Де Голль

6 июня де Голль решает выразить свое негодование по поводу Мадагаскара Черчиллю. Он передает ему следующее: «Если бы на Мадагаскаре, в Сирии или в других местах Франции вследствие действий ее союзников пришлось бы потерять что-либо из того, что ей принадлежит, наше прямое сотрудничество с Великобританией, а также, возможно, и с Соединенными Штатами лишилось бы всякого оправдания. Мы оказались бы вынужденными покончить с таким положением дел. И это привело бы к тому, что мы сосредоточили бы все свои силы на освобожденных (ныне или в будущем) территориях, с тем чтобы продолжать борьбу всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами, но в одиночестве и в своих собственных интересах» {202} . 11 июня министр иностранных дел Великобритании Антони Иден при личной встрече заверил генерала в том, что Англия не собирается захватывать французские территории.

Страсти понемногу улеглись, и де Голль начал готовиться к празднованию второй годовщины своего знаменитого призыва. 18 июня 1942 года генерал произнес в Лондоне перед «свободными французами» длинную, полную патетики речь.

«Шамфор говорил: "Благоразумные существовали. Страстные жили", — напомнил де Голль собравшимся и продолжил: — Вот уже два года Франция, преданная Бордо, тем не менее продолжает войну благодаря оружию, территориям и духу Сражающейся Франции. В течение этих двух лет сколько же мы пережили, будучи людьми сильных страстей. Но мы и просуществовали, так как мы одновременно и благоразумны… Объединенные, чтобы сражаться, мы дойдем до нашей конечной цели, до национального освобождения. И тогда мы просто скажем Франции словами Пеги: "Матушка-родина, примите ваших сыновей, которые так доблестно за вас сражались"» {203} .

Словно услышав эти слова, американцы, наконец, сделали первый серьезный шаг навстречу Свободной Франции. 9 июля 1942 года США опубликовали меморандум, в котором говорилось: «Правительство Соединенных Штатов признает вклад генерала де Голля и усилия Французского национального комитета в дело поддержания духа французских традиций и институтов. Оно считает, что осуществлению целей, необходимых для эффективного ведения войны…будет наилучшим образом способствовать оказание Французскому национальному комитету, являющемуся символом Французского Сопротивления державам оси, всяческой военной помощи и поддержки» {204} .

Сражающаяся Франция

В канун праздника 14 июля 1942 года де Голль принимает решение переименовать возглавляемую им Свободную Францию в Сражающуюся Францию. Он объявляет, что тем самым включает в свою организацию все силы, борющиеся против общего врага, то есть все группировки движения Сопротивления. В речи по Би-би-си генерал призывает французов не оккупированной зоны отметить главный национальный праздник: «Пусть завтра каждый дом будет украшен трехцветным национальным знаменем. Французы и француженки, соберитесь в каждом городе и каждой деревне в одном месте и спойте "Марсельезу" в полный голос, на едином дыхании, со слезами на глазах» {205} . И действительно, многие жители Франции услышали призыв из Лондона и исполнили пожелание де Голля.

28 июля генерал в подтверждение своей идеи о расширении созданной им организации ввел в состав Французского национального комитета приехавшего из Франции социалиста Андре Филипа. Он был назначен комиссаром внутренних дел.

Заседания комитета проходили в Лондоне на Карлтон-Гарденс-4. Вот как описал их Жак Сустель. «Де Голль всегда стремился, чтобы заседания комитета хотя бы более или менее походили на заседания Совета министров. Но атмосфера, которая на них царила, не напоминала, как там, похоронную. Де Голль председательствовал. Он сидел в комнате, отделанной деревом, под большими настенными часами. На столе перед ним были рассыпаны сигареты, которые он закуривал одну за другой. Обсуждения проходили очень оживленно. Каждый присутствовавший энергично отстаивал свою точку зрения, и сам председатель не пренебрегал участием в дискуссиях. По возвращении в свой кабинет он терпеливо рассматривал тысячи просьб и жалоб, поступавших на его имя от свободных французов (среди них бывали даже жалобы жен, огорченных ветреным поведением своих мужей). Затем он вместе со своими сотрудниками и посетителями обсуждал военное и политическое положение» {206} .

Табак был настоящей страстью де Голля. Он выкуривал сорок сигарет за день да плюс к этому две сигары. Генерал также имел всегда при себе фляжку с легким, сладким, почти безалкогольным шампанским. Время от времени он отхлебывал из нее маленький глоточек {207} .

С начала августа по конец сентября 1942 года де Голль совершает большое путешествие по территориям «сражающихся французов» в Африке и на Ближнем Востоке. 5 августа он отправляется в Каир. Генерал прибыл в египетскую столицу почти одновременно с Черчиллем, который следовал через Тегеран в Москву на встречу со Сталиным.

Глава Сражающейся Франции тоже хотел побывать в Москве. 8 августа в Лондоне профессор Дежан явился от его имени к Богомолову и заявил: «Если советское правительство хочет пригласить де Голля в Москву для личного свидания, то он будет очень рад принять такое приглашение, использовав свое пребывание на Ближнем Востоке как удобный случай для визита в СССР» {208} . В тот же день Роже Гарро в Москве повидался с заместителем наркома иностранных дел Владимиром Георгиевичем Деканозовым и сказал: «Де Голль находится в Каире. Он был бы готов, если советское правительство сочтет это желательным, прибыть в Москву на 2–3 дня» {209} . Однако приглашения приехать в столицу СССР де Голль не получил. На это Гарро пожаловался секретарю Коминтерна Андре Марти. «Как жаль, — подчеркнул он в разговоре, — что на просьбу де Голля пригласить его сюда ему не дали никакого ответа. Это единственный случай в моей тридцатилетней карьере, что с 8 августа я не получил никакого ответа, после того как встречался с Деканозовым. Я понимаю, когда мне объясняют, что обстановка неудачная. Но что сейчас думает генерал, не получая от меня никакого ответа по его запросу?» {210}

Действительно, Сталину было не до де Голля. Немцы вышли к Сталинграду. А Великобритания из-за большой опасности на северных морях на время отказалась от отправки конвоев с военными грузами в Архангельск. Вопрос об открытии второго фронта тоже откладывался. Обо всем этом Сталин и беседовал с Черчиллем в Москве 12 августа. А де Голль пока смог добиться от СССР только разрешения на создание французской эскадрильи «Нормандия» для ее последующей отправки на Восточный фронт.

Объехав свои африканские владения, 25 сентября 1942 года де Голль вернулся в Лондон. Он не был доволен положением Сражающейся Франции. Камнем преткновения между ним и союзниками оставалась ситуация с Ливаном, Сирией и Мадагаскаром. Генерал упорно добивался, чтобы Великобритания и Соединенные Штаты признали его власть над этими территориями. Но Черчилль и Рузвельт не торопились это сделать и вообще считали претензии де Голля необоснованными.

30 сентября глава Сражающейся Франции в очередной раз при личной встрече пытался потребовать от премьер-министра Англии признания за собой приоритетных прав на Сирию, Ливан и Мадагаскар. Однако Черчилль не уступал. Де Голль пришел в ярость и заявил, что он положит конец их сотрудничеству. Тогда британский премьер закричал: