Кошачья добыча

— Нет, не добрался, — проговорила Розмари тихо. — Вероятно, дрыхнет себе где-нибудь. А может, отправился к отцову дому.

— Или же ищет путь, как перебраться через залив. Лодка отца Меддали всё ещё привязана в доках, в ожидании прилива, чтобы перебраться на ту сторону. Может, Пелл даже рискнул спуститься туда и пытается теперь вернуть благоволение Моррани-старшего, юля и улещивая того.

— Может и так. — Но она лучше Таммана знала Пелла. Может, по-первой, сбежав от отца Меддали, он и заявился в её коттедж, как единственное место, куда мог пойти. Но не того он добивался этим утром. Он вернулся обратно, раздумывая избавиться от сына, доставляющего столько неудобств. Он пришёл убить Гилльяма. Кот был прав. Зная, что изменилось всё.

Всё.

Кот был прав. Она была дурой. Холодная, словно калёное железо, решимость пронзила спину, заставляя хребёт закаменеть. Она улыбнулась Тамману — растягивая губы в звериной ухмылке, словно сама обратившись маленькой кошкой.

— Ну что ж. У нас, меня и Гилльяма, полным-полно поручений. Спасибо за суп, Тамман, и за предупреждение тоже. И, знаешь, ты прав. Чересчур давно мы не заходили к тебе на огонёк. Порой я забываю, что у меня всё ещё есть друзья.

И враги. Порой она забывала, что может иметь и врагов.

Розмари глянула на Гилльяма.

— Ну, как? Получше? Можем выдвигаться дальше?

Тот подчёркнуто решительно закивал.

— Рыночные прилавки скоро откроются. Пойдём, взглянем?

Глаза мальчика широко распахнулись в одно мгновение. Поход на рынок был редкостью для них обоих. Розмари с сыном жили, в основном, за счёт мены и нечасто пользовались живой монетой. Мальчик жадно закивал, и Розмари распрощалась с Тамманом. Снаружи бушевал ветер, но дождь смолк, прекратив накрапывать. Облака теснились, распихивая друг друга от ярко-голубой завесы неба.

Рынок в маленьком городке был крошечный, не более дюжины лавок и прилавков, да и то половина из них — сезонные. Розмари хватило денег купить короткую бухту крепкой лесы, узкий обвалочный нож, и вдобавок, поскольку оставшиеся монеты можно было пересчитать по пальцам, как, впрочем, и время её жизни, знала теперь она, — сомнительное приобретение в виде небольшого пакетика медовых капелек для мальчика. Он никогда прежде не пробовал конфет и сдерживался, раздумывая, сунуть, или нет, в рот хотя бы одно из ярко-окрашенных драже. Когда она наконец уговорила сына попробовать бледно-зелёную каплю, то увидала, как лицо мальчика удивлённо светлеет, ощущая на языке вкус мёда и мяты, — и туго свернув пакет, сунула его в сумку.

— Позже отведаешь больше, — пообещала ему; голову переполняли всевозможные планы.

Они вновь шли той самой тропинкой, ведущей верхом скалы домой. Где-то в четверти пути до коттеджа, внезапно, откуда ни возьмись, объявился и кот, неспешной трусцой мелькая возле её каблуков, бок о бок с мальчиком.

— Ну и где ты был, Мармелад? — спросила она.

Вспугивал больших псов. Они дрыхнут дольше, чем я думал.

— Старые жёны не дают нам пробудить спящих собак? — спросив, она была вознаграждена лишь озадаченным взглядом Гилльяма. Розмари ни словом не обмолвилась коту, что задумала сделать; и больше не чувствовала дальнейших касаний кошачьего разума. Тем лучше. Она сделает, что собиралась; и то будет её собственным решением — и делом.

Они достигли на дороге поворота, где горная тропинка сворачивала на травянистый склон, ведущий к дому. Розмари постояла было недолго на месте, глядя вниз. Вдали виднелись болота, — причудливый гобелен, сплетённый травами и папоротниками, доброй сотни расцветок разных отенков зелени. Ни единого клуба дыма не вздымалось нал трубой хижины. Открытыми воротами воспользовалась корова, выведя наружу новорожденных телят. В палисаднике царапались куры. Всё казалось спокойным.

И никаких признаков Пелла. Он мог сбежать. Мог дрыхнуть в лачуге. Наконец, мог по-прежнему валяться посреди лужайки, поросшей высокой травой, за хлевом. Она вздохнула.

— Надо было не сомневаться, когда у меня был шанс, — проговорила в никуда. Кот, задрав лапу, шлёпнул себя ею по морде, словно пряча в усах улыбку.

Опережая мать, Гилльям зашагал вниз по тропинке. Она было окликнула его, зовя обратно. Залезши рукой в сумку, сунула ему ещё одно медовое драже, на сей раз, жёлтое.

— Вы с Мармеладом останетесь здесь, — сказала сыну. — Садись и погляди, насколько хватит конфеты, пока будешь сосать её. — Сладкой новизны было как раз в достатке, чтобы вызвать мгновенное послушание. Розмари опустила крошечный полотняный мешочек в детские ладошки. — Когда всё закончится, попробуй красную. Возьми розовую, когда всё кончится. Не торопись, разгрызай медленно, одну за другой. И жди меня, пока я не вернусь и не спрошу, какая из них понравилась тебе больше. — Глаза Гилльяма, не верящего в свою удачу, сделались огромными как чайные блюдца. Нащупав позади тропы в густой траве выступающий булыжник, он взгромоздился на него, глубокомысленно слюнявя конфету. Кот уселся рядом, свернув хвост вдоль лап.

Удачи.

— Спасибо. — Розмари опустила свой тюк на землю рядом с ними. Взяв себе только верёвку, нож для свежевания и топор. Молча зашагала вниз по склону. Невозможно было скрыть приближение к лачуге. Широкий склон был полностью оголен. А в руке Розмари несла обнажённое лезвие, поблёскивающее в пальцах.

Первым делом она бросилась высматривать Пелла в доме, но всё было по-прежнему, холодно и мёртво. Она хорошенько поискала мужчину, даже забралась на чердак, чтобы как следует осмотреться, а потом проверила под кроватью. В доме не оставалось ни единого места, где мог бы спрятаться взрослый мужчина. Она вышла наружу, оглядывая своё маленькое хозяйство. Куры спешно рассыпались по сторонам, покуда она пробиралась через царапающуюся и поклёвывающую землю стайку, — но никак иначе не выказывая признаков тревоги. Корова мирно паслась, пара рыжих телят прикоркнула рядом с матерью. И в стойле Пелл не мог прятаться тоже.

Розмари глянула вверх по склону. Гилльям так и пыхтел, устроившись на обломке скалы. Мармелада она не могла рассмотреть издали. Женщина махнула рукой сыну, и тот затряс ладошкой ответно. Потом, с ножом в одной руке и топором в другой, она зашла за коровник.

Благослови Эда, если б только мужчина валялся мёртвым, где и упал тогда. Но Эда была богиней света и жизни, плодородия и изобилия. У неё не вымаливают подходящей смерти. Пелла не было там, растянувшегося посреди травы. Он исчез, как и его нож.

Вдруг Розмари поняла свой просчёт. Приподняв юбки, женщина бегом помчалась в сторону, пришибленная внезапной уверенностью в совершённой ошибке. И стоило повернуть за угол хлева, как она разглядела Пелла, широким шагом направляющегося к её малышу.

— Ну, Гилльям, что это там у тебя? Конфета? Почему бы тебе не показать её папочке?

Только слова и достигали её ушей. А Пелл уже нависал над мальчиком.

— Гилльям, — закричала она во весь голос, в тщетном предостережении. Что Розмари могла крикнуть, чтобы он сделал? Бежать? Но ребёнку не обогнать полного решимости крепкого здоровяка вроде Пелла. Встревоженный криком матери, Гилльям было повернулся, но Пелл подобрал его с земли. И, подхватив на руки, опрометью бросился по тропе к скалам.

Розмари пронзительно завизжала, бесполезно тратя воздух в лёгких, и побежала тоже. Сердце билось с такой силой, что глухие удары запечатывали слух, а потом до неё внезапно дошло, что громовой грохот отдавался совсем не в груди. Цокали копыта. Кто-то ехал на лошади по скалистой тропе. Подняв полные паники глаза, она разглядела троих всадников, галопом необдуманно взбирающихся вдоль скалы.

— Остановите его! — прокричала она им, беспомощно, безнадёжно. — Остановите его! Он хочет убить мальчика! Помогите, пожалуйста! Пожалуйста!

Разве могли они расслышать её запыхавшиеся вопли? Она продолжала бежать и понемногу начинала уже видеть маленький рыжевато-коричневый комок, скачущий за Пеллом, хватая за ноги, отлетая назад и нападая вновь. Гилльям обрёл голос и ревел от ужаса, даже сейчас крепко ухватившись за мешочек со сладостями. А Пелл был всё ближе и ближе к вершине скалы.