Колымское эхо

—  

А история эта случилась давно.

—  

Да она и не могла проходить у вас по делу.

—   

Почему? — удивился Бондарев.

—  

Никто не жаловался. Хотя все знали о том случае.

—   

Прислали в эту зону парня. С виду обыч­ный, только тихий такой. Ни с кем особо не об­щался, все эдакий задумчивый, немногословный, ни с кем не ругался. Все знали одно, есть у него невеста. Любавой звали. Сказывали, что очень красивой была. Настоящая лебедушка. И лю­бил ее тот парень больше жизни своей. Не могли они жить друг без друга. Тосковали. А и разлу­чили их накануне свадьбы завистливые люди.

—  

Так часто бывает,— подтвердил Игорь Пав­лович, тяжело вздохнув.

—   

Вот эта Любава не выдержала и приеха­ла к милому на свидание. Прямо в зону. Хотела взглянуть, жизни без него не стало. Ну, а тут увидели ее, и обалдел от красы девичьей на­чальник зоны. Решил во что бы то ни стало ов­ладеть девицей и позвал ее в кабинет. Долго расспрашивал к кому и зачем приехала. Выз­вался даже помочь встрече. Обещал устроить свидание на несколько дней. Любава была про­стой девушкой и поверила. Ведь начальник зоны по годам в отцы ей годился. Что можно было заподозрить? Он же предложил ей прилечь и от­дохнуть с дороги. Любава так и сделала, тем более, что встречу ей обещали на вечер. Вско­ре она заснула. Путь и правда были не из легких. А начальник зоны свое задумал. Только засну­ла, скрутил девицу и овладел ею. Та, когда поня­ла, выскочила в окно в чем была. Но не вниз, ни на землю упала с третьего этажа, а поплыла по небу, по облакам, гонимая ветром. Нашла на трассе Ванечку, все рассказала ему сердешная и заливалась горючими слезами, что невинность у нее забрали обманом и силой. Что больше не может она на свете жить опозоренной. И самое обидное, что останется негодяй ненаказанным. Ваня кулаки сжимает, не говорит, что надумал. А девушка, ничего не говоря, поймала злодея за шиворот и на виду всей зоны уволокла его в волчий овраг. Сбросила его сверху в самое волчье скопище. Сама поднялась высоко в небо и крикнула:

—   

Ванюшка! Нет у тебя больше обидчика. Сожрали его волки до последней кости. Но и ме­ня больше нет. Закопай в землю мой прах и не поминай лихом. Знай, я и мертвая буду тебя любить и никогда не забуду.

—   

Вскоре он нашел тело Любушки. Сделал все, как она просила. И как только сделал ее могилу, на ней белая лилия распустилась. И по сей год она цветет в один и тот же день.

—  

А вот с начальником зоны и вовсе стран­ное получилось. Его кишки даже волки есть не стали, образовалось из них вонючее болото. Сколько его не засыпают, оно наружу лезет и во­няет жутко. Вот тебе и история. Судить вроде некого, но все начальники зон боятся того слу­чая. Все знают могилу Любушки. На ней и те­перь большой лебедь в небо взлететь собира­ется. Смотрит вверх, а из глаз живые слезы бегут.

—  

А с парнем что? Уехал, наверное?

—   

Никуда он не делся. Повесился над тою могилой, где могила Любашина выкопана. Те­перь они навсегда вместе и никакая Колыма их уже не разлучит. Да и нельзя разорвать любовь, если она настоящая,— взгрустнула Варя. И до­бавила:

—   

Она кричала как лебедка перед смертью. А эти птицы, коль одна погибает, вторая не жи­вет. То мы все знаем. И каждую весну даже те­перь любуюсь на Любавины цветы. Никто их не сеет, сами растут. Они так похожи на белых ле­бедей, спустившихся с неба. Это всем урок: и живым, и мертвым. Есть любовь, но не каж­дому она подарена. Только тем, кто умеет бе­речь и хранить...

Они долго молчали, каждый думал о своем. Игорь Павлович спросил Варю:

—  

А ты мне покажешь ту лебяжью могилу?

—   

Конечно. Лебедь как живой, его в любую погоду погладить можно. И весною кричит, го­ворят, зовет своего Ваню. Ждет, когда тот ожи­вет. Но на Колыме чудес не бывает. Тот, кто здесь умер, ушел насовсем. Это я еще с дет­ства знаю.

—   

И неправда твоя. Колыма тоже отдает, ког­да раздобрится. Вот у нас человека принесли.

Уже мертвого. Током его убило. Насовсем. На­пряжение было высоким. Короче, отбросило его на землю прямо в яму. Кто-то еще несколько лопат земли на него кинул, чтоб покойника не видеть. Ну и пошли все на обед. Конечно, кро­ме покойного. Ну, пока поели, не спешили, я с ребятами о деле говорю. Ищу зацепу, с какой протест писать можно. Вперед не смотрю, толь­ко под ноги. Тут слышу, мужик вскрикнул. Глядь, покойник своими ногами топает в столовку, про­голодался, едри его мать. Из него весь заряд в землю ушел. Спина и ноги болеть перестали. Вот такие чудеса иногда случаются. И теперь живет этот хмырь всем на диво. Ему, как гово­рит, никакое напряжение не страшно. Все пе­реживет. Так что и Колыма, случается, бывает доброй.

—  

Это не Колыма! На талую землю попал мужик. Повезло ему. Ушел из него заряд, вот и остался жив. Ничего необычного в том нет.

—  

Ладно, грамотейка выискалась. А вот как скажи, мертвец у патологоанатома со стола сбе­жал. Где его только не искали. И под столами, и на столах, и на складе, нигде его нет, а на завтра на два часа похороны назначены.

—  

В могилу пошел примеряться.

—  

Да не было на погосте!

—  

Значит, к бабе на свиданку смылся.

—  

Она на работе.

—  

Выходит, в баре «керосинил».

—  

Все на перерыве, это точно.

—  

Но куда-то он делся?

—  

Делся. Но куда черти унесли. Мы все на свете обыскали. Словно провалился полудурок. Его одевать пора, а он голышом слинял.

—   

Значит, у любовницы!—догадалась Варя.

—   

И там его не было. Возвращаемся в морг, злые, как черти. А этот урод-покойничек в гро­бу лежит. И ноги грязные. Мы его отмывать, руки, ноги связывать, чтоб больше не бегал по болотам. Потом, глядь, у него нож в руке за­жат. Весь в крови. А вскоре принесли и второго мертвеца, на какого подозревали, что он убил первого. И главное, рядом никого не было, кто бы мог подтвердить или опровергнуть. Не ста­ло двоих мужиков, а как и кем убиты уже не докажешь. Сами меж собой счеты свели. Если бы своими глазами не видел, никогда бы не поверил.

—   

В моей практике всякое случалось. Быва­ло, выезжаешь на происшествие с поножовщи­ной, а там труп в десятке километров и его вол­ки сгрызли. Или вместо повешенника утоплен­ника находим. Я уже отвык многому удивляться. И говорю, что жизнь полна сюрпризов и неожи­данностей

—   

Скажи, Игорь, а на тебя покушались?

—   

Сколько раз. Со счету сбился.

—   

Расскажи! — попросила Варя.

—   

Чифир зэки попросили привезти. Ну, дело банальное, ко многим с этим пристают. Я понят­но, всегда отказывался. Но, то были обычные зэки, а этот — пахан — глава целого барака. Но и я, не кто-то, вздумал отказать. Но так, чтоб о том слышали и знали все, что ко мне с этими вопросами не суйся. Ну, отказал я, а по глазам пахана понял, не даст мне жизни. И правда. Чего тут только не устраивали. Бузили всякий день, разборки и поножовщины измучили, то повесят, запетушат, в карты проиграют, короче, всего не перечислишь. И вот однажды подходит тот па­хан ко мне и вякает:

—   

Сам слиняешь, гнида, или помочь тебе?

—  

А вскоре устроил поджог в бараке. И это средь зимы. Вломила тому пахану вся охрана. Заставили вкалывать день и ночь до того, что с ног валились. Но барак за месяц построили. Заметь, с его участием. Но о чифире не вспо­минали больше ни он, ни я. Я запретил им держать меня за панибрата. А потом и другое прикрыл. Так вот этот пахан решил урыть но­жом «летящее лезвие». Трижды бросал и все мимо. Были и другие случаи. Мне повезло. Фартовня удивлялась. Набрасывались кучей. Ведь проиграть фраеру — дело позорное. Но куда деваться, становясь прокурором, проходишь такую подготовку, что им даже во сне не сни­лась. И все они вместе взятые, и теперь, в мои годы, шушера против меня, никчемность и коз­лы. Нас готовили, чтоб уберечь от всего, сбе­речь для себя и не даваться в руки никакой пер­хоти,— рассмеялся Игорь.