Сети

Она не жалела о побеге даже теперь, когда Иштван неделями пропадал невесть где, появляясь ненадолго, как солнце, которое в это время года – условно оно считалось зимой – жаловало царству вечных снегов лишь горстку светлых часов. С детства привыкшая к работе, Марго умела находить себе занятие. Когда надоедало готовить снадобья и исследовать малопонятные, но крайне занимательные записи Иштвана, которыми было испещрено несколько кип бумаги, Марго брала лопату и шла расчищать снег вокруг дома. Физический труд и морозный воздух разгоняли тоску не хуже вина.

Ежедневный утренний ритуал – обливание ледяной водой на снегу – и горячий чай с творожной запеканкой подняли настроение. Иштван вернется. Он всегда возвращается. И он всегда так добр и заботлив. Натопил с утра печку, запеканку приготовил, «заказал солнышко».

Марго сбегала наверх за спиралькой, надела длинный кожаный плащ на меху и теплые сапоги. Опасаться, кроме ветра, здесь некого, поэтому снаружи дверь запирали по-простецки – просунутой в ручку деревянной плашкой. От двери в сияющий океан снега и льда уходила едва заметная цепочка следов Иштвана. Прихваченный морозом снег сахарно хрустел под подошвами, идти было легко.

Удалившись на сотню ярдов, Марго приостановилась проверить, надежно ли застегнут замочек на ожерелье. Есть еще одна, гораздо более реальная, чем нараки, опасность, от которой оно служит оберегом, – потерять дорогу домой. Заблудиться здесь легко даже днем: стоит ветру вздохнуть поглубже, и за считаные минуты наползают плотные светло-серые облака, равнина погружается в молоко бурана, который может бушевать не одни сутки. К счастью, Марго никогда не доводилось попадать в буран.

Марго бросила через плечо короткий взгляд. С трех сторон их жилище, которое Иштван в шутку окрестил замком, – обросшее льдом каменное строение действительно его напоминает – прикрывает цепь ледяных завалов. Отсюда его уже от них не отличить. Она бодро двинулась вперед, стараясь ступать след в след, – так велит Иштван – и не останавливалась, пока не оборвались следы. Ни она, ни Иштван никогда не ходили дальше этого места. Марго достала из кармана спиральку, сняла варежку. Вытянув руку со спиралькой вперед, начала медленно поворачиваться вокруг себя. В какой-то момент спиралька ожила – неслышно зажужжала, завибрировала, словно зажатая в кулаке муха. Марго зажмурилась, глубоко вдохнула и прыгнула вперед.

Глава 5

В легкие ворвался солнечный морозный воздух. Дружеским шлепком по крупу отправив коня порезвиться, Морган побрел к обледеневшим развалинам древних построек. Переливаясь на солнце, они походили на хрустальные дворцы с множеством арочных окон, дверей и башенок. По ним можно лазить часами. Кроме «дворцов», не осталось ничего; все, что мало-мальски могло сойти за древние артефакты, давным-давно растащили.

Изначального названия мертвого материка легенды не сохранили, поэтому Суры называли его Ледяшкой. А дикари, не имеющие ни Дара, ни морских судов, едва ли вообще знали о его существовании. Жизнь прекратилась здесь после Большой Катастрофы, задолго до прихода Суров; лишь на окраинах, вдоль береговой линии, где есть пища, водятся чайки, пингвины, белые медведи и прочая морозостойкая живность. Ровно полгода здесь царит тьма – за три-четыре часа прокатившись вдоль горизонта, солнце покидает закованную в ледяной панцирь пустыню. Зато остальные полгода ночью светло как днем.

Когда-то Ледяшку пытались исследовать. Особо рьяные энтузиасты выбурили из-подо льда развалины каменных зданий и фрагменты металлических конструкций неизвестного назначения. Полнейшая бессмыслица. Информацию о прошлом останков давным-давно уничтожил холод. Что делать с находками, кроме как выставить у себя во дворе в качестве символа безбашенного геройства, никто не знал. Не продавать же дикарям: в их руках призраки прошлого оживут и натворят бед, как это случилось с предыдущей цивилизацией – те тоже выковыряли из вечных льдов какую-то пакость, которая потом, попав к обладателям вселенских амбиций и убогих мозгов, нарушила баланс природных стихий и спалила весь мир.

Впрочем, ледяной материк довольно скоро дал щелчок по любопытным носам. Врата сами собой схлопнулись, чего стационарному порталу делать совсем не положено, и отрезали путь домой трем десяткам человек… навсегда. Пленники пытались пробить временные, но не сумели. Когда врата снова открылись, всех их нашли мертвыми. Вот тут-то и выплыла ужасная тайна Ледяшки: прибегая к Дару, ты не восполняешь потраченную жизненную силу из окружающего пространства, как в обычных условиях, а теряешь ее безвозвратно, сгораешь как свеча. До сих пор неясно почему: возможно, катаклизм исказил силовые поля пространства. Мертвый материк словно стремится вернуться к жизни, вытягивая ее из других, и у него не получается: Манна застывает как вода на морозе.

Это произошло больше трехсот лет назад. Ледяшку объявили смертоносной зоной. Однако поток юных покорителей ледяных просторов не иссякал еще долго. Кое-кому везло, но гордыни Ледяшка не прощала. С самонадеянными храбрецами, осмелившимися бросить ей вызов, она поступала как с истинными героями – воздвигала им памятники изо льда. На памяти Моргана были трое подростков из соседнего поселка, заключившие, как потом выяснилось, пари на породистую лошадку, что они притащат с Ледяшки древний артефакт. Врата схлопнулись. В отчаянии ребята пытались согреться при помощи Дара. Они так и замерзли, прижавшись друг к другу.

Всякий раз отправляясь на Ледяшку, Морган закидывал мысль о злосчастных вратах на дальние задворки сознания. Разорвет его на куски какая-нибудь тварь или он пополнит коллекцию останков древности – какая разница. Все опасности Ледяшки меркнут перед единственной ее ценностью: она вымораживает душевную боль. Вот и сейчас…

Мороз пробирался сквозь тонкий плащ, легонько покалывал тело. Будто Ледяшка прощупывает очередного непрошеного гостя, пытаясь найти жизнь, которую можно украсть.

– Мы оба одинаково мертвы, ты же знаешь, – пробормотал Морган себе под нос, залезая во «дворец» через дыру в стене. Миновав несколько «комнат», он вскарабкался по ледяным завалам на «второй этаж». Здесь было теплее. Крыша местами обвалилась под тяжестью смерзшегося снега, из дыр лилась прозрачная синева. Пустая глазница высокого дверного проема, украшенная гирляндой сосулек, утыкалась в гигантский сугроб, над которым светился клочок неба.

Морган повернулся лицом к стене. Он смотрел, как кончик золотистой дымящейся струи выписывает узор на девственной белизне, когда со стороны проема раздался шорох. О ботинок ударился маленький ледяной комочек. Внутреннее зрение не видело никого, кроме Даймона в полусотне ярдов к северу, и Морган спокойно продолжил священнодействие. Из проема послышался шорох, потом шуршание, будто кто-то ползет по снегу.

«Очередной одержимый тайнами древности? Я не вижу его, потому что он с защитной сетью, а мой Дар ослаб от усталости. Сейчас придется вразумлять этого идиота, что до него здесь побывали тысячи таких же репоголовых…»

Застегивая на ходу штаны, Морган бросился к проему.

Вверх по склону сугроба, вжимаясь в стену, бочком передвигалась девочка лет четырнадцати. Миниатюрную фигурку охватывал длинный черный плащ, подогнанный по ней точь-в-точь. Из-под шляпки с полями не мигая смотрели огромные незабудковые глаза. Во рту торчала черная меховая варежка. Морган молча пялился на черный силуэт на фоне снежной белизны. Мысли падали, как капли воды в неподвижный пруд.

«Она не Сур».

«Но одежда изготовлена руками и Даром мастера, с защитой от дождя и холода».

«Человек без Манны – это мертвец».

«Или призрак».

«А скорее всего – галлюцинация».

Морган тряхнул головой, крепко зажмурился, потер глаза, поморгал. Двигаться малявка прекратила, но исчезать явно не собиралась.

«Ладно, – согласился Морган с причудами собственного ума. – Хочешь поиграть? Давай поиграем».