Любовный треугольник

Сергей усмехнулся, вспомнив, что в глазах каждой второй своей сотрудницы без труда читал восхищенный вопрос: «У вас все такое большое?!» Дамы в офисе прямо-таки заикаться начинают в его присутствии. Если бы он только хотел! Но лучше не выдумывать приключений на свою голову. Конечно, у Светки полно недостатков, но все равно она – его супруга, и это на всю жизнь. Да и не такая уж она плохая жена, если разобраться: заботится о нем, переживает.

И даже в соображениях о его фигуре Светка права, как ни крути. Пора за собой следить – спортивными формами, как раньше, похвастаться он уже не может.

Забеспокоившись, Сергей откинул одеяло и посмотрел на живот, который мирно лежал на кровати с ним рядом. Вот дрянь! С окончательно испорченным настроением он встал и поплелся в ванную комнату, дав себе слово, что примет контрастный душ. А на завтрак будет давиться домашним творогом – без сметаны, без варенья, без меда, без сахара. Вообще без всего! И на обед не пойдет.

Под душем и в столовой, а потом садясь в машину, он не мог отделаться от навязчивых мыслей о том, как хорошо было раньше – ел что хотел. И хоть бы капля лишнего жира! Кажется, именно с момента женитьбы все переменилось. Последнее время он все чаще делил свою жизнь на «до» и «после», не отдавая себе в этом отчета. Только сознавал, что состояние легкости исчезло из его жизни сразу же после брака.

Когда ему было четыре, отца отправили в Лондон секретарем советского посольства. А мать – она вообще была женщиной шустрой: Сергей, к счастью, пошел в нее, а не в склонного к меланхолии папу – подсуетилась, поднажала на начальство отца и устроилась представителем Внешторга. Какое волшебное было время! Сергей до сих пор помнил изумрудный цвет английского газона и волшебный вкус fish&chips [1]. Он поглощал это незамысловатое блюдо, единственный хит их приходящей кухарки, тоннами. А по выходным мама сама пекла русские блины: с мясом, с грибами. Они складывали их в специальную корзинку для пикника – отцу подарили – и ехали в парк. Обедали, расположившись на траве, а потом шли в Британский музей или в Тауэр. Идиллия продолжалась ровно десять лет, пока отец не сотворил на работе какую-то глупость. Сергей так ничего толком и не понял: то ли он отказался участвовать в махинациях, то ли не хотел кого-то там прикрывать, но факт остается фактом – из посольства его попросту выжили.

После многих лет капиталистического рая семья вернулась в Москву. Сергей готов был выть от обиды. Он ненавидел свой обшарпанный подъезд, нищенский универсам, убогую школу, одетых в рубище одноклассников. Ему и самому пришлось облачиться в ужасную синюю форму, которая сидела на человеке так, словно он был самым уродливым и асимметричным созданием в мире, и от которой невероятно чесалось тело. А самое страшное заключалось в том, что никто повсеместного убожества не замечал. Словно так вот и надо было жить!

Чтобы отвлечься от мыслей о потерянном рае и не изводить себя злостью на недалекость отца, он занялся спортом. Записался в секцию плавания – еще в лондонской школе был лучшим пловцом – и стал ездить в бассейн два раза на дню. Утром, до начала занятий в школе, и вечером, после обеда. Его жизнь теперь была расписана по минутам, на анализ ситуации времени не оставалось, и он был этому рад.

В те годы Сергея преследовало только одно навязчивое желание – он все время хотел есть. Завтрак, обед, ужин и постоянные перекусы заставляли мать носиться по рынкам, магазинам и стоять у плиты чуть ли не целыми днями. На работу ее не брали. Отец сидел в МИДе на смешной должности и каких-то копейках. Денег совсем не стало. Даже обычный заветренный кусок мяса на кости, близко не лежавший с тем, что они покупали в Лондоне, стал для них огромной и редкой радостью.

А потом все вдруг наладилось. Мама нашла работу. Пустые щи сменились наваристым борщом, макароны по-флотски – громадными отбивными, а ежедневные упреки в адрес отца – глухим безмолвием. Папа, вместо того чтобы бороться за себя и семью, ушел в стратосферу. Бродил по квартире потерянный, а потом перебрался жить из спальни в гостиную.

Мать словно не обратила на его выходку никакого внимания: порхала, счастливая, и даже по выходным уходила из дома. А однажды вечером, когда отец уже лег спать – он теперь рано ложился, – закрыла дверь в кухню и рассказала сыну, что у нее появился очень надежный друг. И это благодаря ему теперь дом – полная чаша, благодаря ему она чувствует себя как за каменной стеной и уверена в завтрашнем дне. С отцом ничего подобного не было. У друга высокая должность, большое влияние, а главное, он души в ней не чает! Зовет переехать к нему вместе с сыном.

Сергей с «другом» отказался знакомиться наотрез, как мать ни просила. Ему стало до слез жалко отца. «Ты переезжай, если хочешь, – разрешил он, – а я уже взрослый. Позабочусь о себе и о папе».

Много раз потом он упрекал себя за то, что остался с отцом: и в момент, когда тот впервые напился, и в период, когда пришлось подрабатывать в кооперативе, и в день, когда принял решение поступать в МГИМО. Отец сразу отрезал: «Ничем помочь не могу». И Сергей ощутил тогда невероятную обиду, словно от крупного проигрыша: как будто бы сделал ставку не на ту лошадь. Сам он был еще слишком молод, чтобы самостоятельно справиться с жизненными проблемами. Пришлось обращаться к матери, которая в два счета устроила поступление через своего «друга». Дальше отпираться от знакомства было совсем уж глупо, и Сергей съездил к ним в гости.

«Дядя Юра» ему понравился: умный, с искрометным чувством юмора. Жизненная энергия в этом человеке била ключом, и даже разница в возрасте – матери было тридцать шесть, «другу» пятьдесят два – не бросалась в глаза. По сути, с того момента Сергей начал жить на два дома. Чувства отца его больше не волновали – пить надо меньше, – пора было позаботиться о себе и построить надежное будущее…

Машина не успела добраться до первого светофора, как движение перекрыли. Сергей выругался себе под нос: в довершении неприятного утра придется стоять у обочины и ждать, когда соизволят проехать хозяева жизни с мигалками. Невозможно стало ни работать, ни жить из-за этих чинуш! Плати им налоги, содержи их, освобождай дорогу. Замотали!

Чтобы не распаляться напрасно, Сергей извлек из кармана мобильный телефон и начал утренний допрос подчиненных. Мало ли что нет еще девяти! Пусть включаются – за это деньги получают немалые.

– Стас, – первым на очереди вот уже несколько недель был заместитель по вопросам развития, – чем совещание в правительстве вчера закончилось?

– Как всегда, – голос у Станислава был измученный, – издевались над нами. Опять сказали, что компания у нас непонятная, название идиотское и ничего путного…

– А если по существу? – перебил Сергей, стараясь не закипать.

– Если без лирики, то установили жесткие сроки работ по каждому объекту. Не построимся вовремя – все отнимут.

– Что значит отнимут?!

– Признают договор недействительным.

– Мы им заплатили за каждый объект! Живыми деньгами!

– Правильно, – Стас устало вздохнул, – но в контракте есть пункт об обязательствах.

– Там сроки четкие не прописаны.

– Уже не имеет значения. Мэр дал распоряжение: не оставлять в Москве зияющих дыр. Или строить немедленно, или ровнять с землей к чертовой матери.

– Я-я-ясно, – Сергей почувствовал, как его начинает колотить, – если забирают объекты, пусть деньги, которые мы заплатили, вернут!

– Сергей Андреич, – Стас совсем сник, – ну ты-то хоть не глумись.

Повисла тяжелая пауза. Сергей и представить себе не мог, что со вчерашнего дня ситуация так изменилась к худшему.

– Что у них в списке первым? – пробормотал Сергей.

– Универсам на Кутузовском, – обрадовался Стас вопросу по существу, – больше других глаза им мозолит.

– Сроки? Затраты?

– К сентябрю. По деньгам – как обычно, в пять миллионов уложимся.

Сергей застонал. Водитель взволнованно на него обернулся, но он раздраженно махнул рукой.

1

Рыба с картошкой – национальное английское блюдо.