Сети

Труп Морган увидел сразу же – остатки кожаной одежды чернели на фоне зелени и кроваво-красных ягод; расклеванный, а кое-где разодранный до кости голодными пастями… волков, не претов. Несколько человек вслед за Морганом соскочили с лошадей. Парень, точнее, то, что от него осталось, лежал навзничь, широко раскинув руки. Кисти отсутствовали. Лоб и глазницы пробиты, рот разрезан до ушей. Вид трупов редко вызывал у Моргана эмоции. На этот раз равнодушен он не был. И, судя по зависшей над поляной оцепенелой тишине, не он один. Тишина, впрочем, длилась недолго. Ее прервало выразительное пояснение, что парня оттрахали в рот, после чего голос Имандры невинно осведомился:

– Это преты?

– Люди, – хрипло рявкнул Морган, подтвердив свои слова плевком. Такое способен сотворить с человеком только человек. А с Суром – дикарь. Карманы, естественно, выпотрошены и вывернуты наизнанку, пояс с ножнами срезан. Подонок даже не потрудился выбросить в реку орудия убийства – топор и железный лом с заостренным концом. Ограбление и убийство напоказ, демонстрация ненависти к колдунам. Другого объяснения бессмысленной жестокости Морган не находил. Он развернулся к сестре, ухватил ее за шиворот и подтолкнул к трупу. – Давай, следопыт, поработай!

– Мор. – Пальцы Каулы предупреждающе сжали его локоть. – Это ее первый рейд, – напомнила она вполголоса.

– Алсур! О Боги, нет! – Оба одновременно повернули головы на вопль Тойвы. Бо, к счастью оказавшийся поблизости, не позволил потерявшей сознание девушке выпасть из седла.

– Убери ее отсюда! – крикнул Морган. «И остальные тоже… Нечего смотрины устраивать».

Повинуясь его безмолвному приказу, вместе с Бо и Тойвой с поляны быстро и бесшумно ретировались все, кто не обладает даром восприятия отпечатков. Морган опустился на корточки перед трупом, рядом с сестрой, коснулся восковой руки. Смерть наступила недавно, день-полтора назад. Он прихватил горсть земли и, прикрыв глаза, стянул внимание на сырые комья в кулаке. Тотчас заныли виски. Отпечатки Морган улавливал неважно – в отличие от Имандры, у которой с детства проявилась противоположная способность: рассредоточить внимание больше чем на треть мили она не может, зато умеет проникать глубоко внутрь предмета. Морган надеялся, что, когда наконец его подзатыльники выбьют дурь из ее мозгов, сестра станет блестящим следопытом.

– Дикарь, – с уверенностью сообщила Имандра. – Дождь немного подпортил, но я довольно четко его вижу. Ублюдок! О Боги… Он был жив… Руэлл! – Она затрясла руку Моргана. – Он был в сознании! Он не сопротивлялся! Он умер, когда ему пробили голову! Когда делали остальное, он был жив. Он не защищался! Почему?

– Хватит верещать. – Морган освободился от ее хватки. – Давай по порядку.

– Животное, – негромко выдохнула за спиной Ринока.

– Средних лет. Невысокий. Ниже Алсура. Довольно упитанный, с животиком. Волосы редкие, блекло-рыжие, с сединой. Бороды, усов нет. Круглое лицо, широко расставленные глаза. На лбу, над левой бровью царапина. Тонкая, но заметная и длинная, до виска. Нос… вдавленный. Кто-то от души звезданул ему в харю!

– Угу, – подтвердил Анаил и добавил: – Короткая темно-красная куртка из плотной ткани. На левом рукаве, на локте большая черная заплата. Скверны в Манне нет.

Не околдован. Но одержим…Местью? Будто Алсур собственноручно вырезал всю его родню до седьмого колена. Внешность убийцы Морган воспринимал размыто, однако эмоциональные отзвуки ужасной трагедии просачивались в него как вода в песок. Страх? Нет. Отголосков страха нет. Алсур не боялся своего убийцы. Не боялся, не сопротивлялся… Однако земля вокруг агонизирует – болью и криком о помощи. Безмолвным криком. Из его горла не вырвалось ни звука! А ведь он не был связан: следов веревок на теле нет. Бесплодные попытки проникнуть за завесу этой, второй за сутки, тайны прервала столь же бесплодная громкоголосая дискуссия Имандры с Анаилом: мог ли вялый, одутловатый дикарь в одиночку справиться с хорошо тренированным, вооруженным до зубов воином. Морган оглянулся.

– Рин?

Ринока безнадежно пожала плечами:

– Убийца один, и он не раб Асура. Борьбы не было. Алсур не защищался.

– Странно, – мрачно загудел Гуан. – Слишком уж быстро все произошло. Ни ссоры, ни драки. Он просто подошел к нему, повалил и начал истязать. И бедняга покорно сносил мучения, пока не умер. Чушь какая-то.

Морган с усталым вздохом разогнул колени, отряхнул ладони. Растирая пульсирующие горячей болью виски, окинул взглядом деревья: нет ли поблизости тополя – соприкосновение с его аурой вытянуло бы из Манны эхо боли Алсура. Вокруг росли ели, чуть дальше просматривались березы, осины и фигуры всадников. На противоположном краю поляны, за вывороченной с корнем сосной, уткнувшись в гриву лошади, рыдала Тойва. Возле нее стояли Бо и Анда. Анда гладила девушку по спине. Морган направился в их сторону, за ним неслышной тенью заскользила Каула. Возможно, Алсур крутил какие-то дела с дикарями, кому-то не угодил, и Тойве что-нибудь известно. Не дойдя нескольких шагов, остановился.

«Нет, не сейчас. Ей не до расспросов».

К нему подъехал Эйж.

– Мор, мы просмотрели окрестности. Он удрал на лошади Алсура. Следы подков хорошо видны. Идут на юго-запад, в сторону деревни. До деревни, если верить картам, около пяти миль. – Он с силой хватил мощной ладонью по стволу дерева. – Он наш!

– Я могу взять кого-нибудь из ребят и съездить за гвардейцами, – предложила Каула.

– Нет нужды, – сухо отозвался Морган.

Правосудие было раздельным. Суры судили Суров, дикари – дикарей. И то, как дикари судят своих за преступления против колдунов, Морган знал не понаслышке. Преступника, в сопровождении гвардейцев, которых еще надо где-то найти, приводят к местному священнику, он с показным участием выслушивает, обещает принять меры, а когда отряд уезжает, отпускает подонка. Довольно! Сегодня возмездие свершится по справедливости.

Эйж присвистнул.

– Какие гвардейцы, Кау? Сейчас мы проведем подготовительную часть погребального обряда и двинем по баранчикам. Так, Мор? – Перспектива заставить зарвавшихся дикарей платить по счетам изрядно подогрела Эйжу кровь, несмотря на далеко не юношеский возраст; конь под ним с нетерпением пританцовывал на месте.

– Да, начинайте. Я ненадолго.

Эйж и Каула кивнули: Эйж – понимающе, Каула – с беспокойством. Морган спустился по склону бегом, опасаясь, как бы ей не ударило в голову его утешать. Меньше всего он сейчас нуждался в чьем-либо обществе.

Тополей он не нашел. Заглушил боль, пропинав пару сотен ярдов большой камень, и вернулся, когда пламя вовсю пожирало изуродованное тело, выжигая из пропитанной кровью земли отголоски трагедии. Вместо висков теперь болели пальцы ног. Морган присоединился к хору голосов, монотонно тянущих длинную Мантру Последнего Очищения – годам к тридцати она невольно выучивалась наизусть. Совсем скоро зелено-голубой огонь, разожженный при помощи жидкой смолы, которую мастера наделяют свойством воспламеняться от намерения, превратит останки в пепел. Тойва, самый близкий Алсуру человек из присутствующих здесь, руками соберет прах и передаст семье. Трое суток над прахом будут читать молитвы, потом его соединят с белой глиной и захоронят в горах.

Взгляд зацепило непривычно серьезное лицо сестры – затененное свисающими ветвями елей, оно казалось повзрослевшим лет на десять. Столкнулась с жестокостью дикарей в самом начале боевой службы. Как он в свое время. Не является ли это дурным предзнаменованием и не ждет ли и ее такая же паскудная судьба? Была и хорошая новость: соприкосновение с отзвуками чужой боли не доставляет Имандре физических страданий – превосходное качество для следопыта.

Следы действительно вели прямиком к деревне; не петляли и не кружили по лесу, стараясь запутать преследователей. Убийца не останавливался, не спешивался, а на утопающую в грязи дорогу, где следы его лошади смешались со следами других лошадей и тележных колес, выехал, когда лес сменили фермерские поля. Беспросветная тупость или наглая провокация? Если это ловушка, что в таком случае ждет их в деревне – толпа забулдыг с топорами и дубинками? Морган нервно рассмеялся. Самая серьезная проблема, с которой он столкнется в ближайший час, – не дать своим подопечным растерзать убийцу прежде, чем тот объяснит свою изысканную жестокость. Отряд напоминает тлеющий торфяник, а молодежь не упустит случая посоревноваться в стрельбе из лука и метании кинжалов.