом поинтересовался жилищными условиями владельца "Жигулей". "Ну, вы, ребята, как дети, сладко-то как, словно назад в девяностые вернулся", - Степанович примерил посконную ухмылку и переспросил: - Ась, милок? Чего? Спасибо, домой? Не стоит, я сам доеду. - Да ты, дед, кривой? Точно, пьяный в дупель... Ну, давай еще "соточку", за твое здоровье. Мордан - два вынул початую бутылку паршивой водки: - Хлебни, дед. Поправь здоровье. А то со страху коньки откинешь, - уговорщик попытался прижать старика к машине. Степанович слегка придержал руку, держащую флакон. Кольнуло в большой палец: - "Есть. Cам виноват". - Милок, а ты как одной рукой-то рулишь? - поинтересовался у нахала дед. - Чего? - попытался тот вновь поднести бутыль к лицу непонятливого пенсионера. И охнул. Рука онемела. Здоровый, тренированный паренек ошарашенно уставился на разжатую ладонь. Бутыль выпала из рук и укатилась по грязному мокрому снегу под капот машины. - Андрон, давай сюда, меня что-то прихватило, - не сумел связать два и два отморозок. - Подержи этого... А то сейчас Гаеры подвалят. Влить надо. Девка, предоставив спонсорам решать проблему, забралась в разукрашенный пушистыми висюльками салон и заинтересованно поглядывала на представление. - Ты что? Дед. Иль горя ищешь? - чуть приблатненный спутник занеможившего подступил с другой стороны. И тут Михаил Степанович, все это время просчитывающий предложение губернатора, решился: "Соглашаться. И только соглашаться, иначе ребята, закопав его, дожмут кого-нибудь другого". "А вот мы можем сыграть интересную партию", - он так увлекся размышлениями, что перестал слушать дорожных пиратов. "А самое главное. Человека... Внедрить в цепочку, и поломать им игру. Пусть думают, что присадка косячная. Все равно, выловить, на стадии производства, не сумеют, - картинка сложилась настолько яркая, что дед мелко засмеялся: - Есть! Выход!" Он сбросил маску. И уже совсем иначе глянул на ситуацию: "Господи, ну что за люди? Никакой фантазии". - Итак, - дед легко оторвал вцепившуюся в обшлаг шубейки ладонь. - Ребятки. Все понял. Осознал. Решим. Есть у меня человечек. Он вам все оплатит. Должен мне. Сейчас прямо позвоним. Он подъедет и внесет... Сколько сказал? - Десять? Ну, десять, так десять. Сейчас, сынки... Я ведь с пониманием, машина, поди, ведь дорогущая... Ох, ты, горюшко... - чуть слышно бормоча причитания, Степанович выудил из кармана дохи свой фирменный мобильник и под нескрываемо-презрительными, насмешливыми взглядами хозяев жизни затыкал в полустертые кнопки. - Виктор Петрович? Это... узнал? Ну и славно. Слушай. Подумал я. Дело-то хорошее. У меня, понимаешь, внучку в больницу отвезли, операция шла... Потому и не сообразил сразу. А как сделали, я к ней съездил, проведал. И разговор-то наш вспомнил. Ага... Конечно, согласен я. Ну, так... Понимаю, что интересно, - он хитро глянул на нетерпеливо переминающихся рядом громил и едва заметно подмигнул старшему: - Да тут проблемка у меня образовалась. На дороге. Машинку стукнул. Мелочь, конечно. Мальцы десять тыщ просят. А откуда у старика? Ты не выручишь? Огорошенный абонент замер. Он не мог взять в толк, что имеет в виду странный дед. - Какие десять тысяч? - переспросил он. Раздолбанный динамик задребезжал. Парняга, которому надоело изображать массовку, вытянул из руки старого пердуна телефон. Брезгливо поднес к уху: - Слышь, ты, кочет. Папахен нам джип покалечил. Десять штук, баксов. - Впишешься за терпилу? - бесцеремонно оповестил он собеседника. "Губер" крякнул, поперхнувшись от неожиданности. "Ох, не стоило так-то, ребятки..." - едва смог скрыть усмешку старик. "Петровичу птичье сравнение вряд ли понравится", - как сумел выяснить старик, отсидка все же далась Виктору Петровичу весьма и весьма не просто. Но губернатор не стал устраивать разборки по телефону. Он кратко выяснил, где случилось происшествие, и с плохо скрываемым злорадством пообещал в срочном порядке привезти деньги. - На, - сунул переговорщик телефон пенсионеру. - Хоть трубу купил бы. А то... Спонсированные легкой добычей джиперов, гаишники принялись за составление соответствующего протокола. К сожалению, очень мешало отсутствие светофора и невозможность повесить на деда управление в нетрезвом виде. "Это после", - решил старлей, привычно калькулируя цену вопроса. Степанович уселся в машину и замер в ожидании. Его оппонент, с беспокойством растирающий бездвижную руку, матерно объяснял приятелю, что после тренировки чувствовал себя вполне нормально. - Прихватило. Прямо тут, - он периодически пытался поднять висящую плетью конечность. Три черных "Мерседеса" охраны Губернатора налетели, словно в хорошем боевике, с разных сторон. А следом на перекресток выскочил тонированный автобус с маскарадными персонажами. - Лежать, работает ОМОН, - разнеслась по проезжей части веселая речевка, усиленная специальным, подавляющим волю и способность рассуждать, громкоговорителем. Не успев среагировать на смену декораций, вымогатели, с ходу получив по жизненно важным органам, дружно улеглись в разъезженный, мокрый снег. Из подъехавшего последним джипа выбрался, пряча ухмылку, начальник службы. Он с ходу врубился в ситуацию и теперь тихо веселился, от души развлекаясь: "Ну, не захотел дед марать руки, его право. Так не грех и помочь уважаемому человеку". Что касается коммандос, треть из которых знала, на что способен потертый пенсионер, то орлы резвились во всю. Больше всего досталось машине разводящих. Кованые каблуки ОМОНовского взвода простучали прямо по капоту. - А нехер было поперек бросать... - хмыкнул командир, подавая команду. - Вперед. А то, ишь, наставили, ни пройти ни проехать". Гаишник оказался неглупым человеком. Поэтому, когда его, вежливо отряхнув от снега, спросили, в чем проблема, тяжело сглотнул пережеванный протокол и внятно и доходчиво пояснил, что подвергся угрозам и шантажу со стороны отдыхающих на дороге бандитов. О чем уже прямо сейчас готов подать коллективный рапорт. Девчонку, затихшую в салоне авто, не тронули. Ей еще предстояло огрести свое от защитников, когда они через несколько суток, получив урок от злопамятного хозяина региона, смогут, наконец, почувствовать себя настоящими мужиками. Прошло несколько дней. Оля вернулась назад. Повязки еще не сняли, но, как заверил хирург, заживление идет хорошо, и окончательное выздоровление - дело двух недель. Михаил Степанович в доме почти не появлялся: - Дела, Оленька. Суета. Все крутимся, а о душе и подумать некогда. Я тут в дельце одно вписался. Хочешь, не хочешь, а нужно. Ты хозяйничай. Если что, звони. Он даже внешне изменился. И хотя все так же хихикал, и горбился, но движения стали точными и скупыми. В комнате, где он только спал, скопилась громадная стопка совершенно непонятных книг. Оля ради интереса глянула одну: "Методика диффузного синтеза алюминиево-магниевых сплавов"... - ого, монография какого-то профессора. А действительно. Я ведь так и не знаю кто он по специальности, - задумалась она. - А с другой стороны. Это его жизнь, зачем лезть", - тихонько положила толстенный фолиант назад и вышла. И вот наступил день, которого она ждала и в тоже время боялась. Но бинты сняли как-то обыденно. Она глянула в зеркало. Шрамов не было. Но опухшее, бесформенное лицо было все равно далеко от совершенства. - Ничего странного, - успокоил врач. - Опухоль спадет через неделю, синяки, ну, это вообще не проблема. И будете вы, Оля, краше прежнего. Она проводила эскулапа до ворот, махнула завилявшему хвостом лабрадору и вернулась в дом. Вгляделась в зеркальное отражение. Да, лицо стало прежним. Вот только исчезла детскость. Проступил жесткий прищур в уголках глаз, да пара складок очертила плотно сжатые губы. И светлый ежик волос. Блондинка была чуть похожа на прежнюю Ольгу, не более. Слегка. А сейчас на нее смотрело совсем чужое лицо. Оля повернула голову, пробуя разглядеть свой профиль, усмехнулась. - Ничего. Симпатичная..." Впрочем, отсутствие хозяина не тяготило. Помогли занятия. Основы, как назвал Степанович, гимнастики Тай-Цзи. Оказалось, совсем просто. Стоять столбом - Пустая стойка. Ты должна открыть себя для энергии. Она проходит сквозь тебя постоянно. Нужно только сосредоточиться и почувствовать ее. Несколько хитростей. И вот она уже ощутила, как, зарождаясь в районе пупка, это нечто уходит по позвоночнику, щекочет основание черепа и вновь возвращается в область солнечного сплетения. Незаметно довела время медитации до получаса. Расслабление, переход в следующую стойку. Статические упражнения выгоняли мысли. Уперев кончик языка в верхнее небо, вдыхала животом воздух и мысленно проводила энергию по кругу. Когда никуда не спешишь, то не опаздываешь. Ей и не нужен был результат. Упражнения помогали отвлечься. Уводили в мир безмыслия, покоя и безмятежности. Дед кивал, советовал и вновь уезжал на своем тарахтящем броневике. А Оля вдруг ощутила нечто важное, настолько, что его невозможно будет забыть, но оно стояло на пороге сознания. Еще чуть-чуть, и понимание проникнет в ее мозг. - Это нормально, - Степанович выслушал ее, провел ладонью вдоль позвоночника. И хотя даже не коснулся, но словно горячая волна понеслась по телу. Закололо в основании черепа. - Нефритовая подушка, - дед усмехнулся. - Красивость - это у китайцев в крови. Просто это место сужения каналов, и прохождение ци здесь затруднено. Работай, и все будет хорошо. Она и не заметила, как сошли синяки. Кожа приобрела матовый блеск. Неизвестно, от свежего воздуха, от покоя, или занятий, но глаза ее приобрели сияющий блеск. Она заметила это случайно. Глянула и удивилась. Бесстрастное миловидное лицо. И блестящие, притягивающие взгляд, глаза. Месяц пролетел незаметно. Однако этот день начался необычно. - Оля, - дед стукнул в дверь. - К нам гости. Если не хочешь, не выходи. Я постараюсь спровадить быстро. Она выбралась из постели и выглянула в окно. На площадке перед домом, вместо обычного дедова крокодила, стоял блестящий черный лимузин. "Интересное дело, - глянула в зеркало. - А почему, собственно?" В холле сидело несколько человек. Дед, в своей неизменной душегрейке, и несколько солидных, одетых в строгие костюмы мужчин. - Оля, проходи, - старик кивнул ей одобрительно. "Все в порядке", - поняла она по его жесту. Гости вскочили, как по команде, и уставились на нее с явным интересом. - Моя внучка. Звать Оля. А это - наш глава. Царь и бог местного райского уголка. Пухлый, слегка поплывший в контурах лица, мужчина церемонно кивнул: - Виктор Петрович. Губернатор, как меня охарактеризовал Михаил Степанович, этого хозяйства, - повел рукой вокруг господинчик. Оля улыбнулась: - Не скромничайте. Это, наверное, не только власть, но и громадная ответственность, - сама не ожидая от себя этакой светскости, кивнула в ответ. "Губер" расплылся в самодовольной улыбке: - Рад, весьма рад знакомству. Михаил Степанович, а ты и не говорил о внучке. И мы не знаем? - он почему-то укоризненно глянул на стоящего поодаль спутника с бесцветным, словно стертым резинкой, лицом: - Мой помощник. Андрей Васильевич, - представил чиновник молчаливого соседа. Тот склонил голову, но рта не раскрыл. Оля махнула рукой: - Пробегусь, а потом выпью кофе. Так что на меня можете внимания не обращать. Она прошла на кухню. - Как так? А мы ни сном ни духом? - гость изумленно уставился на старика. Дед отмахнулся: - Не отвлекайся, Виктор Петрович. Давай с делами, потом и... - дед потянул руку к листкам. - Слушай, - Губернатор все не мог успокоиться, - а хочешь, мы Олю на фирму устроим? Она кто по специальности? Да, впрочем, какая разница? Девочка, я вижу, неглупая. Поставим зарплату. Будет заниматься. Чего ей тут сидеть? Дед покачал головой: - Ну, это ты, Виктор Петрович, с ней. Она человек самостоятельный. Пусть сама решает. Хотя я, вообще-то, против. Столько лет не видел. И, не хотелось бы... Нет, я как-то, не очень... А уж на косметику я ей, как-нибудь, наскребу и сам. - Да вижу, вижу... - Губернатор хитро усмехнулся. - Мне жена все уши прожужжала. Колечко месяц клянчила, да никак решиться не мог. Все же триста тысяч, не рубль. А тут пришла, говорит, продали. Заскочил, мол, какой-то хрыч... Прости, Степанович, сам виноват. Ходишь, как бирюк. Так вот, говорят: "Заскочил и хапнул..." Теперь понимаю, для кого. Согласен. Внучка колечку соответствует. - Ты это, Петрович... - дед вроде не изменил выражения лица, но помощник губернатора опасливо вздрогнул. Имей в виду... Внучка у меня единственная. И... говорить, думаю, излишне. Я для нее ничего не пожалею. И никого, - дед добродушно глянул на собеседника, собрав морщинки в уголках глаз, но всю игривость собеседника как смыло. - Да понял я, бог с тобой, - Губернатор махнул рукой. - Давай лучше о деле поговорим.