Под знаком Близнецов

Ей семьдесят семь лет. Старость застала ее врасплох. Таппи Армстронг не чувствовала себя старой. Другие старели, но не она. Она вспомнила, какой была в старости ее бабушка. Потом мысли скользнули к Люсилле Элиот, героине романа «Трава милосердия», [1]главе целого семейного клана.

Впрочем, Таппи никогда не нравилась Люсилла, она казалась ей властной и деспотичной. А этот снобизм в одежде, пристрастие к маленьким черным платьям! У Таппи никогда в жизни не было такого платья. Много красивых нарядов, но ни одного маленького черного платья. А вообще-то, большую часть времени она с удовольствием носила твидовые юбки и вязаные кофты с заплатками на локтях: прочную удобную одежду, в которой можно не бояться, что зацепишься за колючую ветку в саду или попадешь под дождь.

Для торжественных случаев существовало синее бархатное платье, надевая которое, сразу чувствуешь себя богатой и красивой. Особенно, если побрызгаться туалетной водой и натянуть на распухшие от артрита пальцы старинные перстни. Может быть, когда Энтони привезет Розу, устроить званый ужин? Позвать нескольких друзей… Таппи представила белоснежную скатерть, серебряные подсвечники и большой букет чайных роз.

Она всегда любила принимать гостей, и сейчас ее мысль невольно начала работать в этом направлении. Раз Энтони и Роза собираются пожениться, значит, надо составить список гостей, которые будут приглашены на свадьбу со стороны Армстронгов. Лучше сделать это заранее, а список дать Изабель. Просто на всякий случай…

От этих мыслей ей вдруг стало не по себе. Таппи притянула к себе собачку и поцеловала в лохматую макушку. Сасси лизнула ее в ответ и снова погрузилась в сон. Таппи закрыла глаза.

Спускаясь вниз, доктор Хью Кайл замедлил шаги и остановился на повороте лестницы, держась рукой за перила. Его одолевало беспокойство. Не столько из-за здоровья Таппи, сколько из-за разговора между ними. Одинокая фигура доктора с тревожно нахмуренным лицом словно застыла посреди лестницы.

В просторном холле первого этажа было пусто. Стеклянные двери в противоположном конце холла вели в сад, террасами раскинувшийся на склоне холма. Море вдали погрузилось в туман. Доктор разглядывал натертый до блеска пол, изношенные ковры, латунную вазу с георгинами на комоде, негромко тикающие высокие старинные часы. Были и другие, менее живописные свидетельства существования семьи Армстронгов: облупившийся трехколесный велосипед Джейсона, который занесли внутрь, чтобы спрятать от дождя, собачьи корзинки и миски, пара грязных резиновых сапог, брошенных у порога. Для Хью все это было родным и знакомым, поскольку он с детства часто бывал в Фернриг-хаусе. Но сейчас, казалось, весь дом замер в ожидании, что же будет с Таппи.

Никого не было видно; впрочем, в этом не было ничего удивительного. Джейсон еще в школе, миссис Уотти, вероятно, готовит на кухне обед. А Изабель — интересно, где она, где ее искать?

Едва этот вопрос возник у него в голове, как в гостиной послышались шаги и стук когтей Пламмера по паркету. В следующий момент в дверях появилась Изабель, следом за ней трусил толстый старый спаниель.

Изабель встревоженно взглянула на Хью. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, затем Хью поспешно взял себя в руки и попытался придать лицу бодрое выражение.

— Изабель, я как раз раздумывал, где мне тебя найти.

— Как Таппи? — еле слышно спросила она.

— Не так уж плохо.

Хью начал спускаться вниз.

— Я подумала… Когда я увидела, что ты стоишь там… Я подумала…

— Извини, я просто отвлекся. Я не хотел пугать тебя.

Его слова не убедили Изабель, но она попыталась улыбнуться. Ей было пятьдесят четыре года, застенчивой домоседке, которая так и не вышла замуж и посвятила себя матери, дому, саду, подругам, собаке, племянникам, а теперь еще и маленькому внучатому племяннику, Джейсону, которого оставили здесь уехавшие за границу родители. Ее волосы, ярко-рыжие в юности, теперь приобрели песочный оттенок с проблесками седины, но прическу она ни разу не меняла, сколько Хью себя помнил. Не изменилось и выражение ее лица, до сих пор по-детски простодушное. Голубые глаза были ясными, как у младенца, и изменчивыми, как небо в ветреный день; в них, словно в зеркале, отражались все ее чувства. То они сияли радостью, то блестели от слез, которые Изабель так и не научилась сдерживать.

Сейчас эти глаза, глядящие на Хью, наполняла боль. Было ясно, что его напускная веселость совершенно не успокоила Изабель.

— Она… она умирает?

Ее губы с трудом прошептали страшное слово. Хью взял ее под руку, завел обратно в гостиную и закрыл дверь.

— Да, она может умереть. Она немолода и перенесла тяжелую болезнь. Но у нее стойкий организм. Она крепка, как старый здоровый корень. И шансы выкарабкаться довольно высоки.

— Как подумаю, что она станет инвалидом и не сможет заниматься тем, что любит… Это будет угнетать ее.

— Да, я понимаю.

— И что нам делать?

— Ну… — Он откашлялся и потер рукой шею. — Есть кое-что, что сможет поднять ей дух. Если бы Энтони приехал сюда и привез с собой ту девушку, с которой он обручен…

Изабель, как и Таппи, тоже помнила Хью упрямым мальчишкой, а потому накинулась на него:

— Не называй ее «та девушка». Это звучит ужасно. Ее зовут Роза Шустер, и ты знаешь ее так же хорошо, как и все мы, по крайней мере, знаком с ней.

Изабель всегда бросалась на защиту любого, кто имел хоть какое-то отношение к семье.

— Извини. Пусть будет Роза. Так вот, Таппи очень хочет увидеть ее снова.

— Мы все хотим ее увидеть, но она уехала к матери в Америку. Эта поездка была запланирована еще до того, как они обручились с Энтони.

— Да, я знаю, но, возможно, она уже вернулась. Таппи волнуется из-за этого. Может быть, надо слегка подтолкнуть Энтони, уговорить его привезти Розу сюда хотя бы на выходные.

— Он всегда так занят…

— Я уверен, что если ты объяснишь ему ситуацию… Скажи ему, что лучше не откладывать.

Как и опасался Хью, глаза Изабель мгновенно заблестели слезами.

— Ты действительно считаешь, что она умирает. — Она теребила рукав в поисках носового платка.

— Изабель, я этого не говорил. Но ты же знаешь, как Таппи относится к Энтони, как много для нее значит его приезд. Энтони для нее скорее сын, чем внук.

— Да. Да, я понимаю. — Изабель высморкалась и спрятала носовой платок. Чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, она обвела комнату глазами и остановила взгляд на графинчике с шерри. — Выпей рюмочку, Хью.

Он рассмеялся, снимая напряжение.

— Нет, я сейчас иду к миссис Купер. У нее опять сердцебиение, и оно только усилится, если она почует, что я выпил.

Изабель невольно улыбнулась. Миссис Купер всегда была объектом семейных шуток. Они вместе вышли из комнаты в холл. Изабель распахнула входную дверь, и в дом ворвался сырой и холодный утренний воздух, наполненный капельками тумана. Припаркованная у крыльца машина доктора поблескивала мокрыми боками.

— И обещай, что позвонишь мне, если возникнет хоть малейший повод для беспокойства.

— Позвоню. Хорошо, что у нас есть сестра-сиделка. С ней я меньше беспокоюсь.

Именно Хью посоветовал, чтобы они наняли сиделку: «Иначе Таппи придется положить в больницу». Это предложение вызвало у Изабель массу панических мыслей. Видимо, Таппи серьезно больна, и потом, где найти сиделку? И вдруг это не понравится миссис Уотти? Вдруг она обидится?

Но Хью настоял на своем, и все устроилось. Миссис Уотти подружилась с сестрой, а Изабель получила возможность спать по ночам. Можно было без преувеличения сказать, что с Хью они чувствовали себя как за каменной стеной. Доктор сел в машину и поехал по короткому проезду, между кустами мокрых от дождя рододендронов, мимо домика, где жила чета Уотти, и через выкрашенные белой краской ворота. Изабель смотрела вслед, пока машина не скрылась из вида. Начался прилив, и было слышно, как внизу, под садом, бьются о скалы волны.

1

«Трава милосердия»— роман английской писательницы Элизабет Гудж (1900–1984).