Лучший из лучших

— Будет лучше, если я помогу вам, Элизабет. А Лорена с Доналдом погуляют и поговорят. Возможно, им удастся заключить хотя бы временное перемирие.

Лорене хотелось завизжать, искусать его, избить, задушить голыми руками… Да как он смеет вмешиваться?

— Я не думаю…

— Тогда сейчас самое время начать, — резко оборвал ее Ник. — Особенно если это касается чувств ваших близких.

— Я собиралась сказать, перед тем как меня грубо прервали, что мне лучше принять душ. Я не успела до обеда, так что сейчас самое время именно для этого.

Объяснение было не самым удачным, но мистер Гордон галантно согласился принять его и тихо сказал:

— В таком случае я тоже помогу все здесь привести в порядок. Так мы справимся быстрее.

Миссис Гордон в сопровождении мужчин покинула столовую, и Лорена осталась одна. Прислушиваясь к смеху и шуму, доносящимся из кухни, она ощущала себя покинутой и одинокой. Ей хотелось узнать, о чем они говорят без нее. Лорена поднялась на второй этаж и направилась в ванную, преследуемая абсурдной мыслью, что именно она является объектом всеобщего веселья.

Она включила горячую воду и, яростно намыливаясь, бормотала себе под нос:

— Это отец виноват во всем. А этот Ник Тэрренс… ладно, с ним я разберусь потом. И мне глубоко безразлично, что он думает, пока дело не касается Алана.

Обманывала Лорена, обманывала сама себя. Ей было вовсе не безразлично, что Ник думает, и говорит, и делает. До смешного небезразлично!

Она знакома с ним всего третий день. За такой срок ни один мужчина не станет значить много ни для какой женщины, и уж тем более для нее, всю сознательную жизнь сохранявшей холодную голову при общении с представителями противоположного пода. И как она могла так увлечься им, его поцелуями! Лорена вспомнила горькое разочарование, которое ощутила, когда он отстранился от нее накануне. Нет, надо решительно положить конец этому безумию, и чем скорее, тем лучше! Она знала, что происходит с женщинами, которые попадают под влияние мужчин, видела это даже на примере собственной матери.

Лорена выключила воду, вышла из ванной и надела красное шелковое кимоно. Интересно, почему везде такая необычная тишина. Она подошла к открытому окну, выходящему в сад. Ее мать показывала отцу розы, которые выращивала каждый год с такой любовью. Он наклонился над ее креслом и что-то говорил, но слабый шум прибоя мешал Лорене расслышать его слова.

Однако этот отдаленный шум не помешал ей услышать слова, доносящиеся из приоткрытой двери соседней комнаты, в которой накануне ночевал мистер Тэрренс.

— Да, конечно, — произнес принадлежащий ему голос. — Мне тоже очень жаль, детка, но я обещаю, что скоро закончу здесь дела и сразу приеду… Да, я сам не рад, что взялся за это, с ней просто невозможно иметь дело… Я тоже люблю тебя, дорогая, ты знаешь это… Береги себя, милая, мы скоро увидимся, я обещаю.

Лорена услышала звук трубки, повешенной на рычаг, потом звук открывающейся молнии и тихое насвистывание.

Она как-то успела забыть, что в жизни Ника есть другие женщины, забыла о флаконе с ароматической солью в его ванной, забыла об открытии, сделанном в его спальне. Возвращение к реальности было ошеломляющим. Лорена не могла сразу справиться с нахлынувшей болью, с потребностью увидеть его, напомнить, что она тоже занимает какое-то место в его жизни.

Ник заметил ее тень на пороге и поднял глаза.

— Привет! Чувствуете себя лучше после душа?

— Намного, — сказала она и вдруг увидела на кровати открытый чемодан. Паника охватила ее.

— Я могу чем-нибудь быть вам полезен? — спросил Ник.

— Я… я услышала здесь голоса, и…

— Да, я воспользовался телефоном с любезного разрешения миссис Гордон.

С кем же ты говорил, кого ты называешь деткой, дорогой, милой? Лорена не осмелилась задать этот вопрос вслух. Она откашлялась и сказала:

— Я вижу, вы укладываете чемодан…

— Так и есть. — Он открыл дверцу шкафа и достал оттуда свои вещи.

— Но почему? Наш самолет только завтра.

— Сегодня я буду ночевать на первом этаже в кабинете.

Лорена сразу почувствовала что-то неладное.

— Но почему? — снова повторила она.

— Потому что здесь будет спать Доналд.

— Что?!

— Лорена, вы слышали меня. Ваш отец остается здесь, а он не может в его возрасте ночевать на диване, когда есть нормальная кровать.

— Но у него нет никакого права здесь находиться!

Ник посмотрел на нее с таким нескрываемым презрением, что она попятилась.

— Элизабет так не считает. И я могу даже предположить, что он провел бы сегодняшнюю ночь в ее постели, если бы ваша мать не боялась преждевременно свести вас в могилу.

— Неужели она пригласила его остаться?

— Правильно. По меньшей мере, пока мы не вернемся из Майами, а может, и дольше.

— Я… я вам не верю!

— Ваше право, Конфетка.

Ник прошел в ванную, молча и быстро собрал зубную щетку, пасту, бритвенные принадлежности. Столько неодобрения было во всех его движениях, что Лорена нерешительно спросила:

— Вы чем-то рассержены?

— Неужели вы заметили? Да, не скрою.

— Вы сердитесь на меня, да?

— Опять вы правы. Но не настолько, чтобы это помешало мне уснуть.

Лучше бы он ударил ее, чем говорить с ней таким тоном!

— Если это из-за отца, то я ничего не могу тут поделать, — произнесла Лорена дрожащим голосом.

— Можете, Конфетка, можете, просто не хотите.

— Вы не понимаете, что это такое, когда близкий человек уходит из вашей жизни.

Он перестал возиться с чемоданом, поднял глаза и ожег ее взглядом.

— Нет, Конфетка, к сожалению, понимаю. И я бы отдал что угодно, лишь бы мама вошла сейчас в эту дверь. Что угодно. Абсолютно все.

— Это не совсем то, Ник. Мой отец предал меня…

— Он искренне сожалеет об этом, Лорена.

— Я вижу, бесполезно обсуждать эту тему. Вы не хотите понять меня. Он добился вашего сочувствия, вы теперь на его стороне. — Лорена смотрела на Ника с отвращением и сожалением, забыв о недавнем влечении к нему, о желании, охватывающем ее.

— Вам пора понять, что люди не обязаны принимать чью-то сторону, а могут сохранять нейтралитет, пока не познакомятся со всеми фактами. Но так поступают взрослые люди, так что от вас я не жду ничего подобного. Вы ведете себя как испорченный, избалованный ребенок!

— Не надо меня воспитывать, Ник! — огрызнулась она. — И не надо думать, будто знаете о моем отце больше меня. Он пришел слишком поздно, чтобы я могла ему поверить.

— Я рад, что меня связывают с вами только официальные отношения. Не хотел бы я иметь дело в частной жизни с человеком с таким несгибаемым характером, с человеком, не умеющим прощать. Хотя не думаю, что вас это интересует. Слишком вы уверены в своей правоте и в том, что все остальные ошибаются. Такие люди, как правило, не интересуются чужим мнением.

— Почему вы рисуете меня такой негодяйкой? — Лорена всхлипнула, потрясенная до глубины души тем, что он категорически отказывается понять ее точку зрения.

— А почему вы не хотите смягчиться и дать вашему отцу еще один шанс? Ваша мама может, а ведь она потеряет намного больше, если ошибется.

— Нет, это слишком рискованно.

— Жизнь вообще полна риска. Вы рискуете каждый раз, когда переходите улицу, когда садитесь за руль, когда берете деньги в банке и выходите на улицу с сумочкой, полной наличных. Вы прекрасно знаете, что на свете масса людей, которые могут ударить вас камнем по голове и вырвать сумку, когда вы меньше всего к этому готовы. Но вы все равно делаете это и не задумываетесь о риске.

— Это совсем другое. А сейчас я боюсь.

— Но вы же не боялись бросить мне вызов, хотя полагали, что я страшнее черта. И вы не боитесь пуститься в погоню за Кроссом.

— Это совсем другое, Ник. И я бы боялась, если бы вы не были со мной. Я доверяю вам, Ник.

— Нет, Лорена, это пустые слова. Вы не доверяете ни одному мужчине, а может, и ни одной женщине. Иначе вы бы услышали то, что я пытаюсь вам сказать. Вы бы поверили вашей матери, что только со смертью кончается надежда, что можно и нужно пытаться наладить отношения, о потере которых люди искренне сожалеют.