Восход черного солнца

Наконец Владетель открыл глаза, и, когда он посмотрел на жену, они влажно блестели. Алмея с удивлением поняла, что он плачет.

— Я люблю тебя, — произнес Владетель. — Больше всего на свете, включая саму жизнь. И я бы с радостью отдал ради тебя жизнь — в другое время. Но не сейчас, когда они открыли передо мной преисподнюю и толкают меня туда той самой силой, пользоваться которой научил их я. Слишком много молитв, Алмея! Слишком многие умы проклинают мое дело. А эта планета очень изменчива и чувствительна к таким вещам. Мне нужно время, — повторил он, как будто это все объясняло. Как будто это оправдывало убийство их детей.

— Он осторожно погладил жену по волосам, сдвинул упавшие на глаза пряди, и она увидела в его узкой руке длинный нож.

— Тебе уготовано такое безмятежное посмертие, какого я никогда не узнаю, — мягко пообещал Владетель. — Я извиняюсь за боль, которую тебе придется пережить, чтобы я смог отправить тебя туда. Это необходимая часть процесса. — Он убрал руку с ее лба, и перед глазами Алмеи сверкнуло лезвие. — Я приношу в жертву не твое тело, — зазвучал его холодный голос в окутывавшей их тьме, — но мою человеческую суть.

И вот нож скользнул вниз, и Алмея наконец обрела голос. В этом крике прозвучало все: его имя, призывы к его любви, мольбы — но было слишком поздно. Стало слишком поздно, как только опустилась истинная ночь.

И никто ничего не услышал.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГОРОД ТЕНЕЙ

1

Дэмьен Килканнон Райс производил впечатление человека, способного справиться с неприятностями, поэтому неприятности обычно обходили его стороной. Его мощный торс состоял, казалось, из одних мускулов, крепким рукам приходилось часто сражаться, даже слишком часто. Плечи без особого труда выдерживали тяжесть огромного меча в толстых кожаных ножнах, хотя покрытая пылью шерстяная рубашка и облепленные грязью высокие сапоги указывали на то, что путешествие было долгим и трудным и Дэмьен наверняка устал. Его кожа обгорала под солнцем, шелушилась и заживала, снова и снова обгорала с таким постоянством, что теперь имела вид грубовыделанной дубленой шкуры. Руки, легко придерживавшие крепкие кожаные поводья, покраснели от сухого и холодного ветра Разделяющих гор. В общем, с таким человеком следовало считаться… И поскольку грабители и убийцы окраин Джаггернаута предпочитали нападать на более беззубые жертвы, он целым и невредимым миновал переполненные всяким отребьем западные предместья, прежде чем попал в центр города.

Джаггернаут. Дэмьен упивался его пыльным воздухом, звуками его названия, самим его существованием. Наконец-то он добрался. После столь долгой дороги, что он почти позабыл о цели своего путешествия, позабыл, что вообще существует что-нибудь, кроме самой дороги. И вот город принял его в свои объятия; вначале показались деревянные домишки окраин, а потом и каменные здания, и узкие мощеные улицы собственно города, поднимающиеся широкими каменными террасами навстречу тусклым солнечным лучам. Этого было вполне достаточно, чтобы Дэмьен забыл, чего ему стоило добраться сюда и почему для такого важного предприятия выбрали именно его.

«Черт возьми! — равнодушно думал он. — Просто никто не был настолько глуп, чтобы рискнуть». Килканнон с ухмылкой представил себе, как кто-нибудь из старейшин Ганджи преодолевает путь из западных краев на восток — переваливает через опаснейшие хребты, сражается с ужасными чудовищами, населяющими те холодные вершины, отважно встречает дикое Фэа и все, что оно порождает, вплоть до собственных кошмарных сновидений, внезапно обретающих плоть, — но различные части этой картины, подобно граням грубо сработанного Исцеления, никак не желали сложиться в единое целое. Вообще-то они могли бы согласиться отправиться в путь, если бы до города удалось добраться морем. Но в этом тоже был свой риск, и Дэмьен предпочел встретиться с ужасами, с которыми можно сражаться, чем с неотвратимой разрушительной мощью цунами Эрны.

Он не спеша ехал по городским улицам, стремясь получше рассмотреть место, куда прибыл. Хотя на город уже опускалась ночь, улицы были многолюдны, как базар Ганджи в полдень. «Поистине странные обычаи, — размышлял Дэмьен, — для людей, живущих так близко от средоточия зла». Дома, в Ганджи, торговцы закрывали ставни на окнах своих лавок еще до наступления сумерек и творили охранные знаки при одной мысли о закате Коры. Ночи в это время года бывают темными, и только одна луна освещает землю бледными лучами. А вскоре и вовсе должна наступить истинная ночь, когда все создания тьмы и процветающие во тьме выйдут на охоту, чтобы заполучить кровь, или мужское семя, или грехи, или отчаяние, или что-нибудь другое, необходимое для их существования, и будут искать это очень и очень настойчиво. Только безнадежный глупец выйдет в такую ночь безоружным. «Вероятно, — думал Дэмьен, — у людей, живущих возле самого сердца этой тьмы, от постоянной угрозы притупилось чувство опасности».

Или подобное поведение диктуется чем-то вроде чувства безопасности толпы — в таком большом городе не имеет значения, сколько жертв соберет ночь, все равно достаточно шансов, что это будешь не ты?

Вдруг что-то привлекло внимание Дэмьена. Он резко остановился. Его трехпалый скакун встревоженно захрапел. Дэмьен тихо рассмеялся и похлопал коня по холке.

— Здесь безопасно, старый друг. — И предусмотрительно добавил: — Во всяком случае пока.

Спешившись, он повел пятнистого зверя через улицу, к месту, которое привлекло его внимание. Это был маленький магазинчик с навесом над витриной. Угасающий солнечный свет отражался от вывески огненными брызгами. Сияющие золотые буквы сообщали: «Колдовская Лавка. Постоянно проживающий Магистр Знаний. Обращаться в любое время».

Дэмьен покосился на быстро темнеющую улицу. Ночь вступала в полную силу, и один Бог знает, чем это обернется. Благоразумный человек нашел бы гостиницу, сложил бы там свои вещи, поставил бы коня в стойло, позаботился о своем багаже… Но когда это Дэмьен Килканнон поступал благоразумно, особенно когда им овладевало любопытство? Путник чуть задержался, чтобы снять с седла наиболее ценную поклажу — собственно говоря, одну-единственную сумку — и привязать коня к ограде, и решительно шагнул в дверь.

В иной мир. Угасающий дневной свет уступил место оранжевому и янтарному мерцанию ламп с цветными плафонами. Дерево теплых тонов дополняло ощущение гармонии. Дэмьен почувствовал, как его утомленные долгим путешествием мышцы расслабились, едва он ступил под крышу, но воздействие на посетителя было оказано столь искусно, что определить источник чар не представилось возможным.

Чего здесь только не было! Бесчисленные полки, открытые ларцы и стеллажи, которые тянулись вдоль стен магазина, буквально ломились под тяжестью удивительнейших вещей, среди которых не было двух одинаковых. Кое-что было знакомо Дэмьену, если не в частностях, то хотя бы внешне. Оружие, например: его наметанный глаз охватил все — от клинков до пистолетов, от простых мечей, какие он предпочитал сам, до заковыристых диковинок, для которых требуется порох в мерных дозах, хотя можно обойтись и без него. Любые хозяйственные мелочи, какие только можно вообразить. Книги, закладки и подставки для книг, перья и бумага. Но некоторые вещи были, без всякого сомнения, Сотворены: талисманы с выгравированными на них старинными Земными знаками, замысловатые обереги с переплетениями узелков, а также травы, пряности, ароматические масла и прочие снадобья, необходимые для усиления эффекта.

Магазин эксцентричных подарков или обыкновенная бакалея? Дэмьен прочел несколько этикеток и в изумлении покачал головой. Неужели все окружающие его предметы действительно Сотворены? Возможно ли это? Что за фантастическая галантерея!

А в центре комнаты, за стеклянным прилавком, заваленным десятками книг, отделявшим общий зал от закутка, который явно служил справочной библиотекой, стоял человек, внимательно просматривавший какие-то записи. Мужчина был довольно бледен, что на западе редкость, но Дэмьену это не показалось странным, несмотря на явный контраст с темным цветом глаз, волос и одежды. Вероятно, это имело не большее значение, чем то, что мужчина работал ночью. В городе, где жизнь бьет ключом с вечера до утра, это вполне нормально.