Книга Евы

– Но мать называла их детьми Света.

Слова эти он воспринял, кивнул:

– Я слышал, когда она говорила это.

Ева обрадовалась:

– Слышал, помнишь! Это правда, понимаешь? Это каким-то образом правда. В них есть что-то, что мы потеряли, Адам.

– А что именно? – Он боролся с собой и все же хотел слушать ее.

– У них есть СЕГОДНЯ, они живут в СЕГОДНЯ.

– Как дети, думаешь ты?

– Да, – ответила она. – Ты же не думаешь, что дети злые?

– Легкомысленные? – заметил он. – Бесчувственные, иногда жестокие. Там, в стае, они никогда не становятся взрослыми. Это ты имеешь в виду под СЕГОДНЯ?

– Да, в какой-то мере я верю в это. Но, говоря о детях, ты кое-что забываешь, Адам. Они такие живые, такие интересные. Они могут полностью погружаться в то, что они делают, их сила в СЕЙЧАС. Помнишь наших мальчиков?

Он подумал немного, кивнул. Когда вскоре после разговора он отправился к пастбищу, его походка была свободнее. Между ними возникла открытость, некое просветление. Но пришла осень, и они вынуждены были подолгу оставаться в пещере друг с другом. Однажды вечером у очага он возобновил разговор.

– Я смирился с мыслью, что могу быть сыном Сатаны.

Наступила такая тишина, что она могла слышать даже шорох дождя по траве.

Она знала: сейчас было сказано нечто очень важное.

Гглава девятнадцатая

Дождь лил как из ведра, когда она наконец решилась обдумать то, что долго не решалась. Что-то не так было с ее телом.

Положив руки на живот, она подумала: давно уже у нее не было месячных после возвращения домой. Но не было и любовных встреч.

Только в первый день, там, на ложбине у водопада, они любили друг друга еще до того, как наступила злоба и захватила их. Неужели это возможно?

Она вспомнила женщин в шатре у Эмера. «Конечно, у тебя еще может быть сын вместо того, которого ты потеряла». И свои слова: «Я хотела бы маленькую девочку…»

За день ее догадка переросла в уверенность. А к вечеру, когда муж вернулся домой, руки ее потеплели, голос стал мягким, еда была вкусна, смена одежды готова.

Он сразу же почувствовал перемену, увидел свечение вокруг нее, обрадовался, но и забеспокоился.

Поели, как обычно, в молчании. Она потянула с мытьем посуды, потом села на скамью напротив него и спросила:

– Ты помнишь наше первое утро на ложбине горы, когда я вернулась домой? Помнишь, что мы делали до того, как начали ссориться?

Он покраснел, как мальчишка, возбудился:

– Да, конечно.

– На этот раз получился ребенок, – с трудом сдерживая радость, сказала она. – Твой сын растет в моем чреве, муж.

Она увидела, как он наполнился радостью, как жизнь вновь приобрела для него смысл. Долго смеялись они, держа друг друга за руки. Потом он сходил за пивом, подслащенным медом, они с удовольствием пили его, полные неожиданного легкомыслия и шаловливости.

Оба немного опьянели, и вскоре она почувствовала себя неважно. Они легли в постель вместе. Он сказал:

– Сегодня вечером я чувствую желание согрешить перед Сатаной.

Вновь смех. Он схватил ее, быстро и беззастенчиво. Она не успела даже опомниться и все же почувствовала себя хорошо, когда его фаллос проник в маленькое гнездышко где уже рос их мальчик.

И вновь все чаще и чаще стали возникать дурные дни и часы, когда слова били без оглядки. Хуже всего приходилось по утрам, когда он кричал, что мальчишка в ее чреве – плод шлюхи, ребенок нового Сатаны из того ада.

Оскорбления были несправедливы, и она не хотела принимать их, но не защищалась.

– Ты не возражаешь, – сказал он, и в его карих глазах засверкали злоба и ужас.

– Нет, – ответила она. – К чему? Бог знает, что это неправда, и этого достаточно.

Он опустил глаза, застыл. Когда же вновь посмотрел на нее, злоба в его взгляде сменилась чувством вины.

«Все та же древняя вина, грех, только в разных одеяниях», – подумала она. Но промолчала, не желая подвергать дитя в себе новому скандалу.

Она все больше и больше замыкалась в себе, молчал и ребенок, оставляя мужчину в одиночестве.

Ей было больно, а он просветлел «Он воспринял это как наказание за свой грех и нашел в этом облегчение», – думала она К началу нового года ее талия округлилась, она гордо выпячивала живот. Мужчина усилил свои заботы о ней, молча брал на себя самую тяжелую работу, старался помогать ей во всем.

«Как он нежен», – думала она. Иногда даже посмеивалась:

– Я же не больна.

Однажды в холодное, мокрое, ветреное утро он оставил ее в постели, а сам встал, разжег огонь, принес ей горячей воды с медом. Было чудесно, потом это стало привычкой, и вскоре она научилась наслаждаться, не испытывая угрызений совести за то, что лентяйничает в теплой постели каждое утро.

– Ты избалуешь меня, – сказала она. Он обрадовался похвале:

– Ты ведь не такая молодая. – А увидев ее удивление, добавил: – Я боюсь за тебя, с тобой ничего не должно случиться.

– О, обещаю, я выживу. Нам долго надо жить на этой земле, тебе и мне. Нам необходимо время, чтобы познать все.

Мужчина кивнул почти величественно. Вечер прошел восхитительно, им удалось поговорить о многом и о многих. Долго обсуждали чудо того, что не знали своих лет.

Год, прошедший после ее возвращения, они ощущали, а те, что прошли раньше, – нет.

– Скажем, что тебе было пятнадцать, а Мне восемнадцать, – предположил он. – Значит, я приближаюсь к сорока, а тебе – лет тридцать пять, – сказал он весело.

Ева рассмеялась, она не верила ни в какой возраст.

– Значит, нам осталось минимум сто лет, – сказала она задорно.

Он улыбнулся:

– Так нужно быть здоровыми, по крайней мере пока новый мальчик не вырастет.

Как-то она рискнула спросить о стае:

– А ты ничего не помнишь о времени раннего детства, еще до того, как тебя забрал шаман?

– Нет, не помню. Но иногда, когда я доволен чем-нибудь, я что-то вспоминаю…

Однажды вечером к ним пришел певец – мужчина из рода Эмера. Она узнала его и обрадовалась. Певец привел с собой маленького мальчика со вздутым ухом.

– Можешь вылечить?

Ева согрела воду, накапала в нее опиума и горячим влила прямо в ухо мальчика. Тот закричал, как ягненок на заклании. Когда средство обезболивания начало действовать и мальчик оцепенел, она попросила мужчину подержать его, взяла самую острую щепку и проколола барабанную перепонку. Мальчик вздрогнул и закричал, но гной из больного уха вытек. Боль потихоньку затихла, опухоль спала.

Потом мальчик уснул во внутренней комнате, и Ева предложила мужчинам еду, самое лучшее, что нашлось в доме. Певец обращался к ней с большим уважением, что доставило Еве удовольствие.

Адам видел это и удивлялся. «Полезно для тебя, называвшего меня блядью», – думала Ева. Пусть знает, что в становище Эмера ее считали удивительной женщиной.

Спала она эту ночь во внутренней комнате вместе с ребенком – на всякий случай, если тот проснется и почувствует боль. Мужчины долго сидели во внешней комнате и разговаривали.

Так она услышала историю о бегстве еще раз. Но теперь со слов и восприятия мужчин. Грех вновь был переложен на нее. Это она ввела его в искушение. Были и новые картины, такие, которых она не узнавала. Проклятия шамана Адам повторял наизусть, но в его передаче сам Бог произносил эти слова. А Ева говорила раздвоенным языком змия, сказал он. И заставила съесть плод с древа познания. С того момента она и овладела им со всей своей силой.

Язык змия, какая чепуха! Давнишний случай с яблоками она помнила: это было во время их первого завтрака после побега, когда они перебрались на другую сторону реки. Он очень боялся их есть, а она дразнилась и шутила, пока не заставила его вкусить от яблока.

Шутка, игра. Как странно, что этот случай стал таким значительным. Сейчас он ел яблоки практически каждый день.