100%

Наступило время завтрака, и миссис Годд спросила Питера, в состоянии ли он сидеть за столом. Любопытство Питера было так велико, что он позабыл о всякой осторожности. Ему так хотелось посмотреть, как семейство Годд пьет нектар из золотых кубков. Будут ли присутствовать придерживающийся противоположных взглядов супруг и кровожадные сыновья?

Но Питер никого не увидел за столом, кроме компаньонки, пожилой особы, — не увидел и золотых кубков. Но он увидел великолепный фарфор, до того хрупкий, что к нему страшно было прикоснуться, и серебряные ножи и вилки, до того тяжёлые, что он поражался всякий раз, как брал их в руки. Увидел он и странные блюда, самого сложного состава, — всё было мелко изрублено, протёрто и залито соусом, так что Питер никак не мог бы сказать, чем именно его угощали, он только твердо знал, что съел бутерброд с маслом.

За завтраком он внутренне трепетал от волнения, но его спас совет миссис Джеймс: наблюдать, что делают Другие, и подражать им. Когда подавали новое блюдо, Питер не спешил его есть, и видя, что миссис Годд берет ту или иную вилку или ложку, — брал то же, что и она. Он мог сосредоточить на этих процессах все свое внимание, потому что ему не приходилось говорить. Миссис Годд изливала из своих уст бурный поток мятежа и государственной измены, и Питеру оставалось только слушать и сочувственно кивать головой. Она, конечно, понимает, что у него полон рот и ему трудно говорить.

После завтрака она вышла на широкую террасу, откуда открывался великолепный вид. Хозяйка усадила Питера в кресло, на мягкие подушки, и жестом показала на видневшийся вдалеке город, полускрытый густой завесой чёрного дыма.

— Вот где трудятся мои наемные рабы, которым я обязана своими доходами, — сказала она. — Предполагается, что они так и будут оставаться на своем «месте», а я — на своём. Если же они вздумают поменяться местами, это назовут «революцией» и «насилием». Но я прямо удивляюсь, что они почти не прибегают к насилию; можно подумать, что они ничего не чувствуют. Посмотрите, как мучают в тюрьме этих людей! Разве можно их осуждать, если они прибегнут к насилию? Или совершат побег?

Тут у Питера блеснула мысль. А что, если миссис Годд вовлечь в организацию побега!

— Что ж, пожалуй, можно помочь им бежать, — заметил он.

— Вы так думаете? — спросила миссис Годд, в первый раз за время беседы обнаруживая признаки волнения.

— Я думаю, что это возможно, — продолжал Питер. — Эти тюремщики, знаете ли, порядочные взяточники. Я имел с ними дело, когда сидел в тюрьме. Мне думается, я мог бы подкупить одного из них, а то и двух. Хотите, я попробую это сделать?

— Я, право, не знаю, — проговорила она, видимо колеблясь. — Неужели же вы думаете…

— Вы же знаете, что их не за что было сажать в тюрьму, — ввернул Питер.

— Это правда! — согласилась миссис Годд.

— И если им удастся благополучно бежать, не причинив никому вреда, то ведь никто от этого не пострадает.

Внезапно импровизированный заговор Питера оборвался. За спиной у него раздался голос:

— Что всё это значит?

Это был мужской голос, дрожавший от ярости. Питер вскочил с шёлковых подушек и оглянулся по сторонам. Он закрыл лицо руками непроизвольным жестом человека, привыкшего с раннего детства к побоям.

К Питеру приближался мужчина. Возможно, он был и не слишком высокого роста, но Питеру со страху показался великаном. Его гладко выбритое лицо побагровело от ярости, брови были свирепо нахмурены, и он гневно сжимал кулаки.

— Ах ты поганая вонючка! — прошипел он. — Проклятый змеёныш!

— Джон! — властно крикнула ему миссис Годд.

Но с таким же успехом она могла бы крикнуть надвигающейся буре. Мужчина бросился на Питера, а Питер, которому сотни раз приходилось увертываться от тумаков, скатился с кресла, вскочил на ноги и метнулся к лестнице.

Мужчина настиг Питера в тот миг, когда он ступил на первую ступеньку, ударил его ногой пониже спины, и Питер покатился вниз по лестнице, пересчитав все ступеньки.

Очутившись на земле, он не стал озираться по сторонам, он слышал, как у него за спиной, чуть ли не над самым ухом, тяжело сопит мистер Годд, и со всех ног пустился бежать по дороге. Мистер Годд, нагоняя Питера, то и дело пинал его ногой, но ему приходилось для этого на мгновение останавливаться, и Питеру всякий раз удавалось увернуться. Наконец, мистер Годд выдохся и отказался от преследования. Питер выбежал из ворот поместья Годдов и очутился на шоссе. Тут он обернулся и, увидев, что мистер Годд остался далеко позади, остановился и принялся грозить ему кулаком, как уличный хулиган, громко крича:

— Будьте вы прокляты! Будьте прокляты!

Его подхватил вихрь бессильной ярости, и он выкрикивал всё новые проклятия и угрозы, причём у него вырывались странные, прямо-таки невероятные слова:

— Да, я красный, чёрт вас подери! И навсегда останусь красным!

Да, Питер Гадж, друг закона и поборник порядка, Питер Гадж, прихвостень богачей, исступленно орал:

— Я красный! И рано или поздно мы вам отомстим — мы взорвём вас, мы с Маком подбросим вам бомбу!

Мистер Годд повернулся и с презрительным достоинством зашагал к дому, где ему предстояло выдержать схватку с женой.

Питер брёл по дороге к городу, потирая ушибленное место и тихонько всхлипывая. Да, теперь он знал, что испытывали красные. Вот каковы они, эти богатые паразиты, нещадно эксплоатирующие рабочих и наслаждающиеся жизнью, живущие в роскошных дворцах, — а спрашивается, чем они это заслужили? И чего дождется от них бедный человек, кроме презрения и пинка в зад? Это стая кровожадных зверей! Внезапно события минувшей ночи предстали Питеру в новом свете, и ему захотелось собрать в одну кучу всех младших членов Торговой палаты и Ассоциации промышленников и коммерсантов и отправить их к дьяволу, а заодно и мистера Годда.

Он не скоро избавился от такого настроения. Ушибленное место так болело, что Питеру трудно было сидеть в трамвае, и всю дорогу он измышлял планы мщения. Вдруг он вспомнил, что мистер Годд компаньон Нельса Аккермана и что у него, Питера, теперь собственный шпион в доме Аккермана, подготовляющий новую инсценировку! Уж Питер постарается состряпать террористический заговор против мистера Годда! Он раздует целую кампанию против мистера Годда, натравит на него радикалов, и кто знает, может быть, ему удастся подговорить группу красных, чтобы они похитили мистера Годда, привязали его к дереву и хлестали чёрным, похожим на змею, бичом!

§ 65

Занятый такими мыслями, Питер направился в «Дом американца», где должен был встретиться вечером с Мак-Гивни. Питер вошел в комнату № 427 и, чувствуя сильную усталость после пережитого накануне возбуждения, лёг на кровать и крепко уснул. Когда Питер открыл глаза, он сразу не мог сообразить что с ним: видит ли о «кошмарный сон или уже умер и очутился в аду вместе с мистером Годдом. Кто-то тряс его за плечо и кричал грубым голосом:

— Проснись!

Питер открыл глаза и увидел, что перед ним Мак-Гивни. Тут не было ничего особенного, Мак-Гивни вполне мог разбудить его. Но что это значит? Голос у Мак-Гивни прерывается от ярости, лицо Мак-Гивни багровое от гнева, и что удивительнее всего — у Мак-Гивни в руке револьвер, и дуло его смотрит прямо в лицо Питеру!

Питеру в самом деле было трудновато проснуться, потому что он никак не мог поверить, что проснулся. Да и Мак-Гивни трудновато было добиться от него толку, потому что у Питера отвисла челюсть и он уставился круглыми от ужаса глазами на дуло револьвера.

— Б-б-боже мой! Мистер Мак-Гивни! В чем д-д-дело? — Вставай! — прошипел человек с крысиным лицом и скверно выругался. Он схватил Питера за лацкан пиджака и рывком поставил на ноги, не отводя револьвера от его лица. Несчастный Питер отчаянно пытался собраться с мыслями и терялся в догадках. Неужели же Мак-Гивни слышал, как Питер ругал мистера Годда и называл себя красным? Или, может быть, красные подстроили ему, Питеру, провокацию? Или Мак-Гивни вдруг сошёл с ума, и Питер очутился наедине с помешанным, вооружённым револьвером?