100%

§ 78

Питер прослужил верой и правдой около восьми месяцев и всё это время добросовестно выполнял данное Гаффи обещание не перемигиваться с женщинами. Но вести такого рода жизнь неестественно для мужчины, и Питер страдал от одиночества; во сне его преследовали образы Нелл Дулин, Рози Стерн и даже маленькой Дженни Тодд. Однажды перед ним всплыло ещё одно лицо, лицо мисс Фрисби, маленькой маникюрши, которая с презреньем отвергла его, приняв за красного. Внезапно Питер сообразил, что ведь он теперь уже больше не красный! Напротив, он — герой, портрет его был помещен в «Таймсе», и, без сомнения, мисс Фрисби любовалась им. Мисс Фрисби — славная девушка, уж на неё-то можно положиться, почему бы ему не возобновить с ней знакомства?

Итак, Питер отправился в салон, где работала маникюрша, и, разумеется, увидел там маленькую златокудрую особу. Она, конечно, читала про него и уже давно мечтала снова с ним встретиться. Питер сразу же пригласил её в кино.

На обратном пути к дому они почувствовали, что стали близки друг другу, а через какую-нибудь неделю им уже казалось, что они всю жизнь были друзьями. Когда Питер попросил мисс Фрисби разрешения поцеловать её, она робко дала своё согласие. Но после нескольких поцелуев сообщила ему, что живет своим трудом, что совершенно одинока и беззащитна и некому за неё вступиться; да будет ему известно, что она всегда была порядочной женщиной, и пусть он подумает об этом, прежде чем снова её поцелует. Питер обдумал её слова и решил, что хватит ему безумствовать и пора уже остепениться. Встретившись снова с мисс Фрисби, он сказал ей о своем решении, и в тот же вечер они стали женихом и невестой.

Потом Литер отправился к Гаффи и, усевшись на кончик стула перед его письменным столом, красный как рак, стал комкать в руках шляпу и, заикаясь, признался во всём. Он ожидал, что начальство поднимет его на смех, и почувствовал огромное облегчение, когда Гаффи заявил, что если Питер в самом деле нашёл хорошую девушку и хочет на ней жениться, то он, Гаффи, ничего не имеет против. Хорошая женщина может оказать самое благотворное влияние. Гаффи предпочитал иметь своими сотрудниками солидных женатых мужчин, ведущих правильный образ жизни. Таким людям всегда можно доверять, а в случае, если понадобятся услуги женщины, всегда под рукой окажется партнерша. Если бы Питер своевременно женился, у него уже давно лежала бы в банке кругленькая сумма.

Питер осмелился заметить, что на двадцать долларов в неделю женатому человеку не прожить, особенно при нынешней дороговизне. Гаффи отвечал, что это, конечно, так, и обещал повысить Питеру жалованье до тридцати долларов, только выразил желание сперва побеседовать с невестой Питера, чтобы определить, достойна ли она быть его женой. Питер пришёл в восторг, и мисс Фрисби имела конфиденциальный разговор с его начальством. Но когда Питер понял, что сделал Гаффи, — он уже больше не восторгался. Начальник открыл будущей супруге Питера все его слабые места, научил её держать его под башмаком и водить по струнке. Не прошло и недели после скрепления священных брачных уз, как у мистера и миссис Гадж разыгралась первая семейная сцена, и Питер внезапно понял, кто в его семье будет играть первую скрипку. Ему раз навсегда было указано его место, и волей-неволей пришлось его занять. Питер оказался в положении того пресловутого супруга, который так характеризовал свое домашнее устроение: они с женой, видите ли, пришли к идеальному соглашению, — ему предоставляется действовать по-своему в важных случаях жизни, а жене — в будничных обстоятельствах; но они прожили всю жизнь, а важных случаев так и не было.

Но, по правде сказать, это было к лучшему, потому что Глэдис Фрисби-Гадж оказалась превосходной хозяйкой и принялась хлопотливо и деловито устраивать своё гнездышко, как какая-нибудь самка бобра. Она продолжала работать маникюршей, так как допускала, что движение красных может быть подавлено в близком будущем и тогда Питер окажется без работы. По вечерам она ревностно занималась поисками квартиры, а в обеденный перерыв, не спрашивая совета Питера, выбирала мебель и обои. Она чуть не опустошила магазин, где все вещи стоили по пять долларов десять центов, — и эти предметы пошли на украшение их гнезда.

Глэдис Фрисби-Гадж усердно изучала модные журналы и одевалась по последнему слову моды. Она раздобыла также книжку о правилах хорошего тона, выдолбила её наизусть от доски до доски, а потом взяла Питера в руки и принялась его натаскивать. Зачем это ему всю жизнь играть роль Джимми Хиггинса в пользу «белых»? Почему бы ему не перенять язык образованных людей, манеры и вкусы богачей? Глэдис знала, что такого рода тонкости в конечном итоге определяют и размер жалованья. Поэтому каждую субботу она заставляла его надевать новый коричневый котелок, натягивать новенькие коричневые лайковые перчатки, они ехали в «Храм божественного милосердия», и там внимали патриотической проповеди его преподобия Уиллоуби де Стотербриджа. Глэдис склоняла головку в молитве и уголком глаза подмечала особенности туалетов дам, занимавших соседнюю скамью. Потом они отправлялись лицезреть воскресный парад, и Глэдис обращала внимание Питера на всё, что она называла «благородством». По вечерам они отправлялись на прогулку, и она останавливалась перед витринами шикарных магазинов или входила с Питером в вестибюли отелей, где можно было бесплатно созерцать богатых людей. Проголодавшись, Питер хотел зайти в дешёвый ресторанчик и как следует подкрепиться самой простой едой, но Глэдис, у которой был цыплячий аппетит, тащила его в ресторан Отеля де Сото и заказывала чашку бульона и бутерброд — только для. того, чтобы полюбоваться на элегантное общество, поглазеть, как кушают «благородные» люди.

§ 79

Глэдис Фрисби-Гадж пламенно обожала богатых и столь же пылко ненавидела бедняков. Когда её припирали к стенке, она соглашалась, что бедняки в самом деле необходимы, но лишь как своего рода базис, обеспечивающий существование класса «благородных». Бедняки должны знать свое место. Глэдис возмущалась, когда они забывали о своём месте или осмеливались критиковать «благородных». У нее было словечко, которым она обозначала всё, что ей казалось достойным презрения, — «вульгарность». Она называла «вульгарными» людей, с которыми не желала встречаться, и употребляла это словечко, обучая Питера хорошим манерам и не соглашаясь с его выбором шляп. Быть «вульгарным» значило быть осуждённым, и когда Глэдис встречала людей, бесспорно и безнадёжно «вульгарных», задумавших выдвинуться и провести в жизнь свои собственные взгляды, она принимала это как личное оскорбление и проникалась к ним мстительной злобой. Каждый из них становился её личным врагом, противником того, что было куда значительнее её особы, того, к чему она стремилась всей душой, — её идеала.

Прежде и Питер был так настроен, но теперь, когда он так удобно устроился в жизни, у него стала проявляться склонность к ленивому, беспечному существованию. Но на его счастье рядом с ним была Глэдис, командовавшая им и заставлявшая его работать. Вначале Глэдис не приходилось встречаться лицом к лицу с красными, она знала их только по рассказам Питера, которыми он её угощал, вернувшись с работы. Но каждая новая группа, за которой он охотился, превращалась в глазах Глэдис в сборище каких-то извергов, и, полируя ногти тучным, сонным дамам из высшего общества, с которыми не очень-то поговоришь, она изобретала всё новые способы погубить этих извергов.

Иногда ей приходили в голову прямо-таки удивительные идеи. Глэдис обладала женской интуицией, хорошо знала человеческие слабости, всю сложность душевной жизни. Иной раз она подсказывала Питеру такой удачный способ обезвредить того или иного молодого радикала, что можно было подумать, будто она всю жизнь знала этого юношу или девушку. Питер сообщал о её планах Мак-Гивни, а затем — Гаффи, и ее таланты вскоре получили признание, ей было назначено щедрое жалованье, и её карьера маникюрши окончилась. Гаффи подослал её познакомиться с прислугой одного богача, постоянно жертвовавшего средства Ассоциации сторонников прямых выборов и другим наполовину красным организациям; подозревали, что в его личной жизни была какая-то скандальная история. Глэдис так удачно справилась с этой задачей, что Гаффи вскоре дал ей ещё более тонкую задачу — навещать богатых дам, трубить им про красную опасность и выманивать у них пожертвования в пользу бюро Гаффи, расходы которого всё возрастали.