Страница 9 из 91
— И какой вывод? — тихо спросил Сталин.
Молотов пожал плечами, нахмурил крутой лоб, откашлялся. Все ждали.
— Полагаю, Гитлер свой выбор сделал, — сказал он.
Присутствующие переглянулись, но никто не произнёс ни слова. Ждали, что ещё скажет нарком иностранных дел. Он понял и сказал:
— Теперь нам остаётся только уповать на армию.
Тут же отозвался Жуков, рубанул сурово:
— Армии нужен приказ.
— Составьте его, — произнёс Сталин. — Вы и Тимошенко.
Около 10 часов вечера Жуков положил на стол Сталина окончательный вариант директивы. Сталин взял документ, внимательно, не спеша, прочитал. Внёс в текст несколько правок. Передал листки Тимошенко:
— Подписывайте.
Тимошенко и Жуков подписали и в 10 часов 20 минут вечера повезли Директиву № 1 в Генеральный штаб, чтобы там её зашифровали и через центральный узел связи передали в штабы округов, а оттуда — в штабы армий.
Приближалась полночь, а за ней — 22 июня 1941 года.
Сегодня делать было больше нечего. Оставалось надеяться на Генштаб, на профессионализм командного состава, на твёрдость духа красноармейцев. И на оружие, доставшееся стране тяжёлым трудом народа.
Военным советам западных приграничных округов о возможном нападении немцев 22–23.6.41 и мероприятиях по приведению войск в боевую готовность с ограничениями, маскировке войск, готовности ПВО
21.6.41.
Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗАПОВО, КОВО, ОдВО
Копия: Народному комиссару Военно-Морского Флота
1) В течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗАПОВО, КОВО, ОдВО, нападение немцев может начаться с провокационных действий.
2) Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения.
Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.
3) Приказываю:
а) В течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укреплённых районов на государственной границе.
б) Перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно её замаскировать.
в) Все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно.
г) Противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъёма приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов.
д) Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.
Глава пятая
…В час ночи к Сталину на Ближнюю дачу привезли доктора. Это был профессор Борис Сергеевич Преображенский. Осмотрев больного, поставил диагноз: тяжелейшая флегмозная ангина.
— Надо вскрывать нарыв в горле.
— Не сегодня, — еле слышно произнёс больной.
— Чего тянуть? — настаивал профессор. — Я сам буду оперировать. Совсем не больно. Через день после операции будете лучше нового.
Сталин отрицательно покачал головой:
— Завтра… Может быть. Дайте лекарства от этого… И для бодрости. Чтобы не спать.
— Чтобы не спать, таблетки кофеина. Инъекции камфоры для поддержания сердечной деятельности. Для лечения ангины — полоскания, раствор соли с содой, снимает отёки. Полоскание из равных частей чистотела и ромашки аптечной. Инъекция пенициллина, если удастся достать. Сульфадимезин. Стрептоцид.
Сталин кивнул в сторону стоявшей рядом медсестры — чтобы доктор говорил всё это не ему, а ей. Доктор понял:
— Танечка, приготовьте полоскание. А что вам можно кушать, товарищ Сталин, я скажу на кухне. И умоляю вас, постельный режим!
— Согласен, но, ради Бога, о моей болезни никому ни слова…
Между двумя и тремя часами ночи на даче Молотова раздался телефонный звонок: сообщение из наркомата. Германский посол граф фон Шуленбург просил наркома иностранных дел срочно принять его для вручения важнейшего государственного документа. Молотов ответил, что сам свяжется с послом. И тут же перезвонил Сталину.
— Езжай в Москву, — ответил Сталин заговорщическим, как показалось Молотову, шёпотом. — Я тоже еду, собираю Политбюро. Ждём тебя. Посла примешь только после того, как военные нам доложат, что вторжение началось.
За час до рассвета в Кремле у Сталина собрались члены Политбюро, позже прибыли Тимошенко и Жуков.
— Противник разбомбил аэродромы, порты, крупные железнодорожные узлы связи, — доложил Тимошенко. — Нападение немцев следует считать свершившимся фактом.
— Не провокация ли это немецких генералов? — будто сам себя, спросил Сталин. — Может, Гитлер и не знает.
Молотов понимающе кивнул, остальные посмотрели с недоумением.
— Немцы… Бомбят… Наши… Города… — произнося слова раздельно, будто объясняя тупому, сказал Тимошенко. — Какая же это провокация?..
— Если нужно организовать провокацию, — недовольно буркнул Сталин, — то немецкие генералы и своих городов не пожалеют. — И махнул рукой, будто отметая эту тему.
Недоволен он был самим собой. Боль отвлекает… Вот и высказал в этой компании то, что должен был обсуждать с одним лишь Вячеславом.
Товарищи узко мыслят. Они думают, война — это когда стрельба и битвы. А ведь это столкновение государств! Экономик, идеологий, человеческих амбиций. Нет единства у нас, но нет и в Германии. Он отлично знал о трениях между немецкой военщиной и немецкими же дипломатами. Войну, как столкновение войск, делает легитимной только слово высшего руководителя. Чтобы спровоцировать Гитлера на принятие окончательного решения, группа генералов могла организовать эти бомбёжки в расчёте на наш ответ. Мы вдарим, перейдём границу — тут-то Гитлер и объявит войну в ответ на наш удар. И кого объявят агрессором? Нас. Для Японии, чтобы ударить с другого конца, оснований будет достаточно. И никто не окажет нам помощи, а это — наш неминуемый разгром.
Сталину было всё равно, что думают и скажут о нём лично. Он предвидел: когда-нибудь за такие его оговорки товарищ Сталин будет ославлен трусом или сумасшедшим. Но допустить, чтобы ославили агрессором его страну — не мог. Пусть эти люди смотрят сейчас на него с жалостью и презрением. Ему известно: если он, именно он, не «отмерит» даже не семь, а сто семь раз, и ошибётся, то с жалостью и презрением будут смотреть на советский народ. А советский народ этого не заслужил…
Поскрёбышев сообщил, что Жукова просят к телефону. Начальник Генштаба взял трубку, выслушал сообщение, повернулся к собравшимся:
— Ватутин передаёт: после артиллерийского огня сухопутные войска немцев на ряде участков северо-западного и западного направлений перешли в наступление. Это война.
Сталин был бледен. Он сидел за столом, откинувшись к спинке кресла, держа в руках не набитую табаком трубку.
— Страну ждут тяжёлые испытания, — сказал он. — Народ своё дело сделает. А нам с вами придётся организовать труд и оборону…
Говорил медленно, превозмогая боль в гортани, с большими перерывами между словами. Практически, для издания звуков он мог использовать только губы. Иногда голос его прерывал спазм. Когда закончил, молчали все. Добавил:
— Пора встретиться с германским послом.
Народный комиссар иностранных дел СССР В. М. Молотов вышел. В 5 часов 30 минут утра он принял посла Германии в СССР Шуленбурга. Посол сделал заявление о том, что советское правительство проводило подрывную политику против Германии и «сосредоточило на германской границе все свои войска в полной боевой готовности». «Фюрер поэтому приказал германским вооружённым силам противостоять этой угрозе всеми имеющимися в их распоряжении средствами».