Сети

– Если бы ты, наконец, исполнил свой долг перед родом, – сурово продолжила мать из другого конца комнаты, – и вместо того, чтобы размахивать мечом ради стада баранов, добивался бы места в Совете старейшин, она бы последовала твоему примеру. Но тебе же на всех наплевать!

– Конечно, – не выдержал Морган. – Ведь я, в отличие от тебя, не горю желанием под прикрытием престижной должности ковыряться в чужом грязном белье.

– Кто будет за ней присматривать в отряде, этот сосунок Кернел?

– О Боги, я за ней присматриваю, – почти простонал Морган. – Ничего с ней не творится. Дни выдались напряженными, но она справилась. Привыкнет. Будь добра, пожалуйста, замолчи на десять минут. Дай уснуть! А потом бухти сколько влезет.

– Присматриваешь… – Ядовитая усмешка. – Где они сейчас – те, за кем ты присматривал? Ты таскаешь смерть за собой, но всякий раз опережаешь ее на полшага, и она бросается на тех, кто рядом с тобой. Пора бы остепениться!

Тело содрогнулось от адской боли, будто с раны сорвали корку. Морган зашипел сквозь зубы в бессильной ярости. Вскочил, бросился к двери. На пороге одумался, вернулся за спальником и напоследок хлопнул дверью так, что тазы и весла, прислоненные к стене, с грохотом рухнули на землю.

Бегом до конюшни. Полмили по поселку легкой рысью, подъем на небольшую горушку, кивок двум полусонным дозорным, отлеживающим на солнышке свою смену. Нет ничего тоскливее, чем восемь часов напролет, приклеив внутреннее внимание к вратам, следить, кто из них выныривает, чтобы в случае появления Асура, чего не бывало уже лет восемьдесят, выхватить дордже и уничтожить тварь, а в случае появления претов повернуть рычаг и опустить чугунную решетку, перекрывающую вход в пещеру. Раньше, пока кто-то не подсмотрел этот механизм у дикарей, вход заваливали заранее сложенными наверху булыжниками, которые потом приходилось растаскивать всем поселком. Несколько крутых, грубо вырубленных в камне ступенек спустили Моргана на небольшую ровную площадку. В сознании вспыхнули причудливые ледяные нагромождения в лучах солнца. Через секунду он зажмурился от резанувшей глаза белизны.

Глава 4

Медленно перебирая под подушкой крупные гладкие жемчужины, Марго шептала молитву святому Аммосу и наблюдала, как на синеве неба проступают длинные полосы облаков. Редкая ночь без бурана. Бураны кошмарно свирепы, залепляют стекла снегом так, что наутро солнца не разглядеть. А сегодня можно любоваться небом прямо из постели! Предрассветные минуты – короткое затишье, когда время и пространство исчезают; даже стук Ревущей Комнаты, загадочного, вечно запертого полуподвального помещения, затихает.

Марго выскользнула из-под одеяла. Со второго толчка оконная рама, мокро чавкнув, поддалась. Тело обволок студеный ветер. Марго поднялась на цыпочки и вытянула шею. Край неба зарумянился. Сейчас окоченевшая ледяная пустыня вспыхнет в бесчисленных кристалликах льда… Ухо уловило тихое поскрипывание половиц по деревянной лестнице. Внутри все вздрогнуло. Марго кинулась обратно в постель, вытянула из-под подушки жемчужное ожерелье, быстро обмотала вокруг шеи. За два с лишним года она так и не привыкла к тому, что Иштван двигается бесшумно и появляется неожиданно, будто из врат. Когда раздался шорох открываемой двери, она все еще возилась с замочком.

– Бр-р… Как можно спать в таком холоде? – Половицы проскрипели к окну.

– Я только что открыла. Было душно, – объяснилась Марго из-под одеяла. Проклятый крючок никак не хотел попадать в колечко.

Ее обволок знакомый запах разогретого мужского тела и овечьей шубки. Иштван присел на кровать.

– Отлучусь на пару деньков.

Пальцы безвольно соскользнули с жемчужин. Он вернулся вчера, поздно вечером; если бы Марго не спустилась вниз, он, возможно, и не зашел бы к ней. И опять… Пара деньков – это пара недель. Марго откинула с лица одеяло.

– Прямо сейчас?

Иштван улегся поперек ее бедер, опершись локтем в матрас под ее боком. Его пальцы нетерпеливо забарабанили по деревянному краешку кровати.

– Заказал тебе на сегодня солнышко. – Загадочно улыбаясь, он положил ей на грудь блестящую металлическую спиральку – замену себе, которую он оставляет, когда уходит надолго. – Дела, ты же знаешь. Они сильнее нас. – Прозрачно-серые глаза смотрели отрешенно, сквозь нее, они определенно видели что-то другое. Или кого-то… Иштван чмокнул ее в губы и поднялся. – До завтра бурана не будет. Травки я тебе оставил. Все как обычно.

Марго сглотнула слезы.

– Пожалуйста, возвращайся!

Он бросил ей улыбку, словно горсть медяков нищему, и испарился. Из окна донесся скрип снега, который вскоре поглотил неровный гул Ревущей Комнаты.

Марго убрала спиральку под подушку и победила наконец упрямый замочек. Не заметил.Слишком тяжелое, ожерелье создавало ощущение удушья. Подарок Иштвана, которым он отметил их близость спустя две недели, как привез ее сюда, и запретил снимать, утверждая, что это оберег от нараков. По словам Иштвана, этих невидимых птицеподобных тварей, пожирающих Манну, здесь тьма-тьмущая. Сам он носит под одеждой защитный пояс из какого-то гладкого черного камня. Марго не знала точно, существуют ли нараки, и в то же время боялась их, поэтому на ночь, когда Иштван не ложился с ней, и в его отсутствие, снимала ожерелье, а выходя на улицу, надевала.

Все как обычно.Комната утопала в солнечном свете, а ветер нес с ледяных полей аромат черемухи, возвращая Марго в тот весенний вечер, когда Иштван подарил ей целый мир и себя в придачу…

По пути от трапезной до храма Марго в кровь искусала губы. Можно солгать, что нездоровится, и запереться в келье святого Аммоса. Ей позволят: настоятельница, матушка Надия, всегда отправляет туда недужных. Но если слухи достигли ушей батюшки Адриана, ее поступок станет подтверждением. Бог видит все. Дежурство по храму – уборка, уход за утварью, продажа свечей – распределено по дням недели. Сегодня ее очередь – ее проклятие, наказание за неисповеданный грех. Солгав, она отяготит его: единственной причиной отказа от послушания служит физическая немощь, реальная, невыдуманная – это Марго крепко запомнила с детства.

Она чуть не упала, споткнувшись о порожек. Граница между двумя мирами. Очевидно, те, кто строил храм, специально прибили его в напоминание входящему: отрешись от житейской суеты и задумайся о вечном, нетленном сокровище, которое ты должен взращивать в своей душе. Стараясь ступать мягко, чтобы деревянные подошвы башмаков не нарушили сакральной тишины храма, Марго прошла в западное крыло, поднялась по узкой деревянной лесенке в каморку, где хранится хозяйственный инвентарь. Присев перед прислоненным к стене пыльным куском зеркала, перевязала платок, запихала под него непослушные кудри.

«Розанна, наверное, сейчас тоже вертится перед зеркалом. – В ней снова вспыхнули обида и ревность. – Счастливая… Сучка!»

Марго хмуро отвернулась от своего отражения и, вооружившись шваброй, ведром и тряпкой, побрела вниз. Перед глазами появилась серебристая пелена. Марго провела ладонью по горячим векам, чтобы смахнуть ее. Потом еще раз. А потом уселась на нижнюю ступеньку и позволила слезам капать. Они падали и падали, оставляя на каменном полу крохотные лужицы – нога машинально стирала их подолом платья.

Оранжевые мазки свечей в изножье раки с мощами святого Аммоса всколыхнулись: кто-то впустил сквозняк. Забыла запереть дверь! Марго поспешно промокнула лицо кончиками платка. Только бы не кто-нибудь из паломников! Батюшка Адриан постоянно талдычит, что чужих надо остерегаться: святое место не на всех действует усмиряюще. Он обожает рассказывать, как однажды некая женщина из Ниенца привезла одержимого бесами сына. Несчастный корчился в конвульсиях и прыгал по деревьям, как белка. Едва начали обряд изгнания, он натурально взбесился: священники втроем не могли с ним справиться, попытались связать, но хрупкий юноша разбросал их по комнате, словно беспомощных щенят. Пришлось бежать в деревню за подмогой. В кельях шептались про сделавшиеся фиолетовыми белки глаз несчастного, пену изо рта и искаженное нечеловеческой гримасой лицо, то смертельно бледневшее, то покрывающееся коричневыми пятнами. На памяти Марго подобных случаев не было, тем не менее страх пересиливал любопытство. Да она и сама не горела желанием общаться с приезжими. Вдруг они спросят или сделают что-то, не имеющее отношения к Церкви? Как тогда себя вести? Марго одернула помятое платье и отправилась выдворять гостя, надеясь, что его зрение и любопытство не настолько остры, чтобы разглядеть в храмовом полумраке следы слез на ее физиономии.