Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 36 из 50



— Довольно странно.

— Надеюсь, вы не испугались? В этих слепках нет ничего устрашающего, поверьте. Это маски мужчин и женщин, которых я оперировал, но далеко не всех, конечно! Многие захотели забрать свои слепки, чтобы хранить в качестве сувенира, другие — чтобы уничтожить. Последние хотели, чтобы ни малейшего следа не осталось от лица, которое у них было до операции.

— Я их понимаю! — воскликнула девушка. — Я поступлю точно так же. Я уничтожу даже фотографии. Я хочу, чтобы от моего уродства не осталось и следа! Но, доктор, маски чередуются: урод, красавец. Почему?

— До и после. Смотрите… Номера соответствуют образцам: девять и девять бис, десять и десять бис, и так далее.

— Вы хотите сказать, что, например, нос маски пятьдесят восемь бис был таким, как у маски пятьдесят восемь, что рядом? — удивленно спросила Сильви.

— Тот же самый после операции.

— Да, эта женщина миллион раз права, что переделала свой нос! — Девушка покачала головой.

— Но это слепок не с лица женщины, а с лица мужчины, — уточнил хирург.

— А семьдесят четыре — мужчина или женщина? — поинтересовалась Сильви.

— Женщина.

— С такими ушами и ртом?! — ужаснулась она.

— Увы, да! Из виденного вы можете сделать два вывода: первое, после операции эта женщина — маска семьдесят четыре бис — стала почти красавицей.

— Верно, — согласилась Сильви.

— К тому же ее уши и рот были намного хуже, чем ваши. Значит, вы уже можете представить, что мы можем сотворить из вас?

— Красавицу! Это то, чего я хочу! — Глаза Сильви осветились надеждой.

Доктор улыбнулся:

— Конечно, вы мне очень симпатичны, мадемуазель Марвель! Скажем так: мы будем стремиться подойти как можно ближе к идеалу.

— Может, я покажусь вам бестактной, но, поскольку вы сами только что сказали, что я вам симпатична, могу я задать вам один вопрос? Вы живете здесь?

— Да, это мой дом, — ответил доктор.

— Вы часто приходите в эту галерею? — продолжала расспрашивать девушка.

— Несколько раз в день, когда иду к себе, — моя квартира за дверью, вон там, в глубине. — Доктор взмахом руки показал направление.

— И… все эти маски… они на вас не действуют? — запинаясь, спросила Сильви.

— Многие из них уже стали моими добрыми друзьями… Вот эта, например, маска три со своей преображенной сестрой три бис принадлежит одной из моих первых пациенток: я оперировал ее пятнадцать лет назад. Это была очаровательная женщина. Американка. Не знаю, что с ней, где она. Но если до сих пор она не дала о себе знать, без сомнения, она удовлетворена, не так ли?

— Стоит только посмотреть на три бис. Еще бы она не была довольна! — восхищенно воскликнула Сильви.

— Я не уверен! Пациенты иногда бывают очень требовательны. Может быть, она не возвратилась, потому что осталась недовольна. Однако не подумайте, что, глядя на эти маски, я помню всех до одного! Для этого ставится номер на каждой маске: я бережно храню досье на каждого прооперированного, поэтому, чтобы вспомнить человека, мне порой приходится заглянуть в бумаги.

— Вы сохраните и мое досье?

— Это необходимо по двум причинам. Может случиться, что однажды, через годы, вы придете ко мне и скажете: «Доктор, меня больше не удовлетворяет внешний вид, какой вы мне смастерили. Хочу, чтобы вы еще кое-что переделали: например, сделайте мне покороче нос…» Прежде чем выполнить ваше желание, я изучу ваше досье, чтобы знать, возможно ли еще одно хирургическое вмешательство. Вторая гипотеза. Предположим, что вы больше не живете в Париже и даже во Франции, ко мне прийти вы не можете, но хотите сделать еще одну операцию у другого хирурга. Последний будет очень доволен, если я передам ему ваше досье, так как оно может сослужить ему хорошую службу. Я не принадлежу к числу тех врачей, которые считают, что они самые лучшие специалисты в своей области. Везде есть отличные хирурги! Наконец, я постарею, как все смертные. А когда хирург стареет, часто бывает, что руки его больше не слушаются. Чтобы умело пользоваться скальпелем, только опыта недостаточно, нужны жизненные силы. Нет незаменимых людей, всегда найдется молодой, чтобы заменить и меня. Надо учитывать также, что в наше время операционная техника меняется с потрясающей быстротой.



— Мне очень нравится, доктор, ваше понимание вещей, — глядя на него с обожанием, призналась Сильви.

— А мне импонирует ваша любознательность. До пятницы… И пожалуйста, ночью не мучайтесь от кошмарных снов из-за этой галереи масок! Они того не стоят! Уродство и чудесное преображение — это лишь непродолжительная пауза в физической и моральной эволюции человеческого существа… Только и всего!

В пятницу Сильви пришла к доктору Дальви с результатами лабораторных анализов.

— Все хорошо, — отметил доктор, просмотрев анализы. — У меня есть также время свертываемости крови. А теперь посмотрим ваши маски.

Вошли скульптор и ассистентка, неся каждый по маске. У медсестры — настоящая, у месье Габриеля — будущая.

Сильви переводила взгляд с одной на другую. Это длилось не больше минуты, но показалось, что прошла целая вечность, прежде чем глаза ее наконец остановились, словно зачарованные, на слепке, изображавшем то, чем станет ее лицо после операций. Никто не произносил ни слова; это благоговейное молчание едва слышным голосом нарушила Сильви:

— Вы совершенно уверены, доктор, что я буду похожа на… это?

— Вы уже можете считать, мадемуазель, что именно такой вы станете через несколько месяцев.

— Совершенно неважно когда! Главное, чтобы больше не видеть этот нос и уши! Вы уверены, что мой взгляд будет таким нежным? — недоверчиво спросила она.

— Еще более нежным, потому что он будет живым. Гипс не оживает. Но мы здесь не для того, чтобы выражать восторги: у вас есть критические замечания?

Сильви подошла к слепку своего будущего лица, провела пальцами по контурам, задержавшись на переносице, ноздрях укороченного и слегка вздернутого носика, мочках ушей, теперь уже изящных:

— Мне все кажется превосходным, доктор.

— Пожалуй, лучше сделать трудно, — согласился хирург.

Поколебавшись минуту, скульптур сказал:

— Хочу пожелать, чтобы мадемуазель после преображения быстро обрела то, что я называю «моральный дух» своего нового внешнего облика.

— Вы хотите сказать, месье, непоколебимый моральный дух? — уточнила Сильви. — Будьте уверены: я обрету его! Мне кажется, я уже обрела его! Вы не представляете, насколько я счастлива, когда смотрю на эту маску! Почему я не пришла к вам раньше, доктор? Когда вы назначите день операции?

— На следующей неделе, если вы не против. Как договорились, начнем с носа. В четверг, согласны?

— Разумеется, — ответила Сильви.

— Если вас это не слишком затруднит, могли бы вы прервать ваши обычные занятия на два-три дня? — спросил доктор Дальви.

— Доктор, я хочу, чтобы вы раз и навсегда знали, что отныне мое единственное занятие — стать красивой. Я уволилась с работы и ничем не буду заниматься до тех пор, пока все не увидят меня другой! Не может быть и речи о том, чтобы я разгуливала по улицам в этих ужасных повязках, как это делают некоторые женщины. Я не хочу, чтобы надо мной смеялись, показывая на меня пальцем: «Вот еще одна, которая укоротила себе нос или подтянула лицо!» Сколько времени я пробуду в клинике для первой операции? — спросила она.

— Двадцать четыре часа, если все пройдет благополучно, но так и должно быть. В четверг в девять часов утра вы придете в клинику, а в пятницу после обеда уйдете. В субботу и воскресенье вы побудете дома и хорошенько отдохнете.

— Когда вы займетесь второй операцией, моими ушами? — Сильви хотелось как-нибудь ускорить перевоплощение.

— Дней через двенадцать после первой. Но точную дату я смогу назначить лишь после того, как снимем повязку с носа и я определю его состояние.

— Все операции делаются в одной клинике? — поинтересовалась девушка.

— В одной и той же: в той, где я практикую уже многие годы. Моя ассистентка даст вам адрес. Палата для вас будет зарезервирована на четверг. Вам не стоит ни о чем беспокоиться.