Страница 37 из 53
Получив жалование, казаки на следующий день отправились на 50 стругах в море, по 30–40 человек в каждом. Другая группа казаков, в количестве 700 человек на 25 стругах, под начальством атамана Шилы, возвратилась с моря и рассказывали, что «они были за морем за полтора днища от Константинополя. Повоевали в Царьградском уезде села и деревни, многих жителей пленили, но турки побили у ник на море до 400 человек».
Послы были отпущены в Азов, в Константинополе в это время происходила страшная смута. Султан был убит янычарами, а в Багдаде поднялось восстание и всех янычар перерезали. Когда послы явились в Константинополь, то им заявили, что туркам теперь не до них. Послы должны были покинуть Константинополь, но к ним явились янычары и потребовали плату за корабль с товарами, захваченный казаками, а в противном случае угрожали расправой. Прибыв в Кафу, послы были задержаны, потому, что были получены сведении, что донские казаки вышли в море. Сведения не подтвердились и послы были отправлены в Керчь. Но когда они прибыли в Керчь, то к городу на 30 стругах подошли казаки в составе 1 000 человек. В городе поднялось волнение, посланников сняли с корабля и посадили в городскую башню. Посол Иван Кондырев послал к казакам сказать, чтобы они ушли, иначе татары расправятся с послами. Казаки, хотя и ответили, что они без добычи не возвращаются, но послушались и ушли. Послы были отпущены и отправлены степью. В степи послы были схвачены ногайцами, которые потребовали от них возврата 2 000 золотых, уплаченных ими донским казакам за выкуп захваченного ими сына Таманского хана. Сопровождавшие послов турецкий и азовский проводники должны были отправить послов в Темрюк, где они были снова посажены в башню. За подарки послы были освобождены. К Азову в это время подошли донские казаки и турки грозили послов побить. Посол снова отправил послание казакам с просьбой уйти от Азова; казаки послушались и послы были отпущены.
Эта пространная выписка характеризует отношения, существовавшие в устье Дона между Москвой и казаками, с одной стороны, и Турцией и Крымом — с другой. В 1627 году Кантакузен снова прибыл в Москву и привез грамоту султана, в которой говорилось, что он хочет считать государя Михаила Федоровича себе братом, а его отца — Филарета — отцом и предлагал вместе идти войной на Польшу, «в землю короля Сигизмунда». Филарет отвечал: «Мне с королем Сигизмундом за его неправды, как и сыну нашему, в мире и дружбе никакими мерами быть нельзя, не отомстивши за его неправды». Посол просил, чтобы государь запретил донским казакам нападать на турецкие земли. Филарет отвечал, «что на Дону живут воры и государя не слушают».
Отношения с Турцией были установлены записью, в которой говорилось: «За великого государя Мурада крест целую, что ему с царем Михаилом Федоровичем в дружбе быть, послами ссылаться без урыва, помогать царскому величеству, а недругов его и на польского короля стоять за одно. Крымскому царю и ногаям, и азовским людям на московские земли войной ходить не велит». Условия, предъявленные со стороны турецких властей в отношении Крыма, ногаев и азовцев, ставило московское правительство в трудное положение относительно донских казаков.
В 1628 году в Константинополь с Кантакузеном из Москвы отправлены были послы, в составе которых были дворянин Яковлев и дьяк Евдокимов. Послы повезли, по обычаю, жалование донским казакам — 2 000 рублей, сукна и разные запасы. Прибыв на Дон, послы узнали, что атаман Каторжный с казаками вышел в море, и что казаки с азовцами живут не в мире. Они стали требовать мирных отношений с азовцами. Казаки отвечали: «Помиримся, турецких сел и городов брать не станем, если от азовцев задору не будет, если на государевы окраины азовцы перестанут ходить, государевы города разорять, отцов наших и матерей, братьев и сестер, жен и детей в полон брать и продавать не станут. Если же азовцы задерут, то волен Бог да государь, а мы терпеть не станем, будем за отцов своих и матерей, братьев и сестер стоять. И в том Бог и государь волен, что наши казаки с нужды и бедности пошли на море зипунов доставать, не зная государева нынешнего указа и жалованья, а нам послать за ними нельзя, и сыскать их негде — они на одном месте не сидят» (Соловьев, т. 9, стр. 1244).
Пришел с моря Каторжный и заявил, что турки погромили его у Трапезунда. Послы помирили казаков с азовцами и поехали дальше, они были ласково встречены в Турции, но пришли вести, что донские казаки напали на Крым, заняли и выжгли город Карасу, Минкуп, и отношение хозяев изменилось. Кантакузен в переговорах с Турцией превратился в постоянного посла. Путь его следовании из Турции в Москву проходил через земли донских казаков и он останавливался в их центре, вел с ними разговоры, наблюдал, доносил обо всем султану, и предлагал царю и патриарху проекты, касающиеся казаков. Уже в 1627 году патриах писал донским казакам: «Или того себе чаете, что мы великий государь не можем с вами управиться». За дальнейшее непослушание царь грозит «казнити смертию казаков». В 1628 году последовала новая грамота, в которой писалось, что «царь и патриах на казаков кручиноваты, какими обычаями вы там делаете не по нашему указу». Наконец, долгие угрозы переросли в совершенно враждебные отношения. (Сватиков, стр. 73–74).
В 1639 году с посольством в Турцию, с которым возвращался и Кантакузен, был послан воевода Иван Карамышев, и с ним 700 человек войска с грозным царским указом, в котором казакам приказывалось идти на польского короля под командой турецкого паши. Кроме того, от казаков требовалось полное во всем послушание воеводе. А Иван Карамышев был тот воевода, который под Волоколамском, при подходе к нему короля Сигизмунда, не оказывал ему никакого сопротивления, будучи сторонником польского претендента на московский престол. По заявлению летописца Смутного времени, Карамышев, «мало проявлял промысла, и сопротивление против Сигизмунда было со стороны атаманов Нелюбы Маркова и Ивана Епанчина». Из Москвы на Дон пришли вести, что Карамышев сам напросится на Дон казаков побивать и вешать. По этим сведениям казаки уже в первой станице на Медведице для сопровождения воеводы наряду не дали, объявив, что, по рассказам бежавшего из ссылки казака, воевода послан с наказом — юрты на Дону разорить, а атаманов и казаков всех повешать и казнить. Послы и воевода прибыли на Дон и потребовали, чтобы казаки явились в стан воеводы. Казаки категорически отказались и требовали, чтобы посол и воевода сами явились на Круг. Посол Савин прибыл на Круг и прочел грамоту, в коей государь объявлял свой гнев и немилость за то, что казаки во время мира нападают на султанские корабли, разоряют его города и послов союзных держав на пути задерживают. Казакам строго приказывалось с азовцами жить мирно и вместе с турецкими войсками под начальством их пашей идти против польского короля, дабы пролитием крови вину свою заслужить, храбростью и повиновением проступки загладить. «Пока же вины не загладите, жалования вам не будет».
Настоящей войны между Турцией и Польшей патриарху вызвать не удалось, но отношение с донскими казаками постепенно портилось. На требование жить с азовцами в мире старшины отвечали, «что они по воле же государя с азовцамн помирятся и послов до Азова с честью проводят». Дальше казаки объясняли, что на море они ходят против басурман потому, что им опричь кормиться нечем, царского жалованья они не получают и ныне оного с послом не прислано. «С азовцами же воюют потому, что они сами не дают им покоя, и беспрестанно ходят на промысел в наши украины».
Совершенно другое отношение казаки проявили к воеводе Карамышеву. Его казаки пригласили, или вернее, привели силою на Круг, рубили саблями, кололи рогатинами; потом потащили за ноги к Дону и бросили, еще живого, в воду. Казаки сильно обвиняли Кантакузена за то, что по его жалобе 60 казаков, сопровождавших его, посланы в ссылку, однако пока не тронули. На другой день казаки прислали сказать послам, что вреда им никакого не будет, 800 000 рублей, хранящихся в струге Карамышева, не тронут и послов мирно и честно до Азова проводят, что действительно и исполнили. (Броневский. История Казаков, т. 1, стр. 115–116).