Сильвия

– Но, Леди Солнышко, – возразил он, – я ведь здесь для того живу, чтобы работать.

– Когда ты заживешь самостоятельной жизнью, – сказала Сильвия, – ты убедишься, что в жизни знание людей гораздо важнее научных знаний.

Франк рассмеялся.

– Однако недурной девиз для нашей Alma Mater: важны не науки, а знание людей! Прямо откровение для студентов, приезжающих в Кембридж с целью завязать здесь интересные знакомства.

Сильвия опустила голову.

– Франк, – сказала она, – ты всю свою жизнь будешь так всех и все критиковать?

– Не знаю, – ответил он, – знаю лишь, что я всегда буду бороться против пошлости и зла.

– Я должна была приехать сюда раньше, – задумчиво сказала она. – Я могла бы облегчить тебе твои отношения с товарищами. Я на тебя сержусь, Франк. Ты не всегда представляешь вещи в их настоящем виде. Ты писал мне, что принцип братства упразднен в здешних студенческих кружках, о существовании клубов я не знала и потому позволила тебе держаться бирюком.

– По-здешнему, это не бирюк, а чурбан!

– Ну, пусть чурбан! И так как у тебя нет светской ловкости, то…

Франк стал рассказывать ей о студенческой жизни в Гарварде. В клубах царит небольшая группа светских молодых людей из Бостона и Нью-Йорка, которые уже с самого рождения составляли единую общину. Няньки и бонны катали их вместе в колясочках, они вместе ходили в детский сад, вместе обучались танцам. Это крепко спаянный круг, куда посторонним доступ почти невозможен. Они богаты, большинство миллионеры, себялюбивы, завидуют тем, у кого больше миллионов, и подозрительно относятся к тем, у кого их меньше. Всякие человеческие чувства им не свойственны.

– Взять хотя бы такого человека, как Дуглас ван Тьювер, – добавил Франк, – ты слыхала о нем?

– Да, конечно.

– Ну, вот, Дуглас здесь звезда первой величины. Он получил в наследство три огромных состояния, несметные миллионы. У него особняк в Кембридже, другой особняк в Бостоне. Он поддерживает отношения с очень ограниченной группой лиц, лишь с теми, с кем встречался в Бостоне и в Нью-Йорке. Он важен, как высший судия, самоуверен, холодно любезен…

– Ты с ним знаком? – спросила Сильвия.

Франк рассмеялся.

– Видишь, дорогая, как ты себе представляешь общественную жизнь в Гарварде! Дуглас путешествовал с английскими пэрами. Предки его были шотландские графы, он и говорит с нарочитым шотландским акцентом.

– Он член клуба? – спросила Сильвия.

– Еще бы, первая особа в клубе. Что-то в роде arbiter elegantiarum. Говорят, что он приехал сюда, потому что у американских студентов нет шика, – приехал явить собой пример элегантности.

– Ах, господи! – воскликнула Сильвия и, подумав немного, спросила: – А для Гарри полезно было бы такое знакомство?

– Чего же лучше! – ответил Франк, иронически улыбаясь.

– Тогда надо познакомить их! Франк рассмеялся.

– Хорошо. Но предупреждаю тебя: заинтересовать Дугласа чем-нибудь нелегко. Его жизненный путь уже давно намечен. Он женится на Доротее Кортланд, которая принесет ему в приданое около двадцати миллионов.

Сильвия прикусила нижнюю губу.

– Пускай женится на Доротее Кортланд, но не раньше, чем я добьюсь того, что мне нужно.

В тот же вечер в «Веселом клубе» состоялся вечер, Гарри прибежал к Сильвии перед самым обедом и, сияя от радости, сообщил, что Гармон был у него и просил его привезти в клуб свою кузину и принять их угощение.

Сильвия надела бледно-голубое шелковое платье с золотым шитьем и появилась на вечере в клубе, будто новая блестящая планета перед изумленными астрономами. Несколько товарищей Гарри пришли только затем, чтобы взглянуть на феномен. Сильвия была все время в окружении поклонников. Гарри тоже не был один, к великой его радости. Видные, надменные аристократы клали ему руки на плечо, гордые члены клуба брали его под руку. Со всех сторон слышалось:

– Поболтаем немного, Чайльтон!

– Ну, слушай, старина!

– Мы ведь знакомы, Чайльтон?

Чайльтон отвечал налево и направо и думал о том, что рано или поздно он использует все эти знакомства.

На следующий день он приехал к Сильвии рано утром, повез ее кататься и все время рассказывал ей о взаимоотношениях между разными общественными группами в Бостоне и как она должна играть свою роль. Это был чужой город, и надо было быть постоянно настороже, чтобы не сделать какой-либо оплошности.

Он приехал в Кембридж, потому что познакомился на одном званом обеде в Нью-Йорке с семьей известного железнодорожного дельца Винтропа и влюбился в его дочку. Винтропы жили в Бостоне. Они пригласили его как-то раз па чашку чая, но он чувствовал себя у них одним из многих, скромным, незаметным первокурсником, без связей и без положения. И решил, что не покажется в их салоне, пока не сумеет занять в нем подобающего его имени места.

– Ты представить себе не можешь, Сильвия, как это тяжело! Нас здесь никто не знает, с нами, аристократами Юга, здесь совсем не считаются. Чего я только не делал, чтобы проникнуть в здешнее светское общество. Записался в футбольную команду. Ни с кем сблизиться не удалось. Записался в клуб стрелков. Ты знаешь, какой я стрелок, но тем не менее и это не помогло. Здесь ни воспитание, ни светская сноровка никакой роли не играют.

– Но что же тогда? – спросила Сильвия. – Быть может, знания, хорошее образование?

– Ну, где там! – воскликнул Гарри.

– Что же, наконец?

– Только связи. И связями надо заручиться прежде, чем приезжаешь сюда. Здешний круг новых людей и знать не желает, им совершенно безразлично, что о них думают. Если бы ты знала, Сильвия, как эти господа могут уязвить чужое самолюбие своей надменностью.

В Сильвии возмутилась семейная гордость.

– Но ведь ты Кассельмен! – воскликнула она. – Твои предки были губернаторами, когда их предки были трактирщиками и чистильщиками сапог.

– Я знаю, – ответил Гарри, – но дело не в предках. Хозяева положения здесь – крупные собственники.

– Здесь все богатые люди?

– Ты и представить себе не можешь, что тут происходит. В прошедшем году один студент истратил пятьдесят тысяч долларов, чтобы попасть в круг золотой молодежи. Всевозможные уловки пускаются в ход, играют на каких угодно струнах, пользуются всевозможными общественными, политическими, деловыми связями, призывают отцов, братьев…

– …или кузин, – добавила Сильвия, смеясь. – Ну, слушай, Гарри! Ты хочешь, чтобы я познакомилась с нужными людьми и довела до их сведения о существовании моего кузена, первокурсника Гарри. У тебя есть список этих людей? И какие у них связи, и где?

Гарри назвал и описал ей несколько человек, которых они встретили. Через них она может познакомиться с другими и так, шаг за шагом, руководствуясь обстоятельствами, дойти до цели. Но Гарри не решался подойти к самому щекотливому вопросу.

– Видишь ли, Сильвия, – начал он наконец, – я бы не хотел казаться хуже, чем я есть. Но вот, например, Франк Ширли – он не член клуба, он никаких попыток даже не делал…

– Понимаю, – сказала Сильвия, улыбаясь.

– Конечно, наше знакомство объясняется уже тем, что мы земляки. Но если ты дашь понять всем, что… что…

Гарри замолчал.

– Ладно, ладно, Гарри, – сказала Сильвия, – можешь быть совершенно спокоен: Франк слишком умен для того, чтобы вмешиваться в наши дела.

Гарри покачал головой.

– Дело не только во Франке, а в его товарищах. Это все люди… не нашего общества, а двое из них прямо невозможны.

– В каком смысле?

– Хотя бы вот его товарищ по квартире – Джек Кольтон. Он умудрился восстановить здесь против себя всех без исключения. И он сделал это, очевидно, умышленно. Надеюсь, у него хватит такта не ставить тебя в смешное положение.

– Да что же он сделал, этот Кольтон?

– Он родом из Вайоминга. Денег у него, видимо, много, а распоряжаться ими толково не умеет. Первокурсник, а курит трубку. Чуть заденут его, дерется. Это совершенный дикарь. Говорят, чуть ли не каждый месяц напивается до…