Колымское эхо

—  

Если с Евменычем не сладится, уезжайте на Колыму. В моем доме вам будет тихо и спо­койно. Никто не зависнет над головой. Пишите, какие новости у вас. Передавайте приветы всем нашим знакомым. Я вас всех люблю и помню. Варя.

—   

Ну, вот видишь, кто-то и меня любит, не­жные письма шлет. Не ругается, не гонит, не называет лысой задницей. О радости своей мне первому сообщила. А это здорово! Ребенка ждут. Хотя обоим за сорок, а не боятся рожать. Глав­ное, думают о продолжении жизни. Правильно, Варя! Никаких абортов! Рожай и точка на всем. Мальчонку или девчонку родишь, какая разни­ца. Это ваш ребенок. Каким вырастите, таким будет, лишь бы вырос хорошим человеком.

...— Хороший человек... Вспомнился Игорю совсем юный Аслан. Сколько же ему тогда было? А ведь привезли на расстрел. Ему, Бондареву, оста­валось поставить подпись на приговоре и отдать в спецчасть. Но что-то удержало. Смутил уж очень юный возраст парня. Решил сам съездить в зону, поговорить с глазу на глаз. Нелегкое это дело — вытащить на общение человека, какой разуве­рился во всех. Понял, где прячется корень зла. И стало по-человечески жаль. В таком возрасте жизнь еще не начата, а тут уже и заканчивать.

Он словно проговорился, что машина во дво­ре загружается тряпьем и едет в Магадан. Дал возможность нырнуть в кузов. Не воспрепятство­вал, когда грузовик прошел «запретку». Он все знал, но не помешал. А вскоре Аслан снова по­явился перед Бондаревым и снова с пометкой: расстрелять.

На этот раз он убежал. Их пытались поймать, но не получилось. Ночью поднялась пурга и за­мела все следы и тропинки.

Куда делись беглецы из зоны, охрана недо­умевала. Они, словно испарились. Следы были тщательно засыпаны махоркой, и собаки не смог­ли взять след, остановились беспомощно. Из глаз слезы ручьем.

—  

Лучших поисковиков испортили козлы,— ругала беглецов погоня. Те сбежали из Хаба­ровска и вынырнули в Прибалтике.

Пять лет прожили там спокойно. Никто их не тревожил и не дергал. Но подошли к концу день­ги, и снова надо было идти на промысел.

И снова Колыма. И снова приговор: к рас­стрелу. Даже в газете дали, что приговор приве­ден в исполнение.

Плакала старая бабка всю ночь. А под утро Аслан приснился и спросил:

—  

Ну, чего живого хоронишь? Вот он я! Но пока к тебе прийти не могу. Обстоятельства ме­шают. При первом случае свидимся. Не реви за упокой, молись за здоровье.

И, правда, живой остался. Был и последний, четвертый случай. В этот раз по амнистии вышел и решил завязать с фартом. Ушел в откол, устро­ился на работу. Даже женился, завел детей — двух дочек. Но не повезло. Семья не состоялась.

Как изменился человек с тех лет. Возмужал, поседел, раздался в плечах, но в глазах все го­рел тот же неукротимый огонь.

Сколько бы лет ни прошло, Аслан мало ме­нялся и оставался узнаваем. Бондарев, зная о нем все, ничего не стал говорить Варе о чело­веке, зная, что этот не скроет, расскажет о себе сам.

Прямо в могильнике своих родителей усадил Варю на скамейку рядом и сказал:

—  

Хочу рассказать тебе кое-что о себе. Со­врать или приукрасить хоть что-то не даст прах моих самых дорогих людей. Может, поймешь. А если нет, расстанемся навсегда.

Он долго рассказывал Варе, как навсегда заб­рали из дома его родителей, оставив со старой бабкой без хлеба, без копейки денег. Как при­шлось выживать, мучаясь от голода и холода, как отчаявшись, связался со шпаной, бывал на Колыме, приговаривался к расстрелу, как бежал и попадался вновь.

—  

Теперь я свободен. Не ходит по моим сле­дам милиция и прокуратура. Я работаю и полу­чаю неплохо. На жизнь хватает. Неувязка полу­чилась в другом. Не повезло с семьей. Я давно завязал с выпивкой и наркотой. Построил дом. Купил квартиру дочкам. Они учатся в институте, живут с матерью. С женой мы разведены. Она ко мне не приезжает.

—  

Но женщин ты имеешь?

—  

Они есть. Но их может не стать. Смотря, как сложится жизнь в дальнейшем. Я не связан и не привязан ни к одной. Никому ничем не обя­зан,— взял ее руку в свою.

—   

Решайся! — предложил человек тихо.

Тогда Варя ничего ему не сказала. Она не ожидала столь необычного и поспешного реше­ния. А Аслан становился все настойчивее.

Игорь Павлович, да и Евменыч, видели из­менившиеся отношения Вари и Аслана. И хотя те пытались скрывать, пожилые люди умеют многое видеть по глазам, улыбкам, нечаянным жестам. Так случилось и здесь, оба не случайно ушли ночевать к соседке.

Но напрасно. Варя с Асланом не спешили. Они часами могли говорить о всякой чепухе. Но завести разговор о главном не решались.

Только однажды Аслан спросил:

—   

Варя! Ты любишь?

—   

Зачем это тебе?

—  

У тебя есть мужчина?

—   

Нет никого.

—  

А у тебя? Ведь ты женат?

—   

Был женат, но разведен.

—  

Ты любил ее?

—   

Видишь ли, по нашему обычаю женятся на том, на кого указал старший. Я поступил как все. И женился. Но впервые моя умная, мудрая бабка ошиблась и сама это признала. Такое для нее настоящее горе. Хотя особого ничего не слу­чилось. Дочки учатся. Я не привел им малолет­ним мачеху, дал вырасти, стать взрослыми, са­мостоятельными, теперь пора подумать о своей семье.

—  

А жена? Как она отнесется к нашему браку?

—  

У нее развязаны руки. Я не запрещал ей завести вторую семью. А может, она давно ее имеет, мы не общаемся очень давно.

Войдя в квартиру Аслана, Варя сразу поня­ла, что тут нет хозяйки. На мебели, на коврах — слой пыли. Аслан, приметив беспорядок в доме, густо покраснел. Взял тряпку, начал протирать пыль. Варя взяла у него тряпку, Аслан пошел накрывать на стол. Пока женщина убрала в ком­натах, хозяин накрыл на стол, пригласил при­сесть.

Чего ж тут только не было. У Вари разбежа­лись глаза:

—  

А ты хороший хозяин,— похвалила че­ловека.

—  

Так и гостья особая,— отозвался гордо.

—  

Варя! Я всеядный, но поесть люблю вкусно.

—  

Я мало, что умею. Сам знаешь, жила на Колыме, там почти ничего не растет.

—  

Было бы желание, научишься.

—  

У нас все просто, набрал консервных ба­нок, открыл их, выложил на тарелки, тут тебе и обед и ужин, все что хочешь,— рассмеялась женщина.

—  

Неправда! Я у тебя грибы ел, очень по­нравились. А какие котлеты! Во рту тают!

—   

Это не проблема. Короче говоря, стол мы с тобой сообразить сумеем, краснеть не при­дется.

—  

У меня дочки хорошо готовят. Захочешь, всему научат. Через год кабардинкой станешь.

Аслан долго рассказывал, как его учила гото­вить бабка и всегда говорила:

—   

Помни, внук, ни в чем не будь зависим от бабы. Особо в еде. Это дело капризное. Всегда уважай в себе мужчину. Что захотел, то сделал, что захочется, то и поел. Так всегда должно быть в семье.

Аслан теперь не задерживался с работы. Едва заканчивался день, он торопился домой, где его ждала Варя. Человек всегда интересо­вался ее самочувствием, спрашивал, в чем нуж­на его помощь, спешил в магазин за продукта­ми, выносил ведра в контейнер, делал все неот­ложные дела и только после этого садился за стол ужинать.

Уж так получилось, что мужчины, побывав вместе на Колыме, сдружились и нередко пере­званивались. Вот и в этот раз, едва Аслан взял­ся за ложку, зазвонил телефон. Федор попросил к телефону Варю и сказал:

—   

Ну, что? Поздравляю тебя, Варюха, баб­кой стала. Аж шесть внуков подарил тебе Сул­тан. Все как одна капля в него. Вот тебе и тихий пострел. Волчица каждый день за жратвой при­ходит и не боится. Из рук жрет и еще просит. А куда деваться, сосут. Один очень смышленый растет. Его кинолог для себя наметил. Говорит, что толк получится. Знаешь, он на махорку не реагирует. Прет напролом как танк. Хорошие деньги за него дают И уже мясом подкармлива­ют. Но он пока только меня слушается. Разре­шаю— берет, запрещаю — отходит. Ну, а дру­гие в охоту ударились, лис, зайцев, горностаев берут. Этих охотники уже присматривают. Одно плохо, что поймают, то сожрут вместе со шку­рой. Но это ничего, израстутся, пройдет жор.