Белые зубы

А еще была его жена Алсана, маленькая, с поджатыми губами, — казалось, она по какой-то неизвестной причине не одобряет Клару (хотя сама была всего на несколько лет старше). Алсана ничего не говорила, кроме «Да, миссис Джонс» и «Нет, миссис Джонс», из-за чего Клара нервничала и стесняласьнастолько, что решила надеть туфли.

Арчи знал, что Кларе хотелось бы устроить большой прием, и расстраивался, что это не удалось. Но приглашать было больше некого. Все остальные друзья и родственники отклонили приглашение: некоторые сдержанно, другие с ужасом, третьи решили, что лучше ничего не отвечать, и всю последнюю неделю игнорировали почту и не отвечали на телефонные звонки. Свои наилучшие пожелания прислал только Ибельгауфтс, которого не пригласили и которому не сообщили о свадьбе. И тем не менее, как это ни странно, с утренней почтой от него пришла открытка:

14 февраля 1975

Дорогой Арчибальд!

В бракосочетании есть нечто, что обычно пробуждает во мне мизантропа, но сегодня, когда я пытался спасти от увядания клумбу с петуниями, я почувствовал необыкновенное тепло при мысли о соединении мужчины и женщины для вечной совместной жизни. Удивительно, что мы, люди, идем на такой подвиг. Но если серьезно, как ты знаешь, я человек, чья профессия — глубоко изучать Женщину и в качестве психиатра констатировать ее полное здоровье или наоборот. И я уверен, друг мой (продолжая метафору), что ты исследовал свою будущую супругу в этом смысле, то есть в плане умственном и духовном, и не нашел в ней никаких изъянов, так что мне ничего не остается тебе предложить, кроме сердечных поздравлений.

Какие еще воспоминания делают этот день уникальным, возвышают его над остальными тремястами шестьюдесятью четырьмя днями, составляющими 1975 год? Клара помнила, как молодой негр стоял на коробке из-под яблок, потел в черном костюме и взывал к милосердию братьев и сестер; как старая почтальонша достала из урны гвоздику и воткнула в волосы. Вот и все. Завернутые в бумагу бутерброды, которые приготовила Клара, томились на дне сумки, небо затянуло облаками, и когда они проходили мимо ехидных парней с Флит-стрит с кружками пива в руках, по пути к пабу «Король Лудд», оказалось, что Арчи выписали штраф за парковку в неположенном месте.

Поэтому Клара провела первые три часа замужней жизни в полицейском участке Чипсайда, с туфлями в руках, а ее спаситель нудно спорил с инспектором дорожного движения, который никак не хотел понять его тонкую интерпретацию воскресных правил парковки.

— Клара, Клара, милая…

Это Арчи, наполовину скрытый кофейным столиком, протискивался к двери.

— Сегодня вечером придут Икбалы, и я хотел навести в этом доме хотя бы приблизительный порядок… так что не стой, пожалуйста, на пути.

— Тебе помочь? — терпеливо спросила Клара, все еще не выходя из задумчивости. — Я могу принести что-нибудь, если…

— Нет-нет… я справлюсь.

Клара взялась за стол с одного края:

— Давай я…

Арчи попытался протиснуться в узкий дверной проем, стараясь удержать и ножки и большое стекло, закрывавшее поверхность стола.

— Это мужская работа, милая.

— Но… — Клара взяла огромное кресло с легкостью, которой можно только позавидовать, и перенесла его туда, куда Арчи пытался его дотащить, когда выдохся и не смог поднять его по лестнице. — Без проблем. Если нужна помощь, только попроси. — Она нежно отерла его лоб.

— Да-да, — он раздраженно сбросил ее руку, как будто смахнул муху. — Ты же знаешь, я сам могу…

— Знаю…

— Это мужская работа.

— Да, да, понятно, я не хотела…

— Послушай, Клара, милая, просто не мешайся — и я все сделаю, хорошо?

Клара смотрела, как он решительно закатывает рукава и снова пытается протиснуть столик.

— Если ты действительно хочешь помочь, дорогая, можешь пока переносить свою одежду. Боже мой, ее там столько, что можно потопить целый линкор. Как мы ее разместим в таком маленьком доме, просто ума не приложу.

— Я уже говорила… мы можем кое-что выкинуть, если хочешь.

— Нет, это не мне решать, ведь так? Правда? А как насчет вешалки?

В этом он весь: не в состоянии принять решение, не в состоянии четко изложить свое мнение.

— Я говорила, если тебе не нравится, давай отошлем назад эту чертову штуку. Я ее купила, потому что думала, тебе понравится.

— Ну, милая, — начал Арчи, на этот раз осторожно, потому что она повысила голос, — это мои деньги, было бы неплохо хотя бы спросить мое мнение.

— Это всего лишь вешалка! Подумаешь, красная. Что тут такого? Красный — вполне нормальный цвет. С чего это ты так против него?

— Я просто пытаюсь, — ответил Арчи, понизив голос до хриплого, сдавленного шепота (любимое оружие супружеского арсенала: Не при соседях/ детях), —сделать так, чтоб наш дом выглядел более представительным.Это хороший район, новая жизнь, понимаешь. Давай не будем спорить. Просто подбросим монетку: решка — она остается, орел…

Влюбленные ссорятся и в следующую секунду падают друг другу в объятия, любящие с более длительным стажем разойдутся по комнатам или один из них уйдет на второй этаж, прежде чем раскается и вернется. В отношениях на грани разрыва один из партнеров успеет пересечь два квартала или окажется на две страны к востоку, прежде чем что-то остановит его, какое-то обязательство, какое-то воспоминание — тронет ли ребенок его руку, или что-то тронет тайную струну его сердца и заставит проделать долгий путь назад к своей второй половине. По такой шкале Рихтера Клара испытала только самые слабые толчки. Она отвернулась, сделала два шага к воротам и остановилась.

— Решка! — сказал Арчи, явно не расстроившись. — Она остается. Видишь? Совсем несложно.

— Я не хочу спорить. — Клара повернулась, приняв новое решение: она запомнит, что должна ему. — Ты сказал, на ужин придут Самад и Алсана? Я подумала… может, ты хочешь, чтобы я приготовила карри… в смысле, я могу приготовить карри, но только так, как яготовлю карри.

— Бог мой, да они совсем не из такихиндийцев, — сердито заметил Арчи. Его оскорбило, что она могла так подумать. — Сэм с удовольствием съест обычное воскресное жаркое, как всякий другой. Он только и делает, что подает индийские блюда, они надоели ему до смерти.

— Я просто уточнила, вдруг…

— Клара, прошу тебя!

Он нежно поцеловал ее в лоб, для чего ей пришлось немного наклониться.

— Я тысячу лет знаю Сэма, и его жена, по-моему, скромная женщина. Они не королевская семья. Они не из такихиндийцев, — повторил он и покачал головой: его что-то беспокоило, какое-то сложное чувство, которое он не мог до конца объяснить.

Самад и Алсана Икбал, которые были не из «таких» индийцев (так же как для Арчи Клара была не из «таких» негров) и вообще были не из Индии, а из Бангладеш, жили через четыре квартала от них в плохом квартале в Уиллздене. Они потратили целый год, пытаясь перебраться сюда, целый год нещадно тяжелой работы, и все для того, чтобы однажды переехать из плохого квартала в Уайтчепеле в плохой квартал Уиллздена. Целый год Алсана не отрывалась от старой швейной машинки «Зингер», поставленной на кухне, и сшивала кусочки черной синтетики для магазина в Сохо под названием «Доминейшн» (часто по ночам Алсана вертела в руках вещь, которую только что сшила по заданному образцу, и гадала, что бы это могло быть). Целый год Самад почтительно наклонял голову, держа карандаш в левой руке и слушая жуткое произношение британцев, испанцев, американцев, французов, австралийцев:

Кари Кури Ца и Рис, позалиста

Фашоль ф шоусе, шпашыбо.

С шести вечера до трех часов ночи; потом он весь день спал, солнечный свет стал для него такой же редкостью, как приличные чаевые. Какой смысл, думал Самад, забирая две крупные банкноты и счет, сверх которого обнаруживалось только пятнадцать пенсов, давать чаевых столько же, сколько не жалко бросить в фонтан, чтобы загадать желание? Но прежде чем у него могла возникнуть противозаконная мысль спрятать пятнадцать пенсов под накинутой на руку салфеткой, перед ним вырастала тощая, как будто проволочная, фигура Мухула. Ардашир Мухул, владелец ресторана, обходивший дозором свой «Палас», одним глазом благосклонно глядя на посетителей, другим — внимательно следя за персоналом, тотчас же накидывался на него.