О красоте

— Ну что? — спросил Говард, вскакивая с места. — Порцию благодати все получили? Можно идти?

— Надо найти Леви. Не поедем же мы без него. Может, позвонить на мобильный Джерома? Только включен ли он… — Кики с любопытством взглянула на мужа. — Так тебе не понравилось? Совсем?

— Вон он Леви! — крикнул Джером, махнув рукой в сторону дерева в ста метрах от них. — Эй, Леви!

— А по-моему, это было чудесно, — настаивала Кики. — Совершенно гениальная музыка.

При слове «гениальная» Говард тяжело вздохнул.

— Брось, Говард, — такую музыку может написать только гений.

— Такую — это какую? Дай определение гениальности.

Кики пропустила это требование мимо ушей.

— Думаю, дети под впечатлением, — сказала она, легонько сжимая руку Джерома и не говоря больше ни слова. Ей не хотелось выставлять его на посмешище перед отцом. — И я под впечатлением. Остаться равнодушным к такой музыке просто невозможно. Неужели тебе правда было скучно?

— Почему? — прекрасное исполнение. Просто я не люблю, когда музыка провозит контрабандой метафизические идеи.

— Не понимаю, о чем ты. Она же на божественные темы.

— Я свое мнение высказал. — Говард отвернулся и помахал застрявшему в толпе Леви, который помахал им в ответ. Говард показал ему на ворота, где они должны были встретиться; Леви кивнул.

— Говард, — не отставала Кики, обожавшая вытянуть мужа на разговор и послушать, как он высказывает свои взгляды, — объясни, пожалуйста, почему то, что мы сегодня слушали, не гениально. Что бы ты там ни говорил, эта музыка явно отличается от той, которая…

Они пошли, продолжая спор, в который вплелись и голоса их детей. Черный парень с красивой шеей, сидевший рядом с Зорой, напряг слух, ловя обрывки удалявшегося разговора, — спор был ему интересен, хотя часть его он упустил. В последнее время он все чаще вслушивался в разговоры на улицах и ему хотелось вмешаться. Вот и сейчас он бы кое-что добавил, напомнил бы про то кино. Ведь если верить фильму, Моцарт умер, не закончив «Реквием». А раз так, его должен был закончить кто-то другой, что, наверное, стоит учесть, споря о гениальности автора. Однако заговаривать с незнакомыми людьми он не привык. Да и момент, как всегда, был упущен. Парень надвинул на лоб бейсболку и полез в карман за мобильным. Затем он нагнулся, чтобы достать из-под кресла свой «Дискман». Плеера не было. Ругнувшись, он снова пошарил в темноте и нашел-таки «Дискман», но чужой. На своем он всегда нащупывал сзади липкое пятнышко, остатки содранной контурной наклейки в виде голой красавицы с пышной афропрической. За исключением этой детали плеер был совершенно такой же. Парень быстро смекнул, в чем дело. Он схватил висящую на кресле толстовку — она зацепилась и слегка порвалась. Его лучшая толстовка! Отцепив ее, он со всех ног бросился за той коренастой девчонкой в очках. Казалось, с каждым шагом между ними вклинивается все больше людей.

— Эй, эй!!

Но, во-первых, имени в пару к этому «эй!» не было, а во-вторых, крепкий черный парень почти двухметрового роста, кричащий «эй!» в густой толпе, отнюдь не сеет вокруг себя умиротворение, куда бы он ни направлялся.

— Она взяла мой «Дискман», та девчонка… девушка… вон она… простите… извините, можно пройти? Эй, эй, подруга!

— ЗОРА, стой! — грянул рядом чей-то голос, и девчонка, до которой он пытался докричаться, обернулась и показала кому-то средний палец. Белые люди в толпе беспокойно заозирались — их покой собираются нарушить?

— Черт, сама иди нах, — сказал голос, сдаваясь. Парень обернулся и увидел подростка чуть пониже себя и куда более хрупкого.

— Эй, друг, это твоя девчонка?

— Что?

— Ну та, в очках — ты только что звал ее — твоя девчонка?

— Еще чего — это моя сестра.

— Слушай, она взяла мой «Дискман» с моей музыкой — должно быть, по ошибке. А вот ее — смотри. Я кричу ей, но имени не знаю.

— Серьезно?

— Да вот же ее плеер. Это не мой.

— Стой тут.

Представителям благонамеренного семейно-педагогического круга Леви даже не снилась та скорость, с которой он ринулся вперед ради совершенно незнакомого ему парня. Он стрелой прорезал толпу, схватил сестру за руку и начал ей что-то возбужденно объяснять. Парень подошел к ним позже, и до него долетели слова Зоры: «Не смеши меня, твой дружок мой плеер не получит — да отцепись же ты».

— Ты не слушаешь, что ли? Не твой это плеер, а его, — повторил Леви, заметив парня и кивая в его сторону. Тот слабо улыбнулся из-под козырька своей бейсболки. Даже при этой скудной улыбке было видно, какие у него белые и ровные зубы.

— Леви, если ты со своим дружком решил податься в гангстеры, мой совет: отнимай, а не проси.

— Да не твой он, Зур, а этого парня.

— Я свой плеер знаю, это — мой.

— Слышь, друг, а диск у тебя там был?

Парень кивнул.

— Зора, загляни внутрь.

— О боже мой, ну вот, смотрите — диск для записи. Мой. Убедились? Аривидерчи.

— У меня тоже записывающий, с моей музыкальной подборкой, — твердо сказал парень.

— Леви, надо поймать такси.

— Включи плеер, — сказал Леви Зоре.

— Не включу.

— Включи этот чертов плеер, Зур.

— Что там происходит? — крикнул Говард, который был от них метрах в двадцати. — Нельзя ли поторопиться?

— Слушай, Зора, кончай выпендриваться, включи плеер, и все станет ясно.

Зора скорчила мину и нажала на «play». Жар бросился ей в голову.

— Ладно, диск не мой. Это какой-то хип-хоп, — сказала она резко, как будто диск был в чем-то виноват.

Парень шагнул к Зоре с вытянутой рукой, словно говоря: у меня нет дурных намерений, — перевернул «Дискман» в ее руках и показал липкий островок. Затем полез под толстовку с рубашкой и вытащил из-за пояса второй «Дискман», сверкнув выступающей тазовой костью.

— А это твой.

— Но они же совершенно одинаковые.

— Ну, поэтому и перепутать легко. — Парень широко улыбнулся, и стало слишком заметно, что он возмутительно хорош собой. Гордость и предубеждение, однако, заставили Зору не обратить на это внимание.

— Да, только я свои вещи кладу под своекресло, — колко сказала она и пошла к матери, которая стояла метрах в ста, уперев руки в боки.

— Ну и сестричка! — сказал парень, посмеиваясь. Леви вздохнул.

— Спасибо, браг.

Они хлопнули друг друга по рукам.

— А что ты слушаешь? — спросил Леви.

— Да так, просто хип-хоп.

— Можно посмотреть? Я знаю в этом толк.

— Ну…

— Я Леви.

— Карл.

Интересно, сколько ему лет, подумал Карл. И где это он научился спрашивать у парней, которых впервые в жизни видит, не дадут ли они ему послушать свой «Дискман»? Еще год назад Карлу пришла в голову мысль, что если начать ходить на вечера вроде нынешнего, можно встретить совершенно неожиданных людей, — эта встреча подтверждала ее на все сто.

— Вот эта клевая. И слова что надо. Кто исполняет?

— Вообще-то я, — сказал Карл не гордясь и не смущаясь. — У меня есть шестнадцать треков в черновой домашней записи. Я сам их написал.

— Ты рэппер?

— Ну, это скорее такие ритмы.

— Обалдеть.

Они шли по парку к воротам и говорили. О хип-хопе, о последних концертах в окрестностях Бостона — слишком уж редко их дают и далеко устраивают. Леви забрасывал Карла вопросами, иногда отвечая за него прежде, чем тот успевал открыть рот. Карл все пытался вычислить, что же этому парню нужно, но, похоже, ничего ему нужно не было, просто есть люди, которые любят поговорить. Леви предложил обменяться телефонами, что они у какого-то дуба и сделали.

— В общем, как узнаешь, что в Роксбери что-то намечается, звякни мне, ладно? — чересчур горячо попросил Леви.

— Ты разве в Роксбери живешь? — удивился Карл.

— Нет, но я там часто бываю, особенно по субботам.

— Тебе четырнадцать?

— Нет, мне шестнадцать. А тебе?

— Двадцать.

Этот ответ немедленно осадил Леви.

— То есть ты вроде как в колледже?

— Да нет, я малый неученый… — У него была старомодная, театральная манера говорить, перебирая в воздухе длинными, изящными пальцами. Это пальцеверчение напомнило Леви его дедушку по материнской линии с его любовью к «витийству», как называла это Кики. — Я вроде как напал на свои книги, идя своим путем.