Капитан

— Все рабыни сейчас заняты или закрыты в своих конурах на ночь, — объяснила она. — Думаю, кого-нибудь из них можно привести из конуры.

Она поставила бутылку на поднос.

— Я — женщина, — напомнила она.

Отто взвыл.

Рабыня взяла кубок и встала перед ним на колени, протягивая его.

— Меня послали, чтобы я удовлетворила ваши желания.

— Мне ничего не нужно, — свирепо ответил Отто.

— А как же я? — спросила рабыня, и ее глаза внезапно наполнились слезами. — У меня тоже есть желания!

— Они ничего не значат, — ответил Отто. — Это всего лишь желания рабыни.

Он отвернулся.

— Не надо относиться к нам так жестоко! — закричала она.

— К нам? — удивленно переспросил он.

— К рабыням, — пояснила она. — Вы не знаете, что значит быть женщиной и рабыней. Вы не знаете, что значит быть в рабстве — просто быть имуществом, принадлежать кому-то. Вам не понять, какими беспомощными делает нас это чувство, и в то же время свободными и жаждущими. Думаете, мы не знаем, что значит наше клеймо и ошейник? Думаете, нам непонятно, для чего вы приказываете нам одеваться так, как мы одеты? Разве вы не можете понять, что это ранит нас до глубины души, воспламеняя наши чувства? Неужели вы не видите, с каким отчаянием мы повинуемся, любим и служим, чтобы стать самыми совершенными из женщин, чтобы о нас помнили наши хозяева, чтобы мы сами познали себя и достигли вершин желания и экстаза? Неужели вы не понимаете, как долго мы возвращаемся к самим истокам нашего бытия, к миру, где нас кормили, к миру кремней, молотов и плетей? Неужели вы никогда не слышали, как бьются, плачут и стонут девушки в своих конурах, как они жаждут прикосновения мужчины? Думаете, другие женщины способны прийти в то возбуждение, в котором постоянно находятся рабыни? Нет, вы не знаете, что такое бояться продажи, знать, что ты должна угодить, бояться плети, знать, что ты принадлежишь! Я молю хотя бы об одном прикосновении своего хозяина, а он даже не смотрит на меня! Отто повернулся к ней.

— Я молю о снисхождении, — сказала она.

— Ты недостойна его, — возразил Отто, — об этом свидетельствуют твои слова и поступки.

— Даже самые низкие и недостойные из рабынь имеют право умолять господина, чтобы он коснулся их!

— И ты сделаешь это? — спросил Отто.

— Да, господин, да!

Отто взял из ее рук бокал и поставил его на поднос.

— Странные слова из уст той, кто прежде была судебным исполнителем на Тереннии.

— Это было слишком давно, господин, — возразила рабыня. Она дотронулась до ошейника и слегка подергала его. — Смотрите, господин — сейчас я только ваша рабыня.

— Верно, — сказал он.

Он оглядел ее соблазнительно прекрасное тело.

— Не отсылайте меня, господин, — попросила она.

— Неужели так ведет себя та, кто некогда была судебным исполнителем на Тереннии? — усмехнулся он.

— Конечно, если та, кто была судебным исполнителем на Тереннии уже тогда была рабыней, умело скрывая то, что больше ей не позволено скрывать — ибо теперь ее рабство подтверждено для всех и оправдано законом.

— И тебе не стыдно? — спросил он.

— Нет, господин, рабыням не позволено стыдиться.

— Очевидно, ты уже не свободная женщина.

— Да, господин.

— Ты хотела бы любить, служить и повиноваться?

— Всем сердцем, изо всех сил! — крикнула она.

— Ты лжешь!

— Нет, — заплакала она. — Неужели вы не видите, как я изменилась, что теперь я в ошейнике и беспомощна перед тем, кому принадлежу? Вы мой хозяин, и я люблю вас!

— Лживая шлюха, — фыркнул он.

— Тогда проявите свою ненависть, накажите меня! — потребовала она. — Привяжите и побейте меня, если вы хотите! Но не пренебрегайте мною — это так жестоко! Неужели я вам ни капельки не нравлюсь? — тихо добавила она.

В ответ он только прорычал.

— Господин! — испуганно отозвалась она.

— Да, ты нравишься мне, сука! — закричал он. — Неужели ты думаешь, что я бы не проехал тысячу лиг, чтобы накинуть веревку на твою шею и привязать тебя к стремени? Неужели ты считаешь, что я не пошел бы за тобой, как привязанный, если бы не увидел тебя на улице и не нашел бы твой дом и не вошел бы туда, чтобы украсть тебя? Думаешь, я бы успокоился, пока не увидел тебя у своих ног, на цепи? Да я готов был бы сокрушать стены и покорять города, сражаться в одиночку с целыми армиями, лишь бы завладеть тобой!

— Завладеть мной! — воскликнула она.

— Да, — решительно заявил он.

— Господин! — радостно вскрикнула она.

— Но я узнал, кто ты такая, — продолжал он, — мне известно, как ты низка, недостойна и коварна!

— Тогда покорите меня, как своего врага! Покажите, что я побеждена!

— Сука!

— Вы — варвар. Думаете, я не знаю, за кого вы принимаете женщин Империи? За добычу, за тварей, достойных быть только рабынями!

— Откуда ты можешь это знать?

— Думаете, рабыням не известно, кто по праву является их хозяином и что они ждут от него?

Отто сурово смотрел на нее.

— Я ваша, — сказала рабыня. — Прошу вас, отнеситесь ко мне со всей жестокостью. Я умоляю об этом!

Он отвернулся, стиснув кулаки.

— Меня научили доставлять удовольствие, я понравлюсь вам. Меня научили работать языком, волосами, я способна удовлетворить и самый жестокий, и самый изысканный вкус!

— Ты настоящая рабыня, — произнес он.

— Да, господин.

— Если твоя конура такая уютная и чистая, вероятно, ты скоро отправишься туда.

— Это все-таки конура, господин, — возразила она.

Он вновь злобно взглянул на нее.

— Она слишком хороша для такой, как ты.

— Да, господин.

— Наверное, я попрошу Юлиана, чтобы тебе отвели плетеную тесную клетку.

— Как пожелает господин.

— Чего еще может пожелать рабыня? — спросил он. Она повернулась и провела рукой по пушистой шкуре, которой была устлана постель.

— Здесь мягче, господин, — прошептала она.

— Откинь ее к изножью кровати, — приказал он.

— Да, господин. — Она приподнялась.

— Нет, держи руки за спиной и тащи ее зубами, — приказал он.

— Да, господин.

Она выполнила приказ и снова села на колени у кровати.

— Ты принесла мне ужин, — сказал он, — и приготовила постель. Теперь можешь идти.

— Господин! — умоляюще воскликнула она, глядя на Отто.

Он положил руку ей на плечо.

— Хорошо, что туники рабынь такие легкие, — усмехнулся он и указал на дверь.

Она поднялась и медленно побрела к двери. На пороге медленно сползла на пол, прислонившись головой к твердому дереву.

Отто смотрел на поднос с кубком, бутылкой вина, закуской и вянущей розой.

Она сотрясалась от рыданий. Потом Отто услышал, как стукнул засов. Дверь приоткрылась, ровно настолько, чтобы она в нее могла проскользнуть.

В одно мгновение он оттолкнул ее, с яростью захлопнув дверь. Повернувшись и прижавшись спиной к двери, она с ужасом увидела, как над ней нависает громадное тело. Отто положил руки на дверь над ее плечами, затем опустил их на полоски туники. Одним рывком он разорвал тунику до бедер. На мгновение она в смущении прикрыла руками грудь, но тут же вспомнила, что стоит перед хозяином, и опустила их, вновь прижав ладони к тяжелому шершавому дереву двери. Ее глаза наполнились ужасом. Отто отвернулся и отошел на середину комнаты, принявшись оттуда изучать ее, стоящую в пятне света. Лампа свисала с потолка на трех тонких витых цепочках, и ее теплый свет лежал на стальном ошейнике, охватывающем шею рабыни. Ее черные волосы рассыпались по плечам.

— Да, — усмехнулся он, — ты красивая рабыня. Давай посмотрим, как ты выглядишь нагой.

— Господин! — вскрикнула она.

Он сорвал с ее бедер обрывки туники. Рабыня по-прежнему стояла у двери, прижав к ней ладони.

— Ты красивая рабыня, — заметил он, — почему бы не воспользоваться тобой, как другими? Или ты слишком хороша для этого?

— Нет, господин! — воскликнула она.

— Повернись и запри дверь, — приказал он.

Два тяжелых засова по очереди вошли в петли, надежно заперев прочную дверь.