Отступник

В конце концов «Гадюку» заклинило, и я прекратил стрельбу, ставшую бессмысленной.

В происходящем присутствовало нечто странное. Может быть, это была та легкость, с которой мне до сих пор удавалось удерживать атакующих. Было чересчур тихо — той зыбкой утренней тишиной, на которую в обычных городах и в мирное время не обращаешь внимания. Сейчас тишина усугублялась тем, что Лиманск был мертв, и это безжизненное состояние города проявилось особенно ясно. Где-то чуть слышно похрустывало. Мне поначалу показалось, будто на крыше, но этот легкий неопределенный звук доносился изнутри квартиры.

Когда я понял все, было уже поздно.

Ствол чужого пистолета ткнулся мне в висок.

Факир был здесь — он, заставив своих людей выполнять отвлекающие маневры, сам обошел нас с тыла, использовав неизвестный мне лаз или проход.

Прием был тот же самый, классический, которым мы с Лунатиком когда-то убрали снайпера на «Янтаре», я забыл о такой возможности, и теперь прием использовали против меня очень быстро, жестко и эффективно.

Факир стоял у меня за спиной, заклинившую «Гадюку» перезарядить не оставалось времени, и это было уже второе невезение подряд.

— Сдавайся, — приказал ренегат. — Брось ствол и мордой вниз на пол.

— Зачем? Лучше давай застрели.

— А это слишком просто. Застрелить я тебя всегда успею.

В чудом уцелевшем на стене зеркале я видел отражение Факира. Он был в комбезе, но без шлема и криво ухмылялся своей обычной улыбкой.

Лунатик должен был вмешаться, но он не вмешивался, я не мог больше стоять под прицелом, да и сдаваться не собирался, поэтому резко наклонился, убирая голову с линии огня.

Факир, хоть и не собирался расстреливать меня немедленно, все равно выстрелил. Пуля опалила волосы у меня на затылке и расколола старое зеркало, которое с треском развалилось на большие куски, но я уже развернулся к зеркалу спиной, а лицом к Факиру и от души врезал ему прикладом с разворота в челюсть. Потом для верности — ногой в живот.

Комбез смягчил этот удар, но Факир все же отлетел на несколько шагов. Перезарядить «Гадюку» я не успевал и фактически остался безоружным, но застрелить меня ренегату в этот день так и не повезло.

Вместо этого из глубины комнаты раздался выстрел Лунатика, и Факир рухнул лицом вниз. Кровь из его простреленной головы смешалась с мусором и рваной бумагой на полу. Эпитафии я никакой произносить не стал, кроме ругани.

* * *

— Долго ты не вмешивался, — без особого одобрения сказал я своему напарнику.

— Ты представляешь, — ответил он с искренним огорчением, — этот гад меня вырубил.

— Как?

— Из-за твоей стрельбы я ничего не слышал, он зашел со спины и по шее, видимо…

— Надо было шлем носить.

— Задолбал меня твой шлем. Неудобно в нем целиться.

Мы оба были хороши, настолько близко подпустив отморозка, но и Факир сплоховал — его подвело непременное желание взять нас живыми для неспешной расправы.

Ренегаты, которых и так уцелело немного, лишившись главаря, в атаку больше не лезли и отступили в южную сторону, скорее всего намереваясь сбежать из Лиманска через мост. Решение это было глупое и обрекало их на уничтожение приближающимися отрядами всех кланов, но ренегаты свою участь и так, и так заслужили. «Зачищать» их собственными силами я не собирался — некогда было, опасно, да и незачем. На всякий случай мы осмотрели всю квартиру до самой последней кладовки, но ничего полезного там не нашли — не было даже действующего водопровода.

— Пить хочется… — пожаловался Лунатик.

У меня еще была бутылка воды, мы выпили ее пополам. На коммуникаторе болталось отправленное еще полчаса назад каким-то доброжелателем предупреждение о выбросе.

Я нашел более-менее целое кресло, которое не «светилось», упал в него, вцепился в подлокотники…

Ударило через пять минут, и на этот раз колбасило сильно как никогда. Улица за окном поплыла и смазалась. Тогда я перестал смотреть в окно и попытался смотреть на стены. Это не помогло, комната шаталась из стороны в сторону, в глазах высверкивало кровавым, на обычную картинку лезла какая-то посторонняя муть, я снова и снова тонул в радиоактивном канале, умирал в нем и воскресал, чтобы умереть опять. В глазах плясали искры. Кожу жгло, в горле снова пересохло.

Когда я пришел в себя, выброс кончился, Лунатик сидел на полу у стены, перелистывая найденный в куче хлама альбом. Там были фотографии: редко цветные, чаше черно-белые или крашенные в блекло-коричневый цвет, обычные и с кромкой «зубчиком». Подросток на велосипеде, девчонка со скакалкой, парень со странно знакомым лицом, в белом халате и с колбой, зажатой между большим и указательным пальцами.

— Покажи!

— Не надо это смотреть.

Раньше, чем я сумел забрать альбом, Лунатик захлопнул его и швырнул в угол в груду хлама:

— Фотографии восьмидесятых. Как раз перед аварией.

Меня заинтересовало фото человека, который смахивал на ученого, но альбом уже провалился в рыхлый мусор.

На улице кое-что переменилось. Сначала мне показалось — там поют, потом я понял, что не поют, а просто кто-то повторяет молитву: «Благодарим тебя за то, что раскрыл слугам твоим козни врагов, озари сиянием своим души тех, кто отдал жизнь за исполнение воли твоей. В бой, защитники Монолита…» и еще что-то в подобном роде.

Мы высунулись очень осторожно. Я только второй раз за все время, проведенное в Зоне, так близко наблюдал «монолитовцев». Их было примерно пятьдесят бойцов, настоящих зомби двое-трое, снаряжение у всех выглядело новеньким, словно только что из мастерской.

— Заметил гранатомет? — шепнул мне Лунатик.

Сражаться смысла не было, мы затаились, пока «монолитовцы» зачищали соседний дом, тот самый, который только что покинули последние бойцы Факира. Тела, застрявшие в проемах окон или на балконах, они скидывали вниз, освобождая место для собственных огневых точек.

— Кого они ждут?

— Не знаю.

Здание, в котором мы укрывались, тоже могли проверить, они бы наверняка это сделали, следовало убираться, причем немедленно.

— Пошли отсюда переулками.

Мы так и сделали, перебравшись во дворе через высокий забор. Уже находясь по другую его сторону, я слушал ровный топот сапог и короткие реплики, которыми обменивались бойцы «Монолита». Если кто-то из сталкеров-нейтралов и находился сейчас в городе, то едва ли в этом районе. Убравшись как можно дальше, мы попытались связаться с Полозовым, на мои позывные он как обычно не отвечал, зато неожиданно ответил кто-то другой. Этот другой попытался подать SOS, говорил неразборчиво и не называя себя, сигнал быстро прервался, забитый помехами. Узкая улица, зажатая между низкими домами, обсаженная пирамидальными тополями, уходила вперед.

Мы двигались к источнику сигнала мимо здания с арками, немного похожего на библиотеку, мимо смятой телефонной будки, мимо остова когда-то бледно-голубого автобуса и в конце концов уперлись в баррикаду, сложенную из мешков с песком. Мешки обороняющиеся наверняка принесли с собой, а вот песок брали прямо здесь — на задворках дома с арками обнаружилась большая яма. Сквозь порванную пулями оболочку мешков песок кое-где высыпался, смешавшись на земле с сорванными ветром листьями тополей и другим мусором. Часть баррикады оказалась разбита выстрелом из гранатомета. Убитые, некоторые в броне «Монолита», некоторые — с эмблемой наемника на рукаве, остались лежать среди листвы, гильз и песка. Атаковал, видимо, «Монолит», наемники держали оборону…

…И до этого случая тоже, и теперь я всегда задавался вопросом — что, кроме денег, заставляет наемников лезть в самые опасные места Зоны и нередко там погибать. Интереса к жизни сталкера как таковой они не испытывали, может, за редким исключением. В аномалиях мерли, причем часто. Обычным занятием наемника являлись охрана, транспортировка груза или заказная война. За это платили, иногда очень хорошо, но вовсе не запредельно много. Никаких твердых убеждений, кроме верности «слову наемника», эти люди не имели, однако баррикаду на улице брошенного города защищали стойко, пока все до последнего не полегли.