Операция «Выход»

– Очень милый. Он друг мужа Джемаймы.

– Чьего мужа?

– Джемаймы. Одной моей подружки-хиппушки. Она ужасно прикольная. Мы познакомилась в йоговском приюте – я про него рассказывала.

Джули смеется.

– До сих пор не могу представить тебя в йоговском приюте.

– Почему?

– Не знаю. Может, все дело в слове приют.

– Как это?

– Приют подразумевает бегство от чего-то. Мне никогда не верилось, что ты такая – ну, знаешь, что тебе может понадобиться убежище.

– В смысле?

Джули чувствует, что ее мозг, как обычно, начинает логические выкладки: связи и уравнения шутихами вспыхивают в голове, превращая весь мир в математические формулы. И все же мыслит она четко и ясно.

– Слабость, – говорит она. – Все эти нью-эйджевские дела. Все это от слабости, так ведь? Приюты, жертвы… жертвы чьей-то жестокости, загрязнения окружающей среды, химической промышленности или еще чего… зависимость, одним словом. Сама знаешь, как себя ведут типчики из «Хрустального шара» – будто они умрут, стоит им случайно вдохнуть дым от одной-единственной сигареты или оказаться на расстоянии ментального контакта от мобильника или микроволновки. И все эти словечки типа «цельности». Почему бы просто не сказать «здоровье» или еще как-нибудь? Все это, блин, какие-то телячьи нежности, будто люди, которые этим увлекаются, слишком слабы и больше ничем не могут заниматься.

Шарлотта смеется.

– Ну да, отчасти так и есть, – говорит она. – Но можно заниматься йогой и не быть такой, как они. Если честно, мы так и скорешились с Джемаймой. В приюте жили и полные отморозки, и мы сбегали и тайком покуривали, чтобы хоть ненадолго избавиться от их общества. Однако с чего это ты так взъелась на нью-эйдж?

– Сама не знаю, – говорит Джули, включая поворотник и сворачивая направо, на Главную улицу.

– Ты же у нас обычно Мисс У-Меня-Нет-Мнения.

– Я знаю. Обычно я не говорю того, что думаю.

– Это не объясняет, почему ты вдруг взъелась на нью-эйдж, – замечает Шарлотта, скручивая сигарету на колене.

– Просто я беспокоюсь за Люка. Не хочу, чтобы он попал в лапы к какому-нибудь уроду. – Одна из передач заедает, раздается ужасный скрежет. – Господи Иисусе, – говорит Джули. – Эту махину так трудно вести.

– Остынь, детка. Все будет о'кей.

Фургон выравнивается, и Джули надеется, что казусов с передачей больше не будет.

– Ну, значит, эта Джемайма… выходит, с ней все в порядке?

– Да, она молодчина. Очень трезво смотрит на все эти вещи. Джемайма точно не урод.

– И вы собираетесь в Индию вместе?

– Ага. На самом деле я хочу остаться с ней и ее мужем в Уэльсе, пока не придет время ехать. Так что возвращаться тебе придется без меня.

– О… о'кей. Это круто. – Джули вспоминает, какой подфарник включен, и дает сигнал левого поворота. Чудное это ощущение – сидеть так высоко и смотреть на машины не сзади, а сверху. – А Вэй тоже увлекается аюрведой?

– Не-а. Он даос.

– Кто-кто?

– Даос. Дао. Это такая китайская штучка.

У Джули вдруг возникает ощущение, что эти люди берут свои религии в какой-нибудь местной забегаловке – навынос, как еду. С ее точки зрения, все это слишком отдает «Хрустальным шаром». Вот в чем беда с этими людьми: они так озабочены возней с ростками люцерны, морковным соком и всякими странными аллергиями и фобиями, что не узнали бы настоящую болезнь, даже если бы та подкралась и прикончила их. Джули по крайней мере признает – пусть только наедине с самой собой, – что боится. Но каким бы страшным ни был мир, Джули уверена: спасенье не в морковном соке. Недавно она зашла в «Хрустальный шар», и ее попросили уйти, когда у нее зазвенел мобильник. Она искала какую-нибудь книжку о преодолении страха, так как начала подумывать – а может, ей действительно стоит посмотреть в лицо своим проблемам. И тут зазвенел ее дурацкий телефон – это был Люк, он в ней нуждался; только ради него она и купила мобильник, – и менеджер накинулся на нее: мол, ты принесла в магазин дурные вибрации, выход вон там.

– Короче, Вэй не урод, – говорит Шарлотта, глядя на Джули. – Он серьезный чувак.

– В каком плане?

– Ну, начнем с того, что он на самом деле китаец.

– И?

– Ну, большинство людей, увлекающихся даосизмом, дзэном или буддизмом, серьезными не назовешь, правда? Они просто бородатые парни из Суррея, которые хотят расширить сознание и все такое. Это мило, но доверия они как-то не вызывают. Я слыхала про одного типа, который выдавал себя за китайца-травника только потому, что прочитал об этом книжку и хотел открыть собственный бизнес, потому что пережил какой-то нервный срыв и был вынужден бросить работу, ну, типа, навсегда…

Джули перебивает:

– Вот что еще есть общего у последователей нью-эйджа – все они работают сами на себя. Почему?

– Потому что слишком заморочены и не могут удержаться на настоящей работе, – говорит Шарлотта.

Джули смеется.

– Я думала, ты такой и станешь.

– Ну что ты, детка. Я просто увлекаюсь йогой. Начинай беспокоиться, когда я брошу курить. Короче, этот парень, которому пришлось бросить работу, китайскими травами чуть кого-то не прикончил. Он неправильно понял одну из своих книжек – или переводчик с китайского что-то напутал, – и в результате вышел полный пиздец.

– Господи. Не могу сказать, что ты меня успокоила. Так чем таким отличается Вэй?

– Он абсолютно… Ну, я не знаю. Он просто… серьезный чувак, как я и сказала.

– Погоди… я так поняла, ты с ним не встречалась?

– Я сказала, что толком его не знаю.Я видела его лишь раз, и то пару минут.

– И?

– Это было словно вдруг включили свет, а я даже не сознавала, что было темно. Честное слово, Джул, я бы не стала знакомить его с Люком, если бы не была уверена, что он сможет помочь. Он действительно не такой, как все.

– А откуда его знает твоя подружка?

– Ее муж Уолтер редактирует книгу – то ли «Медитация на автостраде», то ли «Бетонная карма», что-то такое. Про то, как использовать нью-эйджевское мышление для облегчения стрессов современной жизни. Вэй пишет для нее одну главу. Вот как я про него услышала.

– Так, значит, он писатель?

– Нет, не думаю. Он больше известен своими лекциями. Уолтер подкатил к нему с предложением насчет книги, и, по-моему, сначала Вэй сказал «нет», потому что затея была слишком коммерческой. Тогда Уолтер пообещал, что пожертвует значительную часть прибыли «Свободному Тибету», и Вэй согласился. Они его доставили сюда самолетом. Это потрясающе, что Люк сможет увидеться с Вэем. Знаешь, Вэй действительно знаменит.

– Доставили самолетом? – переспрашивает Джули. – Прямо из Китая?

– Нет, из Америки. Он был изгнан из Китая.

– О. Что ж, наверное, тогда всяко лучше иметь дело с ним, чем с каким-нибудь бородатым чокнутым английским мошенником.

– Ты правда ненавидишь нью-эйдж, а?

– Да.

– Почему?

– Ты ведь не была знакома с моей мамой?

– Нет. Она же куда-то уехала?

– Да. Она всерьез увлекалась нью-эйджевскими делами, хотя тогда это еще не называлось нью-эйдж.

Ну, я не знаю, просто очередная хипповская заморочка или типа того. Ох, как меня тошнило от мунго-вой фасоли, семечек подсолнуха, турецкого гороха и от того, что все приходилось есть с кориандром…

– Я люблю кориандр.

– А я ненавижу. От одного запаха меня выворачивает.

– По-моему, ты сильно сердита на свою маму, а? – говорит Шарлотта.

Джули вздыхает.

– Ох, на самом деле я не хочу в это углубляться.

– Не хочешь давать выход своему гневу, типа того?

Джули смеется.

– Прости, – говорит она. – Что-то я и вправду на этом зациклилась. Умолкаю.

– Не беспокойся, детка. Все пучком.

– Ну, тогда расскажи мне, как ты увлеклась аюрведой.

– Ага, а ты начнешь обвинять меня в том, что я фанатка нью-эйджа.

– Нет, не начну. Я знаю, что ты не фанатка.

– О'кей, слушай… По-моему, я тебе не рассказывала, но я чуть не загнулась после того, как уехала с Уинди-Клоуз – слишком много бухла и кокса, а порой даже герыча…