Страница 20 из 33
Джордане хотелось поверить, что Патрик любит ее. Но власть, о которой говорил Рейф, пугала ее.
– Я не хочу власти над Патриком.
– Я знаю, что не хочешь, но любовь сама по себе уже власть. Она дает силу созидать или разрушать. Ты победишь в тот день, когда Патрик скажет, что любит тебя.
– Это не война, Рейф.
– Нет, война. Твоя война с прошлым – за Патрика.
– И что же мне делать?
С ресницы упала слезинка, и Рейф смахнул ее.
– Просто будь собой, следуй своим желаниям.
– Я не хочу причинить ему боль.
– Любви не бывает без боли, Джордана. – Он взял ее за руку и помог подняться. – Я отнял у тебя слишком много времени. Мне пора.
Джордана, набравшись храбрости, спросила:
– Когда прилетает самолет Патрика?
– Пока не знаю. Нужно будет связаться с ним.
– Мне хотелось бы встретить его. В Атланте у меня есть дом, которым я редко пользуюсь, и если ты мне дашь время сложить сумку…
– У нас есть время до завтрашнего вечера, Джордана.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Патрик размеренным шагом ступил в зал аэропорта. Пассажиры пробегали мимо него, суетливый людской поток торопился к другим местам, другим заботам. За годы, прошедшие с его последнего полета коммерческим рейсом, он успел позабыть, что ночные пассажиры – народ особого сорта: чиновники, изнуренные долгим днем, новички, напуганные черным, ожидающим их небом.
Некоторые переговаривались шепотом. Некоторые дремали в креслах, накинув пиджаки и свитера – вентиляторы навевали прохладу. Над их головами неумолимые лампы светили в полную мощь, растворяя все душевные нюансы и тайны, оставляя одну грубую видимость.
Раздосадованный собственной усталостью, собственными тревогами, он поражался, почему оказался здесь, а не в аэропорту своей компании.
– Или в Лондоне, – прорычал он, – где мне следовало бы сейчас находиться.
Дернув ноющим от боли плечом, он обвел взглядом встречающих в поисках шофера, которого должен был прислать Рейф. Глаза его поймали быстрый взгляд красивой женщины. Она не скрывала своего интереса к рыжеволосому гиганту, чей темперамент легко угадывался под мрачной внешностью. Взгляд Патрика безразлично скользнул мимо, отвергая предложенный аванс.
Его сердце изнывало от тоски по солнечному свету и чистоте.
Пока он прочесывал зал в поисках шофера, его злость все разгоралась. Столько дней он, как раненый зверь, провел в яростной агонии! Ему не добавило хорошего настроения известие, что в самолете его компании забарахлил мотор. Он чуть было даже не нанял другой самолет. Остановила его только необходимость доказать себе самому, если не Джордане, что у него осталась хотя бы жалкая капля самообладания. Ну, и что он доказал, когда взял билет на первый же пассажирский рейс и провел столько часов, скрючившись на сиденье, не рассчитанном на его огромный рост?
Со сдавленным ревом нетерпения Патрик развернулся кругом в поисках ближайшего телефонного автомата – и тут увидел ее. Он остановился как вкопанный и даже не заметил, что господин, на полшага отстававший от него, толкнул его в спину.
– Эй, мистер! Поторапливайтесь! Или вы возомнили себя… – Отметив размеры объекта своего негодования и ощутив арктический холод невидящих глаз, нервный господин проглотил остаток тирады. – Мм… прошу прощения, – буркнул он и ретировался.
Взгляд Патрика вернулся к Джордане, как будто коротышки и не существовало. Ему казалось, что он видит ее в первый раз. Он не был готов к этой золотистой прелести, к обаянию нежности, которых не смогли исказить даже безжалостные прожектора. Он не был готов к жадному, почти адскому спазму внизу живота. К злости и горькой зависти, скрутившим его, когда Рейф наклонился к ней и, что-то прошептав на ухо, прикоснулся кончиками пальцев к ее щеке.
Не сводя с них прищуренных глаз, он следил, как она улыбнулась в ответ и кивнула, рассыпав по плечам золото волос. Ее смех прозвенел серебряным колокольчиком, и Рейф обнял ее, привлек к себе и поцеловал волосы на макушке. В этот миг, уже направляясь к ним, Патрик почти забыл, что Рейф Куртни двадцать пять лет был его другом.
Он остановился в шаге от них, с болезненной остротой ощущая ее присутствие. Его взгляд, обращенный к единственному человеку на земле, которого он называл своим другом, источал ледяной холод.
– Рейф. – Кивок резкий, приветствие сквозь зубы.
Как будто в ожидании этой реплики, его мир покачнулся, а потом снова встал на ноги. Рейф уже удалялся с плутовской улыбкой на устах, полной озорной радости, а Джордана, вся засветившись счастьем, тянулась ему навстречу. Он инстинктивно выбросил вперед руки, чтобы схватить ее, поддержать в этом порывистом, бездумном движении к нему. Замерев посреди прохода, где поток людей разбивался об него надвое, словно ручей о каменную глыбу, он думал лишь о Джордане.
– Патрик! – Ее пальцы вцепились в его руку. Он был встревожен; она уловила это в одном-единственном слове. – Твой самолет опоздал, мы так волновались. С тобой все в порядке?
– Теперь – да. – Он тосковал по ее облику. Тосковал с того самого момента, когда бросил ее, убежал с жалящими словами на губах и болью в сердце. Теперь их не разделял океан, и, останься он на этом месте навечно, ему не наскучило бы смотреть на нее.
– Правда? – мягко переспросила Джордана. Боль осталась; она слышала ее в глубоком тембре его голоса, в его раскатистом шотландском акценте. Боль от схваток с самим собой, от предательства, от воспоминаний в истерзанном сердце мальчика-мужчины. Воспоминания и боль – они дремали в его душе, пока одним ярким солнечным днем она не вошла в его жизнь.
Она разбудила их, заставила вспомнить мать, которую он ненавидел, и отца, которого он любил. Дразня его своей безрассудной гордостью и задетым тщеславием, привязала его к себе, хотя честь, не тронутая ни предательством, ни страданиями, убеждала его уйти.
Приподняв его руку к лицу, она потерлась губами о ладонь, жалея, что не в ее силах ослабить боль, которую матери умеют смахивать одним поцелуем. Страдания ребенка вплетались в страдания мужчины, дерзкого и неотразимого, давно выросшего из материнских ласк.
– Джордана. – Он прошептал имя девушки, выдернув руку из ее руки и приподнимая пальцем голову за подбородок. Ее улыбка растаяла, губы задрожали, и золотистые ресницы плотной завесой опустились на блестящие от слез глаза. Патрик стиснул зубы, заглушая рвущийся из горла стон. Ему знакомы были злые или капризные женские слезы, но никто и никогда не плакал просто потому, что он существует. Ему хотелось подхватить ее, осушить поцелуями каждую драгоценную слезинку, закрыть ее своим телом, спрятать от любой беды.
Желание было настолько мощным, что он рванулся к ней, но тут же взял себя в руки. Поцелуями не остановить этих слез; и кто тогда спасет ее от него самого?
Спешащий мимо прохожий толкнул Патрика локтем и пробормотал нечто нелестное насчет его выбора места для рандеву. Патрик гневно обернулся, заслоняя собой Джордану, и лишь тогда вспомнил, где находится.
– Рейф!
– Он уехал.
– Уехал? – Он обратил взгляд на стену, прислонившись к которой совсем недавно стоял Рейф в небрежной, грациозной позе, свойственной только ему. Зеленые глаза не сверкнули ему навстречу улыбкой. Темная бровь не изогнулась в дружеской насмешке. Креола и след простыл. – Какого черта!
– Он и не собирался оставаться.
– Не собирался… А как же ты? Кто же нас довезет?…
Она достала из кармана слаксов ключи.
– Он велел передать вот это тебе, а сам взял такси.
– Вот так просто? Бросил тебя на произвол судьбы?
– Не бросил, а оставил меня там, где я хотела быть.
Увидев ее рядом с Рейфом, он не задумался, почему она оказалась в такой час за тысячи миль от дома, с человеком, которого еще вчера не знала. Ему и в голову не пришло, что она оказалась здесь с одной-единственной целью – встретить его самолет. Он был слишком занят своими дурацкими мыслями и ревностью, чтобы задуматься об этом.