Страница 3 из 11
Меж этих лап и вонзил охотник своё оружие. Длинный холодный металл с ощутимым хрустом вошёл в плоть, и раздался вой такой ужасающе-демонической силы, что весь лес с его птахами, шумом ветра, бегом низких редких облаков, волнами тумана, казалось, застыл навеки. Началась схватка, в которой уже не могло быть ни пленных, ни ничьей. Только гибель одного и торжество другого!
Иван успел воткнуть другой, заострённый, конец рогатины в мягкую землю. Зверь подался вперед, сам насаживаясь на железо и беснуясь еще больше. Наконец специально откованный упор ткнулся в лохматую грудь. Но это был ещё далеко не конец!
Медведь бешено метался на гигантском вертеле, стремясь любой ценой достать лапой до головы противника. Случись такое, и металлическая сетка не спасла б человека. А у Ивана на голове была лишь овчинная шапка, сползающая на мокрый лоб. Толчки были настолько сильны и непрерывны, что человек ни на миг не мог ослабить обе руки. А ведь ему нужно было выхватить из-за пояса секиру, чтобы нанести победный удар! Время летело, силы таяли. О, брат, где же ты, где? Помоги же мне, Боже праведный!!!
Молитва ли долетела до небес, остриё ли рогатины достало-таки до сердца зверя?.. Но медведь на несколько мгновений вдруг ослабил свой натиск. Этого оказалось достаточно. Иван рывком вытянул длинную рукоять, сделал быстрые полшага назад и изо всех сил рубанул, целя в левое ухо медведя.
Удар был страшен, секира по самый обух вошла в череп. Рёв мгновенно прекратился, и туша, ломая мелкие кустики, тяжело ухнула на тёмную землю. Медвежье сердце ещё гнало по венам кровь, еще дергались задние лапы, но это уже был танец смерти. Возможно, именно в этот миг душа покидает столь полюбившееся ей пристанище, чтобы потом в вышине восплакать над несвоевременной кончиной. У зверя, у птицы, у человека! У любой Божьей твари…
Ноги Ивана подогнулись сами собой. Он обессиленно присел, нечаянно раскровянив запястье о какой-то обломок куста. Это был его первый медведь, тем более добытый в одиночку, и неодолимая, невесть откуда пришедшая дрожь сотрясала молодое тело. Губы неслышно шептали:
– Сучий хвост! Получил, да, получил? А ты не лезь, куда не звали! Жри то, что лес даёт! Уф-ф-ф!..
Он потёр ладонью лоб, потом измученно улыбнулся, встал. Вытащил рогатину, на ощупь определил глубину удара. Уже спокойнее осмотрел тушу.
До рассвета оставалось ещё долго. Идти по тёмному лесу было бессмысленно: любой знаток чащи мог напороться лицом на сук, подвернуть ногу, оступившись на гнилой коряжине. Да и дни все еще стояли жаркие. Не разделаешь до полудня – трупный яд поползёт из потрохов в мясо. Охотник не спеша набрал груду валежника. Нарвал сухой травы, вздул костёр, вынул острый засапожник. Разделка для него больших проблем не составила…
…Когда Иван переступил порог дома, мать уже выгнала пастись корову, а отец за столом хлебал скисшееся молоко. Увидев сына с кровью на щеке и лбу, отложил деревянную ложку в сторону:
– Ну?..
– Готов. Осталось разрубить и вывезти. Андрей где?
Даже в полумраке жилища было видно, как вытянулось лицо изумленного Фёдора.
– Как где? Он же с тобой вместе ушел!
Не ответив, Иван подошёл к глиняной корчаге с молоком и жадно ополовинил её. Отец первым не выдержал затянувшейся паузы:
– Где брат, Ванька?!
– С Протасьевой дочкой, со старшей, вчерась ещё к Тьме подался. Обещал наскоро обернуться, дак не пришел что-то.
– Ты что, один хозяина завалил?..
Иван вместо ответа лишь развёл руками.
Фёдор засопел, словно кузнечный мех. Потом сорвался с лавки и, едва не проверив лбом на прочность низкую притолоку, стремглав выскочил на улицу. Вышедший вслед сын увидел, что отец направился к Протасию.
Был он в чужой избе недолго. Вернулся с искажённым от ярости лицом и вывел из конюшни единственного жеребца, явно намереваясь залезть на него без седла и куда-то скакать. Иван шагнул навстречу.
– Не вернулась Любашка?
– Нет. Протасий сам в недоумении. Где они кувыркаются, ведаешь?
– На наших покосах. Батя, дай я проскочу. Не ровен час с одной рукой не совладаешь и свалишься. Я приведу их обоих, обещаю. Хочу, чтоб ты знал и не бил его, дурака… По глупости всё это, батя! Любят они друг друга. Говорил он мне, что собирался просить тебя сватов к Протасию засылать.
– Сватов?! Будут ему сваты! Кнутом через спину будут, до тех пор, пока кнутовище не обломаю! Брата на охоте бросил, отца позорит! Будет ему, сукину коту, такая свадьба, что надолго женихаться не захочет!
Но узду Ивану отец всё же передал. Схватил принесённую с охоты окровавленную секиру и невесть ради чего принялся сокрушать заготовленные для зимней топки чурбаны. Бешеный характер требовал выхода душившим горло страстям.
Ванька не стал раздумывать долго. Легко вбросив тело на спину Серко, он толкнул коня пятками и с места послал его в галоп. Очень скоро дробный перестук копыт перестал доноситься до слуха Фёдора.
На заливную луговину Тьмы он выбрался через двадцать минут. Недельной давности стерня позволяла просматривать её на большое расстояние. Но везде видны были лишь копны свежепахнущего сена да островки ивняка и ольхи вокруг стариц и округлых болотинок. Ни Андрея, ни Любани, ни какой-либо иной души…
Достигнув первой копны, Иван зычно крикнул. Ответом был лишь писк куличков да плач большого коршуна, накручивавшего над полем неспешные круги. Он позвал брата ещё раз, потом ещё. В сердце начала закрадываться тревога. Иван подтолкнул Серко пятками, и тот послушно перешёл на рысь, тряско неся свою нетяжёлую ношу.
Всадник проехал с сотню саженей, когда у одной из копен заметил что-то белое. Повернул коня… и через мгновение с ужасом увидел лежавшего неподвижно человека, в котором и на большем расстоянии признал бы своего брата.
Андрей полулежал, словно откинувшись в устали на слегка потревоженную копешку. Голова безжизненно запрокинута назад и в сторону, глаза остекленело смотрели за реку. Из уголка рта, уже давно замерев в печальном беге и потемнев, багровела полоска крови, изрядно замочившая и льняную рубаху, и землю. А над воротом, страшный в своей алой красоте, цвёл искусственный цвет из подкрашенных охрой перьев…
Из лука ударили в упор, стрела вошла в горло сверху вниз. Била опытная рука, умевшая тянуть тетиву: длинное жало вылезло под лопаткой. Стрелок не оставил жертве ни малейшего шанса…
Все эти подробности Иван рассмотрел, соскочив с седла и попытавшись перевернуть уже одеревеневшее тело. Он понял, что убили ещё накануне вечером, когда брат нетерпеливо искал встречи с любимой. Но тогда где же она? Почему не вернулась в деревню и не известила горьким плачем о страшносодеянном?
Ведя опасливо косящегося на мертвяка Серко в поводу, Иван медленно пошел от копны. И почти тотчас наткнулся на следы подков. Вот конь подскакал коротким скоком, вот танцевал почти на месте. А вот понёсся на махах в сторону недалёкого леса. Почему туда? Подъехал-то убийца явно от реки!
Охотник читал следы, словно дьяк грамотку. Конь недолго шёл галопом, потом вновь танцевал на месте. А потом короткой рысью понёс хозяина к Тьме. Отчего такой странный зигзаг?
Цепкий взгляд Ивана ухватил в короткой стерне какой-то шнурочек. А когда потянул за него, неожиданная серебряная капелька сверкнула и вновь погасла. Он нагнулся, поднял маленький нательный крестик. Еще раз глянул на разорванный кожаный шнурок в своей руке. И только теперь понял всё!!
Он хорошо знал этот крестик. Любаня надевала свое единственное дорогое украшение лишь по праздникам, в будни меняя на более привычный можжевеловый. Чтоб не жаль было, если заденешь за что-то в тяжелой работе, и чтоб дарил телу неуловимо-прекрасный аромат дерева, на котором, по преданиям, был распят сам Спаситель. А раз крошечный кусочек серебра сорвался с шеи хозяйки, то выходило, что она никак не могла вернуться в родную избу. Ибо в лучшем случае сидела сейчас полонянкой в чьём-то темном и пыльном сарае!
Незнакомец убил Андрея. Потом погнался за молодой женщиной, догнал, нагнулся, ухватил под крепкие груди, втянул на скакуна, перекинул через седло. И увёз себе на забаву, за считаные мгновения разом сломав две человеческие судьбы…