В чертополохе

Вот тогда-то Олег и решил пробраться в Витебск. «Не может быть, чтобы Алексей Алексеевич не послал кого-нибудь из наших ребят. Хорошо бы Жорку Черемисова или Ваньку Зимовнова, а еще лучше Аркашу. А не будет никого, как-нибудь связь налажу или, как обещал Остапенко, отыщут меня, — думал он, поглядывая на обгорелые и разрушенные дома. — Иду, а кто знает, может, гестапо меня уже здесь поджидает, Энгель не дурак, хоть улик у него нет, но сейчас не такое время, чтобы их собирать».

Олег долго брел по тихим, безлюдным улицам Витебска и наконец остановился у большого четырехэтажного дома, поднялся по лестнице на второй этаж, постучал в дверь и прислушался: тишина!

Еще раз — и снова тишина…

Наконец он услышал шарканье шлепанцев и женский старческий голос:

— Кто там?

— Владимир Владимирович Брандт у вас живет?

— Не знаю я такого! А кто вы?

«Она не знает! До чего люди стали всего бояться».

— Я его добрый знакомый. А Ксения Сергеевна дома?

— Ксюша на работе, в больнице, — уже другим, менее настороженным голосом промолвила старуха и, щелкнув замком, приотворила дверь.

«А цепочку на всякий случай не снимает!» — мелькнуло в голове у Чегодова.

— Я и Жоржа вашего знаю еще по Югославии, он ведь сыном вам приходится, не правда ли?

Старуха приотворила дверь и с какой-то грустью в голосе сказала:

— Тоже воевать нашу землю пришли? В Смоленск уехал Георгий, заходите, Ксюша скоро приедет. А насчет Брандта, то у нас есть Лев, заместитель бургомистра, и Александр, редактор газеты «Новый путь». Руководит в управе информационным отделом. — И отступила от порога.

В этот миг за спиной его окликнул знакомый голос:

— Олег! Хлопец-запорожец! Откуда свалился?

Чегодов оглянулся и увидел на лестничной площадке Алексея Денисенко, который, улыбаясь, быстро шел к нему.

— Лесик! — И они кинулись друг другу в объятия.

— Ты как сюда попал? Вот не ожидал! Погоди, потом расскажешь! Евгения Ивановна, — обратился он к старухе, — Ксения Сергеевна велела передать, что сегодня задержится, я принес вот пшенки, кашу будем варить. — И он протянул пакет. Обняв Чегодова, подтолкнул его к двери со словами: — Это мой большой друг, прошу любить и жаловать. И если позволите, Олег поживет у нас немного. Человек он настоящий, я за него ручаюсь.

Прихлебывая морковный чай, друзья рассказывали друг другу обо всем ими пережитом, вспоминали знакомых, друзей.

— Значит, Владимира Владимировича Брандта не назначили бургомистром, как он мечтал? — спросил Олег.

— Твой Владимир Владимирович, ныне Вилли Брандт, у нас в Витебской и Смоленской областях заместитель начальника полевой жандармерии. Есть еще два других Брандта. Вся семейка — сволочь несусветная. Налить еще? — И Денисенко взялся за чайник.

— Спасибо! С Вилли у меня нет желания встречаться, он уверен, что меня задержали во Львове. К тому же и аусвайс у меня на имя Федора Шулики. Запомнил? Федор Шулика!

— Ясно. Шулика — коршун, но, признаться, ты на него не похож. Скорей уж пивень — петух! Ничего из этого не выйдет, дорогой Шулика, сюда Жорж Околов из Смоленска приезжает частенько. Здесь Николай Гункин и Гоша Кабанов-Мальцев, с которым ты сидел в ДПЗ. Ему тоже удалось бежать с какими-то бандитами и чудом пробраться в Витебск. Немцы позволили ему включиться в «работу». Он рассказывал о твоем побеге, и какая после того поднялась кутерьма.

— Трус он, вот что, — сказал Олег и отметил про себя: «Значит, он бежал с Рыжим и Кудлатым».

— Не знаю, — неопределенно согласился Денисенко. — Пробраться в Витебск и наладить с Околовым связь непросто! Ему верят. Теперь он, кстати, опять женился… Имей в виду, что Гункин работает начальником паспортного стола, а Кабанов — начальником телефонной станции. Он же руководит восточной связью НТС. Жена у него из тех дам, что вызывают у юношей сладостные мечты… а у стариков игривые помыслы… Живут они, — он ткнул пальцем, — на Большой Революционной, сорок четыре.

— Ты влюбился, что ли, в его жену?

— Нет, упаси бог! Тебе подойдет!

— Ты с ума сошел!

— Но погоди-погоди, не латоши, Шулика, ты понимаешь, что муж командует телефонной станцией. Значит, руководит восточной связью НТС? Шутка ли?! Это адреса, фамилии энтээсовцев, действующих на оккупированных территориях…

— На кой черт тебе это знать, у тебя самого ведь связи никакой нет.

— Откровенно говоря, Алексей Алексеевич Хованский посоветовал, предварительно присмотревшись, связаться с Ксенией Околовой. Я думал: «Сестра Жоржа и вдруг советская разведчица? Невероятно!» Жорж попросил меня, когда мы пришли в больницу, подождать его в приемном покое, пока он поговорит с глазу на глаз с сестрой. Сам понимаешь, что их разговор наедине открыл бы карты, и я, недолго думая, шмыгнул за ним в маленькую приемную вроде предбанника, где в свое время перед бывшим покоем архимандрита дежурил служка-монах или как их там называют!…

— Послушник!

— Вот! Так вот, сквозь щель двери — добрый палец толщиной — наблюдал их встречу и слышал от слова до слова весь их разговор и понял, что наш добрый друг и учитель не ошибся. Разговор у них не получился, и встретились они как чужие.

— Ну, как, — спрашиваю Жоржа, — поговорил с сестрой? Обрадовалась?

— Поговорил, — отвечает, — обрадовалась, очень обрадовалась! — А сам в сторону смотрит.

Пошли мы в больничный сад, посидели на скамейке. Больше в молчанку играли. Часа через два нас пригласили в конференц-зал, где собрался весь медицинский персонал. Выступал Жорж складно, сам знаешь, когда он злой, говорит неплохо.

— Да, мужик он неглупый и подкованный демагог! — подтвердил Чегодов.

— Верно, но речь не о нем… Он заливался соловьем о «солидаризме», и кое-кто ему угодливо кивал. И я вышел из зала во двор и пошел бродить по территории больницы. Здесь был мужской монастырь со скитами, трапезными и обителями, превращенными в больничные корпуса…

— Ну и что дальше-то? — не выдержал Олег.

— Так слушай и не перебивай, — продолжал Денисенко, — заинтересовал меня почему-то скит на отшибе, потянуло туда, словно невидимая рука повела. Светит солнышко, кругом тишина. Стою я, прислонился к клену и тишину слушаю. Люблю я слушать тишину. Скит маленький, три зияющих дыры вместо окон, а над ними ангелочки нарисованы. И слышу тихий разговор. «Попейте водички, товарищ полковник, водичка свеженькая, из родничка. И потерпите малость. Скоро уже дохторша придет. Дядя Петро, помогите напоить полковника», — говорит молодой, совсем еще юношеский голос.

«Порядок! — бубнит через минутку чей-то басок. — Ты гляди, как я делаю. Я ведь, Мишенька, скоро уйду, самому придется за полковником ухаживать. А поправишься, тоже в лес к партизанам подашься! И документик тебе Ксения Сергеевна выправит что надо»… После чего, дорогой Олег, я и убедился, что сестрица нашего Жоржа советская разведчица или просто настоящая русская женщина. — Денисенко прислушался. — А вот вроде и она.

Дверь в сенях заскрипела. Вошла женщина, довольно еще молодая или, может быть, Чегодову так показалось. Ее глаза сияли, губы улыбались, все лицо светилось радостью. Она хотела что-то сказать, но, увидев Олега, вопросительно взглянула на Денисенко.

— Позвольте представить вам моего друга, нашего товарища Олега Чегодова. Верьте ему, как мне.

— Ксения Околова. — Она крепко пожала руку Олегу и глянула ему в глаза: — Здравствуйте, мне очень приятно. Не знаю, известно ли вам, я пришла с радостной вестью, — и отступила на шаг. Лицо ее стало торжественным, и она, словно читая что-то очень важное, громко произнесла:

— Вчера на Красной площади состоялся традиционный парад войск по случаю двадцать третьей годовщины Октябрьской революции. Верховный Главнокомандующий, товарищ Сталин, напутствовал войска словами: «На вас смотрит весь мир, как на силу, способную уничтожить грабительские полчища немецких захватчиков. На вас смотрят порабощенные народы Европы, подпавшие под иго немецких захватчиков, как на своих освободителей. Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Будьте же достойны этой миссии!»