Стеклянный суп

Но есть у главного кладбища Вены и своя постыдная маленькая тайна: еврейский участок. Многие могильные плиты здесь изуродованы или перевернуты, да так и оставлены. Многочисленные служащие кладбища неважно следят за этим участком.

Изабелла и Этрих шагали по кладбищу целых пятнадцать минут, прежде чем добрались до этой его части. Почти все время они молчали, слушая лишь стук собственных подошв о камень да хруст гравия под ногами. Непонимание и обида живой изгородью выросли между ними с тех пор, как они сидели в Венском лесу, пытаясь осмыслить то, что случилось с ними за день.

Изабелла знала, куда они направляются, Этрих — нет. Ему доводилось бывать на кладбище раньше, но только не в этой его части и не с такой целью. Шагая чуть позади нее, он чувствовал себя ребенком, который старается не отстать от родителей, пришедших на кладбище в воскресенье навестить могилу дедушки.

Она остановилась, помешкала немного, словно для того, чтобы сориентироваться, а потом свернула налево и пошла по проходу между могилами.

— Физз?

Она продолжала идти, не обращая на него внимания.

Этрих прибавил шагу и тронул ее за руку сзади, надеясь, что она остановится. Она так и сделала.

Но он не знал, что сказать. Он и окликнул ее только для того, чтобы она остановилась и посмотрела на него. Он так любил ее и знал, что в последний час все делал неправильно. И отчаянно хотел все исправить, чтобы теперь, когда они так нужны друг другу, между ними все было хорошо.

— Да?

Ее интонация и поза не выражали ничего, кроме нетерпения.

Мысли Винсента лихорадочно метались в поисках подходящей фразы, но все, что он смог придумать, было:

— А что мы ищем?

— Ковчег. Он где-то здесь. Мы уже близко — я помню эти места, в последний раз я тоже здесь проходила.

Она двинулась дальше, не глядя на него. В голосе ее не было эмоций — только информация.

— Какой ковчег?

— Его надгробие — копия «Ноева ковчега» Уильяма Эдмондсона. [12]Только больше оригинала. Вот он! Вон там, дальше, я его уже вижу.

Он посмотрел туда, куда она указывала. Ничего не зная ни о скульптуре Эдмондсона, ни о надгробии, он, вполне логично, шарил глазами в указанном направлении в поисках чего-нибудь похожего на каменную лодку, ковчег. Ничего подобного он не увидел, но Изабелла решительно направилась куда-то, и он последовал за ней.

Несколько минут спустя она остановилась у большого коричневато-серого камня, обтесанного в форме дома, только очень необычного. Или, точнее, двух домов, поскольку необычность отчасти в том и заключалась, что один дом стоял на другом. Верхний был поменьше размером, а формой напоминал пластмассовые дома из игры «Монополия». У него было четыре стены, шесть окон и наклонная остроконечная крыша. Совершенно обыкновенное здание.

Только покоилось оно в надлежащем углублении на плоской «крыше» большего дома. У этого было четыре окна и в одном конце что-то похожее на двойную дверь. Оба дома были водружены на две совершенно одинаковые каменные плиты. На одной из них, очевидно, вручную и довольно грубо было вырезано имя «Петрас Урбсис», даты рождения и смерти.

— Ты же, кажется, сказала «Ноев ковчег».

Этриху совсем не хотелось снова ее раздражать.

Но, глядя на этот странный и таинственный памятник, отмечающий могилу Петраса Урбсиса, он не мог удержаться от вопроса.

Подойдя к надгробию, Изабелла провела по нему пальцами.

— Это и есть ковчег. В значении — церковь. Но я всегда представляла себе ковчег церковью, плывущей на барже по какой-нибудь реке или океану. Эдмондсон был очень религиозным человеком. В юности ему было видение, в котором он говорил с Богом, и Бог сказал ему: «Будь скульптором». Большую часть жизни он провел, изготовляя надгробия и скульптуры для церкви. Церковь была для него ковчегом — убежищем от внешнего мира и зла, которое в нем есть.

Образ и стоящая за ним идея тронули Этриха. Он улыбнулся, несмотря на мрачность момента.

— Значит, церковь — ковчег, а наш мир — великий потоп?

— Да. Петрас любил работы Эдмондсона. Он говорил, что они просты до божественности. Он часами мог смотреть на репродукции с его скульптурами. И всегда улыбался при этом.

Но она не стала упоминать, что в тот день, когда она пришла к нему за советом, как вернуть Винсента из мертвых, он читал именно книгу Эдмондсона.

Глядя, с какой нежностью Изабелла касается могильной плиты, Винсенту тоже захотелось к ней прикоснуться. Но едва он это сделал, как тут же перенесся в магазин Петраса, — тот самый, который закрылся сразу после смерти хозяина.

Сначала он ощутил запах сандалового дерева. Петрас любил ароматические курения, и в разных местах его магазина всегда можно было найти заполненные песком пепельницы, в которых горели ароматические палочки. Потом Этрих осознал, что сидит на зеленой бархатной кушетке посреди комнаты. Ему часто доводилось сидеть на ней, когда они вдвоем навещали старика.

На этот раз Петрас, совершенно живой, стоял за прилавком и разглядывал что-то вроде фотоальбома размером с кофейный столик. На нем были очки для чтения с толстыми стеклами, которые он поправлял каждый раз, перелистывая страницу. Колокольчик над дверью звякнул, и он поднял голову. Вошла Изабелла. Одежда на ней была совсем другая, да и волосы намного короче, чем только что на кладбище.

— Изабелла, здравствуй! Давненько мы тебя не видели.

— Нам надо поговорить, прямо сейчас. Винсент умер.

Выражение лица Петраса не изменилось, когда он услышал эту новость. Он медленно закрыл книгу и положил на нее ладони. Изабелла подошла к прилавку и остановилась прямо напротив него.

— Ты должен помочь мне сейчас, Петрас.

— Я очень тебе сочувствую.

Она кивнула и продолжала смотреть на него, ее лицо не выражало ничего.

— Что ты собираешься предпринять, Изабелла?

Она ничего не сказала. В этом не было необходимости. Он знал, зачем она пришла. Наконец она взглянула на книгу, которую он читал.

— Эдмондсон. Ты ведь любишь его работы, правда?

— Да. Своими руками он говорил с Богом.

— Петрас, ты знаешь, зачем я пришла.

— Да, знаю. — Толчком он отодвинул книгу в дальний конец прилавка, но продолжал смотреть на нее, как будто она могла ему помочь.

— Теперь ты мне скажешь? Ты обещал, что скажешь, если Винсент умрет.

— Да, я в самом деле обещал. — Сняв очки, он опустил их в нагрудный карман. Вид у него стал покорный, как у проигравшего. — В Литве, еще мальчиком, я видел много такого, что было чудом. Никто бы мне не поверил, если бы я рассказал обо всем, что видел тогда, но это не важно. Не имеет значения, потому что я эти вещи видел и знаю, что это правда. Они действительно были. Много раз, когда кто-то умирал, оставались дела, не сделанные, не решенные… — Казалось, он подыскивает подходящее слово.

— Незавершенные?

Он ткнул в нее пальцем — как будто пырнул воздух.

— Да, да, — незавершенные. Например, один умерший не успел рассказать своей семье, где он спрятал деньги, другой не назначил наследника своего клочка земли. Такого рода дела, иногда серьезные, иногда не очень. Никто не хочет мириться с тем, что однажды умрет, поэтому мы пытаемся игнорировать этот факт. Вот и случается, что человек уходит, а что-то важное остается неясным… И тогда тем, кто остался, приходится трудновато. Поэтому иногда бывает необходимо поговорить с мертвыми, чтобы найти ответы на свои вопросы. В этом нет ничего сложного, надо только знать, как это делается…

— Я не хочу разговаривать с Винсентом, Петрас. Я хочу вернуть его. Воскресить из мертвых.

Кивком Петрас дал понять, что в точности знает, чего она хочет. И снова ткнул пальцем в воздух.

— Я могу научить тебя и тому и другому, Изабелла. Для тебя я могу это сделать. Но зачем? Зачем это нужно?

— Потому что так сказал Энжи. Сразу, как только рассказал мне о смерти Винсента.

Петрас указал на ее большой живот:

12

Уильям Эдмондсон (1882?—1951) американский скульптор, мастер народного искусства; первый афроамериканец, устроивший персональную выставку в нью-йоркском Музее современного искусства (1937).