Жених для дочери

Послышалось шуршание юбок, в часовню вошли Альма и Клара, молча опустились на колени. По утрам отец не терпел лишних разговоров. Да и кому захочется перебрасываться фразами в половине седьмого утра? Уж точно не сестрам Меррисон, каждая из которых любила поспать до полудня.

Отец возвысил голос, читая молитву, и Тиана повторяла за ним, почти не задумываясь о смысле произносимых слов. Они были привычны, как рассветы; она твердила эти молитвы, сколько себя помнила. Смысл библейских фраз утрачивался, хотя Тиана знала их очень хорошо. Когда часто произносишь какие-то слова, они теряют значение, становятся малоценными. Может быть, со словами любви так не случается, но пока у Тианы не было возможности это проверить. Хотя ей хотелось бы. О, как бы ей хотелось!

Она зажмурилась и тут же открыла глаза, пытаясь прогнать сон. Если она задремлет и уткнется носом в спину тетушке Джоанне, ничего хорошего из этого не выйдет. Как минимум утренний скандал. Как максимум ее запрут и не позволят отправиться вместе со всеми на сегодняшний прием у графа де Грандидье, переехавшего недавно в Лондон из Парижа. Граф женился на очаровательной англичанке, единственной дочери барона Оддриджа, а так как молодая жена души не чаяла в туманном Альбионе, согласился сменить умеренный французский климат на неумеренный английский. Теперь супруги устраивали прием, на который было приглашено и семейство Меррисон в силу давнего знакомства сэра Абрахама с бароном Олдриджем. Пропускать прием Тиане не хотелось по множеству причин. А потому она украдкой ущипнула себя, чтобы не заснуть, и сосредоточилась на молитве.

Платье было любимого цвета Тианы — оливкового, и на этом все его преимущества заканчивались. Начинались недостатки. Слишком простое, никаких украшений. Форма юбки вышла из моды лет десять назад. Впрочем, сама юбка тоже не новая, досталась Тиане от Клары, которой стала мала. Если приглядеться, то видно, что подол обтрепался; сколько Мэри его ни штопала, все равно вещь не может служить вечно. Хорошо хоть ткань пока по швам не расходится от ветхости… Декольте более чем скромное, и это в эпоху, когда мода предлагает открывать побольше тела, чтобы окружающие могли убедиться в нежности и чистоте кожи.

— Все будут думать, что у меня грудь в прыщах, — пробурчала Тиана, проводя пальцами по краю декольте, не украшенному даже самым простеньким кружевом.

— Никто так не подумает, глядя на вас, мисс!

Мэри потуже затянула шнуровку на корсете.

— Подумают, и еще как! Будто бы я не знаю, что над нами в свете все смеются. — Тиана скорчила рожицу мутному зеркалу. — Сестры-богомолки! Разве ты не знаешь, как нас называют?

— Вы говорили мне, мисс.

— Я это слышала неоднократно. И от тех людей, которые при встрече улыбаются нам и отцу. Сколько же вокруг лицемерия!

Тиана оправила юбку, пытаясь придать ей хоть сколь-нибудь приличный вид. И на шее, конечно, никаких украшений, лишь крестик на цепочке, который прячется за лифом. Действительно, как монахиня былых времен.

— Ваш отец очень благочестивый человек, мисс.

— Излишне благочестивый, ты хочешь сказать.

— Некоторые говорят, что благочестия много не бывает.

— Я знаю, что вы тоже молитесь по утрам, во главе с экономкой. И что, тебе это нравится?

Мэри пожала плечами — было видно в зеркале.

— Я привыкла рано вставать. Такова наша доля, мисс.

— Конечно. Как я могла забыть.

— Не смейтесь надо мной, мисс Тиана. Ваш отец нам хотя бы платит.

— Это потому, что он Бога боится. А я над тобой вовсе не смеюсь. — Тиана вздохнула, проверяя, не слишком ли туго затянут корсет, и осталась удовлетворена. — Хорошо, Мэри. Принеси мне веер.

— Под цвет платья, мисс?

— Их всего два — этот и черный, так что выбор невелик

Тиана в должной мере оценила усилия служанки развеселить ее. Мэри, тридцати лет от роду, неунывающая уроженка Глостершира, прислуживала Тиане с тех пор, как той исполнилось десять. То есть уже девять лет. В прошлом году Кристиана Меррисон вступила в брачный возраст, и отец все чаще поговаривал о том, что следует подыскать достойного жениха, Тиану не слишком беспокоили эти разговоры: две старших сестры еще не замужем, о ней речь пока не идет. Все дело в отцовской разборчивости.

— Если я еще два года буду носить только это платье, то закончу как тетя Джоанна.

— Вряд ли, мисс. При всем моем уважении к вашей тете, вы намного красивее.

— В молодости и она была красивой. Наверное.

— Кто может сказать? Вы найдете достойного молодого джентльмена, обвенчаетесь с ним и будете жить счастливо.

Тиана взяла поданный веер, развернула и обмахнулась несколько раз. Убожество.

— Ты ошибаешься, Мэри. Не я найду, а отец найдет. И мало шансов, что мы с этим джентльменом друг другу понравимся.

— Никогда не стоит отчаиваться, мисс Тиана.

— Это верно.

Она еще немного покрутилась перед зеркалом и наконец признала свой вид удовлетворительным.

— Хорошо вам повеселиться, мисс. Горничная начала убирать разбросанные по туалетному столику расчески, а Тиана отправилась вниз.

Глава 2

В гостиной уже сидела тетушка Джоанна. Сестра Абрахама Меррисона была старой девой, что, в общем, шло ей как нельзя лучше. Тиана не могла себе представить, какой бы мужчина вытерпел тетю Джоанну рядом с собой длительное время.

Еще года два назад тетя занималась тем же, чему, по всей видимости, и посвятила всю свою взрослую жизнь: встретив понравившегося мужчину, немедленно сообщала ему о своей неземной любви, после чего для несчастного наступали дни, полные страданий. Тетя Джоанна, едва бросив взгляд на потенциального супруга и разжившись где-то непробиваемой иллюзией, что имела счастье ему понравиться (поцеловал он ей руку или любезно посмотрел этого достаточно), начинала его форменным образом преследовать. Она попадалась на его пути где угодно, иногда в самых неожиданных местах. Она писала страстные, полные томления письма, в которых выражала надежду, что скоро они будут вместе. Она в подробностях описывала их будущую жизнь, давала имена грядущим детям и внукам, а также уточняла, не будет ли супруг против, если в спальне она повесит зеленые занавески. Тетя Джоанна пускалась в пространные рассуждения о глубоком внутреннем мире избранника, о котором, конечно же, не имела ни малейшего понятия, и часами говорила с племянницами о его неземной красоте, глубине чувств, остром уме и твердой памяти.

Сопротивляться не имело смысла. На тетю Джоанну не действовало ничто, даже грубые слова, к которым рано или поздно прибегали нее отчаявшиеся мужчины. До поры до времени они посмеивались над впавшей в неземную любовь мисс Меррисон, кое-кто даже отвечал на послания, чем вызывал у тети неуемный восторг. Она считала это доказательством любви избранника, даже если письмо не содержало ничего, кроме обычных вежливых фраз. Потом наступала стадия недоумения: джентльмен старался намекнуть, что вовсе не намерен жениться на тете Джоанне. Эти намеки она игнорировала, пока они не становились совсем уж очевидными. Тогда тетя обижалась и снова принималась строчить послания — на сей раз полные гнева и фраз «мы расстаемся навсегда», «прощайте же навеки». Обрадованный мужчина переставал отвечать, думая, что на этом все.

Не тут-то было. Выждав несколько дней, тетя Джоанна отсылала избраннику письмо, в котором великодушно его прощала, и все начиналось по новой.

В конце концов, когда проходило достаточное количество времени (обычно каждая история длилась года два и вспоминалась потом неоднократно), тетя делала неутешительный вывод, что «этот мужчина меня недостоин», рвала с ним всяческие связи, после чего принималась страдать. Страдать она умела хорошо, со вкусом. В ход шли лекарства и консультации у лучших врачей Лондона, чтение соответствующей литературы (особенно, подходили предсмертные стихи Вийона), заявления, что жизнь завершена, и обещания покончить с собой в ближайшие дни. Племянницам предлагалось суетиться вокруг, подносить нюхательные соли, выслушивать бесконечные рассуждения на тему человеческой природы, утешать тетю и отговаривать ее наложить на себя руки. После нескольких недель такой свистопляски, когда сестры бывали уже по горло сыты сочувствием и христианским милосердием, тетя Джоанна трагическим голосом сообщала миру, что переродилась и собирается провести на грешной земле еще немного дней. Через некоторое время она встречала следующего кавалера, имевшего глупость ей улыбнуться, и нежное сердце тети освещалось очередной любовью на сей раз, конечно же, величайшей на земле и настоящей.