Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 16

– Выходит, ты не прочь мне помочь, Придияр, ну хотя бы из нелюбви к христианам.

Вождь рассмеялся, откинув назад рыжеволосую голову:

– А ведь Белорев оказался прав. Ты действительно коварный человек, патрикий.

– Я не столько коварный, сколько щедрый, – ласково улыбнулся собеседнику Руфин. – Сколько человек ты смог бы выставить, Придияр?

– Три тысячи пеших и три сотни конных.

– А Оттон?

– Он смог бы поднять вдвое больше.

– Так в чем же дело, высокородный муж?

– Старейшины не позволят нам сделать этого без разрешения Германа Амала. Остготы сильнее нас, патрикий. Наши отцы проиграли войну с ними. И теперь у вестготов и древингов нет верховного вождя. Точнее, им стал Германарех. И гордый Оттон Балт вынужден ходить под его рукой.

– Я хотел бы повидаться с вашими жрецами, Придияр.

– Ты сильно рискуешь, Руфин.

– Почему?

– Люди Вульфилы уже расспрашивали моих людей о римлянах. Если о твоей встрече с дроттами донесут Германареху, то не сносить тебе головы, патрикий.

– Я проделал слишком долгий путь, Придияр, чтобы остановиться в шаге от цели.

Германареха нотарий Руфин увидел утром следующего дня. Седой старик, заросший бородой по самые ноздри, проехал между шатров на вороном коне в сопровождении многочисленной свиты. Говорили, что верховному вождю готов уже исполнилось сто лет, но Руфин этому не поверил. Семьдесят от силы. Причем здоровьем готские боги Германа Амала явно не обделили. Его жилистая рука уверенно держала поводья резвого коня, а мощное тело легко несло тяжелую броню, прикрывающую грудь от возможных предательских ударов. Зоркие, несмотря на возраст, глаза Германареха скользнули по лицу патрикия и его необычной для гота одежде, но лицо вождя осталось невозмутимым. Со стороны спутников Амала тоже не последовало никаких вопросов. Возможно, они приняли Руфина за простого торговца. А сам нотарий решил, что пришла пора сменить тунику и шерстяной плащ на более подходящую одежду, дабы не слишком выделяться среди окружающих.

Германарех направлялся к стану русколанов, так, во всяком случае, полагали рексы Оттон и Придияр, вышедшие из своих шатров, чтобы приветствовать верховного вождя. Руфину очень хотелось взглянуть на невесту Амала, и он, в числе многих готов, направил свои стопы за свитой Германареха. Придияр с Оттоном решили составить ему компанию. Причем в русколанский стан они отправились пешком, несмотря на свой высокий сан.

– Пустое, – махнул рукой Оттон. – Мы же не аланы, патрикий, и не росомоны. Готы плохие наездники, зато хорошие пехотинцы. В любой битве мы предпочитаем твердо стоять ногами на земле.

Русколаны, похоже, были заранее предупреждены о визите верховного вождя. Во всяком случае, от их стана навстречу Германареху выехало около десятка человек, тоже облаченных в броню и при мечах, но с непокрытыми головами. К сожалению, Руфин стоял слишком далеко от места встречи, чтобы слышать, о чем варвары говорят между собой. Да и язык их был для него тайной за семью печатями.

– Венедский язык не так уж сильно отличается от фракийского, – утешил его Марцелин, стоящий рядом с патроном. – Да и в готском немало венедских слов. Я слышал, что готы произошли от смешения сарматов все с теми же венедами, которых они называют ванами.

Руфин и сам улавливал некоторые знакомые слова в речах готов, его окружавших, но, к сожалению, этого было слишком мало, чтобы понять, о чем они говорят. Следовало всерьез заняться языком, иначе он так и останется для здешних варваров чудаком, не заслуживающим доверия.

Русколаны присоединились к свите Германареха, и процессия двинулась дальше, к высокому помосту, возведенному в самом центре стана. Разглядывая русколанские шатры, Руфин пришел к выводу, что они будут побогаче готских. Да и воинским снаряжением русколаны превосходили своих соседей, во всяком случае, бронею они защищали не только грудь, но и руки и ноги. По внешнему виду русколаны очень напоминали римских тяжелых кавалеристов-клибанариев.

– Мечи у них хорошие, – дополнил впечатления Руфина Марцелин. – Лучше не только готских, но и римских.

Благодаря Оттону и Придияру нотарию удалось пробиться почти к самому помосту. Пока на помосте стояли только трое вождей, среди которых Руфин без труда опознал Германареха.

– Справа от верховного вождя – его сын Витимир, слева – рекс Сафрак, – пояснил Руфину Придияр. – Сафрак один из самых ревностных приверженцев епископа Вульфилы. За что и обласкан Германарехом.

Витимир выглядел лет на сорок, Сафрак – на пятьдесят. Оба были высоки ростом и светловолосы. Причем Сафрак, как показалось Руфину, держался увереннее сына верховного вождя. Последний почему-то все время старался укрыться за спиной своего отца, словно не желал привлекать к себе излишнего внимания. Из чего нотарий заключил, что рекс Витимир человек нерешительный и не слишком честолюбивый. Невесту ввели на помост, когда у заинтересованных зрителей, включая римского патрикия, уже готово было лопнуть терпение. Русколанка была облачена в платье из парчи, расшитое золотой нитью, лицо она прятала под покрывалом из полупрозрачной и удивительно легкой материи. Сопровождали ее двое молодцов в броне и при мечах.

– Один из них, тот, что помоложе, – Сар, сын Коловрата, второй, тот, что постарше, – Мамий, сын воеводы Валии, – пояснил Придияр.

Невеста остановилась в пяти шагах от Германа Амала, после чего резким движением откинула покрывало. Вздох восхищения пронесся по толпе, окружившей помост плотным кольцом. Синилада, надо отдать ей должное, была действительно хороша. Ее заплетенные в косы волосы отливали золотом, стан был прям, бедра широки, на лице играл здоровый румянец. Словом, всем взяла девушка. Воистину – Прекрасная Лада, как успел прошептать на ухо нотарию потрясенный Марцелин. На фоне молодой, пышущей здоровьем русколанки рекс Герман смотрелся потрепанным жизнью старцем, и, видимо, в какой-то момент сам почувствовал это. Лицо его побурело от гнева, а усыпанная коричневыми пятнами морщинистая рука легла на крестовину меча. Сар и Мамий удивленно переглянулись. Витимир смущенно откашлялся. А Сафрак зашептал что-то на ухо разъяренному вождю. Видимо, его слова возымели действие, Германарех овладел собой и почти дружелюбно протянул руку невесте. Бок о бок они спустились по ступеням с помоста и чинно прошествовали сквозь расступившуюся толпу под радостные крики готов и русколанов.

Смотрины состоялись. И теперь все напряженно ждали, что скажет рекс Герман Амал своей невесте Синиладе. Говорил верховный вождь довольно долго, но, к сожалению, Руфин не понял из его речи ни единого слова. Зато по лицам Сара и Мамия нотарий понял, что Герман Амал сказал именно то, что от него ждали. То есть выразил восхищение красотой дочери князя Коловрата и назначил день бракосочетания. Недовольным после этой речи остался, кажется, только Сафрак, все остальные разразились громкими криками одобрения. Германарех легко сел в седло, лишь слегка оперевшись на вовремя подставленное плечо сына, и покинул стан русколанов почти рысью. Свита с трудом поспевала за конем чем-то расстроенного вождя.

– Что он сказал? – спросил Руфин у Придияра.

– Бракосочетание пройдет по двум обрядам, сначала русколанскому, а потом христанскому, – охотно отозвался юный вождь.

– А что, по этому поводу были споры?

– Еще какие! – засмеялся Оттон.

– Герман Амал настаивал на христианском обряде, – пояснил Придияр, – но русколанские волхвы об этом и слушать не хотели. Синилада не простая девушка, она воплощение богини Лады или жрица, чтобы тебе было понятнее, патрикий. Ибо, по венедским и готским представлениям, брак между Германарехом и Синиладой – это не простой брак между мужчиной и женщиной. В союз вступают Готия и Русколания. При этом князь Коловрат, отдав дочь Германареху, признает тем самым его верховенство и над своей землей. Этот брак, если он, конечно, состоится, положит конец бесконечным войнам между готами и русколанами и укрепит наши ряды в предстоящем противоборстве с гуннами. Вот почему Герман Амал пусть и с неохотою, но уступил русколанским волхвам и готским дроттам, которые, как ты догадался, выступали единым фронтом. Правда, он не постеснялся заявить во всеуслышанье, что это последняя уступка язычникам с его стороны. Что, безусловно, понравилось христианам, но сильно огорчило приверженцев веры отцов и дедов.