Под сенью замка

— Конечно. Но вы женитесь не на моем отце, а на мне. Ясно, что вы не были в меня влюблены во время нашей помолвки — ведь с тех пор, как вы ушли воевать, я не получила от вас ни одного письма. Как это понимать?

— Как неучтивость с моей стороны, за которую я приношу извинения.

— Вы и думать обо мне забыли, признайтесь. Мне кажется, мы хорошо разбираемся друг в друге.

Он подошел к ней поближе и заглянул в глаза.

— Разве? Позволю себе с тобой не согласиться. То, что мы знакомы почти всю жизнь, не означает, что мы знаем друг друга по-настоящему, как следует знать людям, вступающим в брак. Мы почти чужие, Джейн. — Он улыбнулся, блеснув зубами и не сводя глаз с ее пухлого рта. — Тем интереснее узнавать друг друга, не так ли, Джейн? У нас с тобой все впереди.

Голос его звучал ласково, а темные, почти черные в неярком свете камина глаза весело сверкали, словно его забавляло смущение, охватившее ее. Она сделала шаг в сторону, не желая стоять с ним рядом. Почему он приводит ее в такое замешательство?

Как странно — он одновременно отталкивал и притягивал ее. Джейн не могла разобраться в собственных чувствах. Гнев и строптивость уступили место сомнениям.

Но он сказал правду — они давно знакомы, однако друг друга не знают. Правда, он имел в виду супружескую близость. Это смущало, так как в своих мыслях она не заходила дальше свадьбы. Ей вспомнилось его крепкое объятие, когда она рыдала у него на груди, а он ее утешал. Как ласков он был и какие мягкие у него губы! Джейн понимала, что все преграды между ними вот-вот рухнут, ведь она превратилась из ребенка в девушку.

Ее бросило в жар, и она, пытаясь скрыть неловкость, отвернулась.

— Значит… я должна жить в Дейтоне.

— Да.

— А Боуден?

— Боуден теперь мой.

Боль и гнев охватили Джейн. У нее все поплыло перед глазами. Боуден больше не принадлежит ее семье, а отдается этому парламентаристу, равнодушному и самоуверенному. И это после всего ею пережитого! Джейн казалось, что ее положили в гроб и забили в крышку последний гвоздь. Она с трудом подавила слезы.

— Я вас правильно поняла: Боуден поступает в распоряжение парламента, на имущество будет наложен арест и вся семейная собственность конфискуется?

— Да, это так.

— Что ж, позвольте вас поздравить, — ядовито сказала она. — Получается, что несчастья, обрушившиеся на мою семью, пошли вам на пользу.

Эдвард сердито прищурился.

— Земля и замок переходят ко мне по желанию твоего отца. В письме он изложил тебе свою волю. Я не предполагал безвременной кончины Джеймса и вовсе не собирался обогатиться таким образом.

— А что станет с моей мачехой и сестрами?

— Ваши земли почти не дают дохода. Последние годы выдались неурожайными, да и твой отец щедро снабжал роялистов деньгами, способствуя собственному разорению. Но ты можешь не беспокоиться — они не умрут от голода и будут жить здесь, как и раньше.

— Понятно. Я вижу, все учтено. — Вздохнув, Джейн отвернулась от Эдварда. — Я должна тотчас послать письмо мачехе. Смерть отца станет для нее ужасным ударом. Она поспешит вернуться в Боуден. Мы сможем отложить похороны до ее приезда?

— Конечно. Если ты напишешь ей письмо, я позабочусь, чтобы его немедленно отвезли в Ньюингтон.

— Спасибо. А… вы все же настаиваете, чтобы я уехала с вами в Дейтон после похорон?

— Да, настаиваю, — твердо ответил он.

— А… наша свадьба? — не поднимая глаз, неуверенно спросила Джейн и покраснела.

Он усмехнулся.

— Я не такой уж бесчувственный. При обычных обстоятельствах со свадьбой следовало бы подождать, но, к сожалению, сейчас не те времена. Я понимаю, погребение и венчание должны быть разделены каким-то сроком, но, поскольку я не могу надолго задерживаться в Дейтоне, будет лучше, если бракосочетание состоится до моего отъезда.

Джейн внимательно посмотрела на Эдварда — человека, чье имя ей предстоит носить. Отец завещал ему свою собственность и свою дочь в надежде, что тот станет их спасителем. Что ж, он довольно красив — высокий, худощавый, мускулистый, темноглазый и темноволосый, лицо с резкими чертами, волевым подбородком и высокомерно изогнутыми губами. Движения неторопливы и отличаются аристократическим изяществом. Чувствовалось, что человек он жесткий, непреклонный, но справедливый — к этому его приучила военная жизнь. Ей стало неуютно от его пристального взгляда, словно пойманной птице, которую собирались засадить в клетку.

Джейн отвернулась, затем снова взглянула на него, хотя каждый нерв в ее теле был натянут как струна.

— В чем дело? — мягко спросил Эдвард и подошел к ней. Освещенная золотым отблеском огня в камине, она была соблазнительно хороша, а нежная хрупкость, делавшая ее похожей на святую, казалась ему более притягательной, чем красота. — Тебе неприятен брак со мной? Ты меня не любишь? — Она не ответила, а он улыбнулся и взял ее руки в свои. — Юные леди редко выходят замуж по любви, но после свадьбы почти всегда приходит любовь. Знаешь, когда я увидел тебя, то сразу едва узнал.

— Надеюсь, я предстала в выгодном свете, — ответила Джейн, смущаясь оттого, что он не отпускает ее рук. — Я… подросла за три года.

— И стала очень красивой и соблазнительной.

Джейн покраснела — она не привыкла к подобным комплиментам.

— У меня, должно быть, жалкий вид.

— Нет, совсем наоборот. — Он повернул ее руки к себе ладонями, не выразив удивления при виде того, что увидел: порезы, ожоги и отвратительный волдырь.

Джейн сморщилась.

— Это не похоже на руки благородной дамы.

— Замечательные руки — ими можно гордиться, — прошептал он и, наклонившись, нежно поцеловал их. — Думаю, что быть моей женой не так уж ужасно.

Удивленная Джейн молча смотрела на него, подобно мотыльку, загипнотизированному огнем. Взгляд девушки был прикован к его темным глазам. В их глубине она разглядела что-то такое, чему по неопытности не могла дать объяснение, но сердце у нее бешено застучало, а внутри разлилось тепло. Его мужественность волновала Джейн. Вдруг его руки очутились у нее на плечах, она почувствовала жар, исходивший от его сильного тела, и весь он казался ей крепким и большим, словно башня.

Ей хотелось повернуться и убежать из комнаты, но Эдвард ласково двумя пальцами взял ее за подбородок и приподнял лицо. Он нагнул голову, и его губы коснулись ее губ в медленном и нежном поцелуе, разжигая внутри нее пожар и заставляя сердце бешено колотиться. Смущенная поцелуем, Джейн трепетала под его руками, но не отстранялась.

Она ощутила его силу и властность, требующую повиновения. Он может обречь ее на страдания, если она выйдет за него замуж, но… его губы, такие мягкие и теплые, говорили о том, что муки могут оказаться сладостными.

Когда он наконец отпустил ее, Джейн шагнула назад и покраснела — она была в замешательстве и не знала, что о себе думать: его объятия будили в ней тягу к чему-то неизведанному.

Эдвард понимающе улыбнулся. Он знал, что своим поцелуем нарушил покой невинной души. Джейн походила на хрупкий цветок, благоухающий весенней свежестью. Она сама не сознавала своей прелести, и Эдвард предвкушал восторги, которые ожидают его на брачном ложе.

В поместье Боуден наступило относительное спокойствие. Тело сэра Ральфа Марло привезли в замок, и скорбь охватила челядь и домочадцев. Из Ньюингтона прибыла вдова с малолетними дочками Сюзанной и Пенелопой. Она одобрила предстоящий брак Джейн и лорда Толбота, которого глубоко уважала, несмотря на то, что он воевал против короля. Мария с пониманием относилась к решению мужа не разрывать помолвку дочери с парламентаристом: лорд Толбот мог стать для всей семьи надежным щитом.

К сожалению, обитатели поместья подобной терпимостью не отличались. Как того опасалась Джейн, многие посчитали, что она перешла в стан врага, предала отца, короля, а также их всех.

Когда тело отца привезли из Ковентри, где он содержался в тюрьме, все, разумеется, поспешили выразить ей соболезнование, так как сэра Ральфа очень уважали в Боудене и окрестных деревнях, но лишь Том Картер, верный управляющий замка, искренне сочувствовал Джейн. Он знал, что она выходит замуж за лорда Толбота по воле отца, а у того были веские причины распорядиться именно так. Лучше сохранить Боуден под твердой рукой хорошо знакомого парламентариста, чем отдать землю и крепость какому-нибудь чужаку.