Потерянный Эльф

—  Боль… боль и страх возвестят нам о появлении того, кто пришел издалека… и тогда все перестанет быть прежним… — вновь и вновь повторяла про себя эльфийка, мчась навстречу неизвестности.

ГЛАВА 3

Сознание вернулось неожиданно, словно та самая, запомнившаяся последней, вспышка. Еще секунду назад Алексей плавал в океане счастливого беспамятства — и вот к нему неожиданно возвратилась способность осознавать себя, и сквозь опущенные веки красноватым отблеском пробился рассеянный дневной свет.

Жив. Он жив. Каким-то совершенно непостижимым, логически необъяснимым образом, жив. Или… ему это только кажется?

Алексей прислушался к своим ощущениям и осторожно приоткрыл сначала один глаз, затем второй. Не поворачивая головы, огляделся. Прямо над ним неторопливо покачивали раскидистыми кронами деревья; сквозь разрывы в листве пробились неяркие послеполуденные лучи солнца.

Значит, он в лесу. Хорошо, допустим. Дальше.

Изо всех сил скосив глаза в сторону и стараясь особенно не двигать головой (под черепной коробкой короткими вспышками пульсировала боль, периодически накатывала тошнота), капитан попытался охватить взглядом как можно большее пространство. Замшелые стволы исполинских деревьев, густой кустарник, какие-то разлапистые растения типа папоротников… обычный вроде бы лес. И, похоже, снова поляна.

Ну, что ж, по крайней мере, теперь капитан был точно уверен, что жив: у покойных, по его твердому убеждению, голова болеть не должна. И тошнить их тоже вряд ли может им это по определению не положено. Ну и ладно, главное — жив. Остальное можно выяснить и позже. Лежать, ощущая собственную беспомощность, было непривычно, и он попытался приподняться. Не сразу, конечно, об этом не могло быть и речи — пока просто осторожненько перевернуться на бок. Получилось. С третьей попытки. Так, теперь приподняться на локоть здоровой руки (боли в раненом плече он не ощущал, но о ранении помнил) и…

…И ничего не получилось — в голове словно взорвалась та самая злосчастная эргэдэха — об этом он тоже помнил. Окружающий мир покачнулся, поплыл и размазался, и Алексей опрокинулся назад, болезненно стукнувшись затылком. Полежал, отдыхая, и повторил попытку. На сей раз удалось даже сесть, правда, опираясь на руки. Вот так-то лучше, как-то спокойнее, что ли? О том, что, возникни такая необходимость, у него вряд ли хватит сил хоть что-либо сделать, он не думал.

Так, действительно поляна. И лес. Чужой, незнакомый лес.

Передохнув минуты три, капитан, помогая себе руками, попытался встать на колени. Получилось вполне успешно, но не успел он этому обрадоваться, как его дважды вырвало, просто вывернуло наизнанку. И сразу полегчало, теперь уже по-настоящему. По крайней мере, почти исчезла тошнота и мир вокруг обрел некоторую устойчивость и стабильность. Алексей отполз в сторонку и оглянулся, ожидая увидеть знакомое каменное строение, которого за спиной отчего-то не оказалось.

Ладно, потом разберемся. Пошатываясь, словно пьяный, он встал на ноги — и тут же бессильно опустился на землю. Все, хватит пока! Никого здесь нет. Если б были — он бы сейчас не экспериментировал с собственным вестибулярным аппаратом, а лежал с простреленной головой. Или, как минимум, переломанными прикладами и тяжелыми солдатскими кирзачами ребрами. Последняя мысль несколько успокоила, и, усевшись поудобнее, Алексей задумался. Итак, что он имеет? Он жив, сидит на полянке в каком-то лесу, один, без оружия — и никто, похоже, вовсе не посягает ни на его свободу, ни на жизнь. Кстати, не совсем без оружия: автомат пропал, зато пистолет в нагрудной кобуре остался, да еще парочка гранат. Это все явные плюсы. И еще он четко помнит все последние события — едва не раскрывших его убежище грибников, бросившуюся овчарку, короткий бой с преследователями, бегство, укрытую в зарослях поляну, темный, зовущий лаз древнего дольмена, гранату и… ну и все, собственно. Остальное начиналось уже здесь, на этой, совершенно другой, поляне. Хорошо. А что в минусах?

«В минусах» оказалось не так уж и много: во-первых, Алексей не знает, где находится, во-вторых, совершенно не понимает, как здесь оказался. В-третьих — раненая рука… кстати, неплохо было бы еще раз осмотреть рану и наложить наконец повязку. Хотя кровь вроде бы уже не идет, да и боли он, честно говоря, не ощущает. Вообще не ощущает. Все еще стараясь не делать резких движений, Алексей отстегнул разгрузку, с удовольствием освободившись от ее давно ставшего привычным веса, и, расстегнув на груди камуфляж, осторожно высвободил раненое плечо.

Раны не было. Совсем не было.Точнее, были свежие, ярко-розовые шрамы на бицепсе — крохотное входное и куда большего размера выходное отверстия от прошедшей навылет пули, были темные пятна засохшей крови, но не было собственно раны. Выглядело все так, как и должно было выглядеть… спустя недельку-другую после ранения, да и то, если в раневой канал вместе с волокнами ткани не попала вездесущая инфекция.

Несколько секунд капитан сидел, тупо глядя на исчезнувшую рану, затем поднял левую руку и, сам не зная для чего, посмотрел на часы. Дата была та же, сегодняшняя, да и времени, судя по положению стрелок, прошло совсем немного — что-то около сорока минут с начала боестолкновения. На всякий случай пощупал щетину на щеках — брился он как раз накануне — и разочарованно опустил руку. Все, как и должно быть, «легкая сексуальная небритость», не более того. Даже краска с кожи еще не до конца стерлась.

Ладно, и это пока оставим. Замнем для ясности.

Стерев рукавом куртки остатки маскировочной краски с лица, Алексей прислушался к своим ощущениям и с удивлением понял, что ему уже значительно лучше: практически исчезло головокружение, и стихла, сжавшись до крохотной пульсирующей точки где-то в затылке, мучительная головная боль. Это здорово, даже очень здорово. Можно даже еще раз попытаться встать. Помогая себе руками чуть сильнее, чем хотелось бы, капитан осторожно поднялся. Постоял несколько секунд, покачиваясь и унимая головокружение, сделал шаг, затем другой… И замер, услышав в кустах за спиной подозрительный шорох. Обернувшись — настолько быстро, насколько это позволяло нынешнее состояние, — Алексей собрался было привычно рвануть из кобуры пистолет, но вовремя понял, что делать этого не стоит. Быстрого и отточенного движения все равно не получится, а вот навернуться на землю от резкого рывка он может вполне. Поэтому он просто нащупал пистолетную рукоять и поддел пальцем защелку фиксирующего ремешка, постаравшись по возможности устойчиво утвердиться на ногах.

Впрочем, все эти ухищрения оказались излишними: ветви раздвинулись, и на поляну, с вызывающей зависть легкостью, игнорируя все законы притяжения, выпорхнуло совершенно очаровательное создание женского пола. Причем именно выпорхнуло, поскольку слегка обалдевший Алексей мог бы, пожалуй, поклясться, что при этом не дрогнула ни одна ветка, не колыхнулся ни один лист. Создание это имело невысокий рост и прелестную фигурку, упакованную в нечто обтягивающее, напоминающее короткий сарафан неопределенного, какого-то «переливчатого» зелено-серо-коричневого цвета. Прямые светло-русые волосы золотистым водопадом ниспадали на плечи, опускаясь ниже, почти до самого пояса. Широко распахнутые, чуть раскосые и какие-то необычайно живые глаза смотрели с нескрываемым удивлением, однако без малейших признаков страха. Взгляд незнакомки, располагающий и по-детски открытый, Алексею вообще отчего-то сразу понравился: привычные ему девушки так смотреть в большинстве своем давно уже разучились. Если вообще когда-то умели. Никаких вещей у нее с собой не было, если не считать таковыми крохотную торбу-рюкзачок за плечами, пошитую из лоскутков той же, что и одежда, «переливчатой» ткани.

Несколько секунд они молча разглядывали друг друга, причем Алексей так и не сумел справиться со своей оторопью. В отличие от незнакомки, мысленно прозванной им «лесной феей». Дрогнули пушистые ресницы над зеленоватыми озерцами глаз, и от этого движения по их поверхности словно побежали легкие смешливые волны. Улыбка у незнакомки оказалась вполне под стать выражению глаз, такая же искренняя и открытая. Спецназовец окончательно засмущался и, неожиданно покраснев, неуклюже улыбнулся в ответ.